Список форумов Севастополь.ru
Севастополь.ru   |   FAQ   |   Правила   |   Поиск   |   Пользователи   |   Регистрация
Личные данные   |   Войти и проверить личные сообщения   |   Вход

О крымских татарах: исторические исследования
На страницу 1, 2, 3, 4  След.
 
Создать   Ответить на тему    Список форумов Севастополь.ru -> Общественно-политический
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Савилов В.Н.
Адмирал
Адмирал




Пришёл: 15.02.2005
Сообщения: 4856
Откуда: Севастополь
Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Вт, 14.11.2006, 09:47             цитировать    

Фрагмент из как я понимаю из книги Игоря Пыхалова. Был выложен автором на ВИФе, а я его "кидаю" сюда.


Крымские татары: история предательства. Эпизод первый
--------------------------------------------------------------------------------

Одной из громких тем в мутном потоке всевозможных разоблачений, захлестнувшем нашу страну в конце 1980-х годов, стала «трагическая судьба крымских татар». Крушившие сверхдержаву борцы с тоталитаризмом не жалея красок расписывали жестокость и бесчеловечность карательной машины сталинского режима, которая, дескать, обрекла безвинный народ на страдания и лишения. Сегодня, когда лживость многих перестроечных мифов становится очевидной, имеет смысл разобраться и с этим вопросом.

Осколок Золотой орды

А не сильная туча затучилась,
А не сильные громы грянули,
Куда едет собака Крымский царь?
А ко сильному царству Московскому.
Запись песни XVI века


Плодородные земли и благодатный климат Крыма с незапамятных времён притягивали туда различные народы. Кто только не селился здесь на протяжении веков: скифы и сарматы, греки и римляне, готы и гунны, печенеги и половцы. Жили там и древние русичи, основавшие в конце X века на территории полуострова Тмутараканское княжество.

В 1223 году землю древней Тавриды навестили татаро-монголы, захватившие и разграбившие город Судак. В 1239 году новые завоеватели приходят уже всерьёз и надолго. Крым превращается в один из татарских улусов [1].

В результате распада Золотой Орды в 1443 году образуется Крымское ханство, правителем которого стал победивший в междоусобной борьбе Девлет-Хаджи-Гирей [2]. Территория ханства в пору его расцвета включала в себя не только Крымский полуостров, но и приазовские и северно-причерноморские степи, вплоть до Дуная, а также Кубанский край. Однако независимым новоиспечённое государство оставалось весьма короткое время. Уже в 1475 году сын Хаджи-Гирея Менгли-Гирей был вынужден подчиниться Османской империи, признав себя её вассалом [3].

Во всех стратегически важных пунктах ханства были размещены турецкие войска. Главными османскими крепостями в Крыму стали Перекоп, Арабат, Еникале, Гёзлёв (Евпатория) и Кафа. Кроме того, турецкие гарнизоны находились в Мангупе, Инкермане, Балаклаве и Судаке. Таким образом, турки контролировали все подступы к Крыму и являлись фактическими хозяевами в Крымском ханстве [4].

Что касается местных правителей, то они фактически превратились в послушных холуёв, назначаемых и смещаемых по воле Стамбула и регулярно получающих турецкое жалование. О взаимоотношениях между султанами и их татарскими вассалами можно судить по красноречивому факту, приведённому в мемуарах воеводы Якова Собесского (отца будущего короля Речи Посполитой Яна Собесского). В 1621 году во время польско-турецких переговоров участвовавший в них калга-султан [5] осмелился заявить претензии по вопросам установления границ ханства. Однако он был тут же поставлен на место турецким визирем: «Не тебе говорить о границах. Татарам подобает выполнять приказания моего господина» [6].

Считая земледельческий труд уделом рабов, крымские татары предпочитали добывать пропитание разбойными набегами на соседей. Основой местной «экономики» стал угон в плен жителей сопредельных территорий и продажа их в рабство. Посланник польского короля Мартин Броневский, несколько месяцев пробывший в Крыму в 1578 году, так характеризовал крымских татар: «Народ этот хищный и голодный, не дорожит ни своими клятвами, ни союзами, ни дружбою, но имеет в виду только одни свои выгоды и живёт грабежами и постоянною изменническою войною» [7]. То же самое отмечал целый ряд современников.

Это вполне устраивало Османскую империю, которая использовала беспокойных и диких подданных как передовой отряд в своём натиске на страны Восточной Европы, в первую очередь против России и Польши. Впрочем, зачастую потомки Чингисхана отправлялись в набеги не по приказу из Стамбула, а по собственной инициативе. Как объясняли они посланцам турецкого султана: «А ведь вот есть больше ста тысяч татар, не имеющих ни земледелия, ни торговли. Если им не делать набегов, то чем жить станут? Это и есть наша служба падишаху» [8].

За вторую половину XVI века на Московское государство было совершено 48 набегов крымских татар [9]. За первую половину XVII века будущие «жертвы сталинского произвола» угнали в полон более 200 тыс. русских пленников. Ещё сильнее пострадали украинские земли, входившие в то время в состав Польши. С 1605 по 1644 год на Речь Посполитую было совершено не менее 75 татарских набегов. Лишь за 1654–1657 годы с Украины угнали в рабство свыше 50 тыс. человек. К 80-м годам XVII века остававшаяся под польской властью Правобережная Украина почти полностью обезлюдела [10].

В первой половине XVIII века из Крыма, по свидетельству католического миссионера К.Дюбаи, ежегодно вывозилось 20 тыс. рабов. Около 60 тыс. невольников использовалось в самом ханстве, в основном для сельскохозяйственных работ [11].

Сегодня «униженные и оскорблённые» потомки грабителей и работорговцев пытаются переписать историю. Вот что утверждает в «Независимой газете» проживающий в Москве «крымско-татарский писатель» Айдын Шем:

«Мы, крымские татары, всегда жили дружно с представителями других национальностей. На протяжении веков представители всех конфессий чувствовали себя в Крымском ханстве уважаемыми и защищёнными подданными. Наши ханы давали деньги и на христианские монастыри, и на караимские кенассы, а когда Крым оказался под пятой Российской империи, то жители крымских деревень прятали у себя евреев от организуемых властями погромов и мобилизовали против погромщиков русских мастеровых и рабочих» [12].

Воистину наглость — второе счастье.

Разумеется, терпеть разбойничье гнездо у своих границ в Кремле не собирались. Однако поскольку за спиной крымских ханов стояла Турция, ликвидировать крымско-татарскую угрозу долгое время не удавалось. Русское государство защищалось от набегов укреплёнными линиями, образованными цепочками больших и малых городов-крепостей — «засечными чертами». Обычно это были 100-метровые полосы поваленных верхушками на юг деревьев, укреплённые валами. По всей черте находились дозорные вышки и укреплённые пункты-остроги.

Самой ранней была 500-километровая «Большая засечная черта», созданная в середине XVI века: от Рязани до Тулы — по реке Оке, от Белева и Перемышля через Одоев, Крапивну, Тулу и Венев до Переяславля-Рязанского и от Скопина через Ряжск и Сапожок до Шацка. В опасных местах укреплённые крепости были построены в несколько линий [13].

В 1560-х годах создававшаяся десятилетиями «засечная черта» сомкнулась, образовав связную и сплошную пограничную охранную линию, содержавшуюся практически всем населением Московского государства, с которого стали брать особые засечные деньги, собиравшиеся на расходы по поддержанию и укреплению черты [14].

В 1635–1654 гг. была сооружена Белгородская оборонительная черта: непрерывный вал с частоколом начинался в Ахтырке (западнее Харькова) и через Белгород, Козлов и Тамбов выходил к Симбирску на Волге [15]. Это сразу снизило интенсивность крымских набегов на Россию.

Перелом наступил в XVIII веке. Выяснилось, что лёгкая крымская конница, до совершенства отработавшая тактику захвата полона, не может сопротивляться современной армии. В ходе русско-турецкой войны 1735–1739 гг. русские войска трижды вторгались в Крым, сожгли ханскую столицу Бахчисарай [16].

В 1768 году Османская империя начинает очередную войну с Россией. Выполняя приказ турецкого султана, 27 января (7 февраля) 1769 года 70-тысячное татарское войско двинулось в поход на Украину, однако сумело дойти только до Елисаветграда и Бахмута, где было остановлено и отброшено русскими полками [17].

Этот набег стал последним в истории ханства. Императрица Екатерина II твёрдо решила покончить с татарской угрозой. 14(25) июня 1771 года 40-тысячная 2-я русская армия во главе с генерал-аншефом князем В.М.Долгоруковым овладела укреплённой линией Перекопа, которую защищали 70 тыс. татар и 7 тыс. турок. Вторично разбив 29 июня (10 июля) уже 100-тысячную армию крымских татар под Кафой (нынешняя Феодосия), русские войска заняли Арабат, Керчь, Еникале, Балаклаву и Таманский полуостров [18].

Хан Селим-Гирей III бежал в Стамбул. Оставшиеся в Крыму татарские вельможи поспешили изъявить покорность. 27 июля (7 августа) 1771 года к князю Долгорукову из Карасубазара приехал ширинский мурза Измаил с подписанным 110 знатными татарами присяжным листом об утверждении вечной дружбы и неразрывного союза с Россией. Ставший новым ханом Сахиб-Гирей 1(12) ноября 1772 года подписал в Карасубазаре договор с князем Долгоруковым, по которому Крым объявлялся независимым ханством под покровительством России [19].

Потерпев ряд тяжёлых поражений на суше и на море, Османская империя была вынуждена пойти на заключение 10(21) июля 1774 года Кючук-Кайнарджийского мира, одним из условий которого стало признание независимости Крымского ханства от Турции [20]. Тем не менее, в Стамбуле не оставляли надежды вернуть полуостров под свою власть. Последовала серия инспирированных турками антирусских восстаний. Стало ясно, что «замирить» крымских татар можно лишь установив над ними русскую администрацию.

В феврале 1783 года последний крымский хан Шагин-Гирей отрёкся от престола. Манифестом Екатерины II от 8(19) апреля 1783 года Крым был присоединён к России [21]. Разбойно-паразитическое государство окончательно прекратило своё существование.

В поисках хозяина

Это же питекантроп. Мягкое обращение он принимает за слабость
А. и Б.Стругацкие. Попытка к бегству


Вопреки завываниям профессиональных русофобов дореволюционная Россия, в отличие от «цивилизованных» британцев или французов, вовсе не являлась колониальной державой. Среди её элиты можно было встретить представителей едва ли не всех населявших нашу страну национальностей. Мало того, зачастую присоединяемые к Империи инородцы получали больше прав, чем коренные русские.

Не стали исключением и крымские татары. Указом Екатерины II от 22 февраля (4 марта) 1784 года местной знати были предоставлены все права и льготы российского дворянства. Гарантировалась неприкосновенность религии, муллы и другие представители мусульманского духовенства освобождались от уплаты налогов. Крымские татары были освобождены от воинской повинности [22].

Однако как справедливо гласит русская пословица: «Сколько волка ни корми — он всё в лес смотрит». Оказалось, что время уже упущено. Если присоединённые двумя веками раньше казанские татары успели стать для русских добрыми соседями, то их крымские сородичи никак не желали смириться с тем, что эпоха набегов и грабежей безвозвратно ушла, испытывая к созидательному труду органическое отвращение.

«Поселившиеся на полуострове крымские татары, по характеру местности разделяясь на степных и горных, различаются между собою и по образу жизни. Горный татарин обладает более роскошною природою и потому знаком с бОльшим довольством домашней жизни, но зато гораздо ленивее степного. Он сидит целый день в тени своих садов, курит трубку и, смотря на обилие плодов, уверен, что сбыт их обеспечит в достаточной степени, на круглый год, всё его семейство. Имея много свободного времени, горный татарин любит проводить время в беседе, предаваться разным увеселениям, верховой езде и другим забавам, развивающим его предприимчивость и умственные способности. В этом отношении он стоит гораздо выше своего собрата-степняка, хотя, по значительной лени и бездеятельности в домашнем быту, живёт так же грязно и бедно: его жилище, пища и одежда отличаются необыкновенною простотою и воздержанностию.

Ещё в худшем положении находится жизнь степного татарина. По природе ленивый, он работает только по необходимости и настолько, чтобы не умереть с голода. Татарин пашет землю, роет водопроводные канавы, для поливки своих полей, только потому, что без них невозможно его существование. Степной татарин может по пальцам пересчитать, сколько раз в своей жизни он пробовал баранье или говяжье блюдо; если он ест пшено на молоке, какую-нибудь жидкую кашицу и круглый год хлеб — он совершенно доволен своим положением и не станет никогда жаловаться на свою участь, или бедность. Вокруг него повсюду видно отсутствие довольства; его дом или лучше мазанка, с плоскою черепичною крышею, построена наскоро, кое-как, обмазана глиною и мало защищает от непогоды; его полуразвалившийся, со дня постройки, забор сложен из кизяка или насухо из мелкого камня. В ауле видна беспорядочность постройки, кучи сору, отсутствие жизни и деятельности; в доме татарина — нечистота и неопрятность составляют характеристическую принадлежность каждого семейства» [23].

В конце XVIII века бОльшая часть татарских обитателей полуострова перебирается на жительство в Турцию [24]. Оставшиеся затаили хамство, выжидая подходящий момент, чтобы отомстить «русским гяурам», разрушившим привычный работорговый образ жизни.

Удобный случай представился во время Крымской войны 1853–1856 годов. Поначалу татары скрывали свои намерения, стараясь усыпить бдительность русских властей. По праздникам духовенство произносило в мечетях пафосные речи насчёт преданности государю и России. В письме к местному губернатору генерал-лейтенанту В.И.Пестелю от 19(31) января 1854 года таврический муфтий Сеид-Джелиль-Эффенди напыщенно заявлял:

«Я напротив, смело уверяю, что между всем татарским населением нет никого, на которого бы нынешний разрыв с Турецкою Портою и война с нею наводил даже мысль доброжелательную к единоверцам, известным здесь, у нас, между татарами, своим безумным, необузданным и своевольным фанатизмом, гибельным для них самих и для каждого гражданина» [25].

Жители делали пожертвования в пользу русских войск, принимали их с показным радушием. Например, 8(20) апреля 1854 года в Евпатории общество татар угощало водкой 3-ю батарею 14-й артиллерийской бригады [26].

Подобными поступками крымские татары вполне достигли своей цели. В рапорте новороссийскому генерал-губернатору князю М.С.Воронцову от 17(29) ноября 1853 года таврический губернатор В.И.Пестель легкомысленно уверял, будто все слухи о волнении татарского населения ложны. Дескать, управляя девять лет губернией, он вполне изучил все оттенки татарского характера, никто из татар не желает возвращения под владычество турок. И вообще ситуация под контролем: ему «будет известно всё, что будет делаться и говориться не только у татар, но и у христиан, в числе которых есть вредные болтуны» [27].

Между тем, пользуясь ротозейством губернатора, татары устраивали в разных местах Крыма сходки и совещания, тщательно скрывая их от христианского населения. Присланные из Константинополя турецкие эмиссары призывали к восстанию против русских, обещая райские кущи после «соединения с правоверными» [28]. Неудивительно, что стоило английским, французским и турецким войскам начать 1(13) сентября 1854 года высадку под Евпаторией [29], как в настроениях крымских татар произошла «значительная перемена в пользу неприятеля» [30].

Для обустройства захваченной территории оккупанты предусмотрительно привезли в своём обозе эмигрантское отребье: поляка Вильгельма Токарского и потомка рода Гиреев Сеит-Ибраим-пашу. Первого из них назначили гражданским комендантом Евпатории, второй должен был стать «живым знаменем» для мятежных татар. Впрочем, на самом деле мирно коротавший свой век в Болгарии как частное лицо потомок крымских ханов пашой никогда не был. Это звание ему присвоили условно, для поднятия авторитета среди дикого и невежественного татарского населения [31].

— Отныне, — торжественно объявил Токарский собравшимся татарам, — Крым не будет принадлежать России, но, оставаясь под покровительством Франции, будет свободным и независимым.

В сопровождении огромной толпы Токарский вместе с Сеит-Ибраимом отправились в мечеть, где было совершено торжественное богослужение. Восторгу татар не было пределов. В холуйском порыве они подняли и понесли Ибраим-пашу, целовали руки и одежду турецких солдат [32].

Видя такое развитие событий, остававшиеся в Евпатории христиане были вынуждены искать спасения в бегстве, однако на дороге их нагоняли верховые татары, грабили, били и нередко связанными по рукам и ногам доставляли в руки неприятеля. Многие из жителей города поплатились увечьем, а некоторые были умерщвлены самым зверским образом [33].

Новый гражданский губернатор Евпатории сформировал из местных татар диван или городское управление. Гласный думы Осман-Ага-Чардачи-Оглу, более известный под уличным именем Сукур-Османа, был назначен вице-губернатором города, кузнец Хуссейн — капитаном [34].

Согласившись с Ибраим-пашой, Токарский приказал татарам грабить всех крестьян немусульманского вероисповедания [35]. Навёрстывая упущенное за время российского рабства, «угнетённые жертвы самодержавия» с радостью занялись любимым ремеслом. Начался разнузданный грабёж русского населения. В конце 1854 года предводитель дворянства Евпаторийского уезда докладывал губернатору Таврической губернии В.И.Пестелю, что «при возмущении татар в этом уезде бОльшая часть дворянских экономий потерпела расстройство и разорение, имения были разграблены татарами, и рабочий скот отнят, а также лошади и верблюды» [36].

Так, было подчистую разграблено имение генеральши Поповой Караджа (ныне село Оленевка). Татары отняли весь рогатый скот, овец и лошадей, забрали весь хлеб урожая двух лет, смолоченный в амбарах и немолоченный в скирдах, разорили виноградный и фруктовый сад, рыбный завод, разграбили имущество, мебель, серебро, причинив убыток свыше чем на 17 тыс. рублей [37]. Из имения М.С.Воронцова Ак-Мечеть (ныне Черноморское) вороватые потомки Чингисхана угнали 10 тысяч овец, лошадей князя, не побрезговали взять сахар, стеариновые свечи и вообще утянули всё, что плохо лежит [38]. 4(16) сентября 1854 года было разграблено имение Аджи-Байчи, а его владелец Весинский с братом отведены в Евпаторию [39].

Выдача русских должностных лиц оккупантам стала ещё одним проявлением предательской деятельности крымских татар. Токарский приказал им ловить казаков и всех чиновников, обещая за это «генеральский чин, большую медаль и 1000 руб. денег». «Под этим предлогом фанатики с кузнецом Хуссейном беспрестанно искали казаков в сундуках у крестьян и бесчинствовали два дня» [40]. В частности, их жертвой стал евпаторийский уездный судья Стойкович, который был избит и захвачен в плен, имение его разграблено, постройки разрушены, и находившиеся там дела уездного суда уничтожены [41].

Чтобы спастись от татарских бесчинств, большинство уцелевших помещиков принуждены были купить охранный лист за подписью Ибраим-паши, заплатив за него довольно высокую сумму [42].

Награбленный скот сгонялся в Евпаторию, где его закупали войска антироссийской коалиции, щедро расплачиваясь фальшивыми турецкими ассигнациями [43]. По подсчётам известного торговца-караима Симона Бабовича, татары успели передать неприятелю до 50 тысяч овец и до 15 тысяч голов рогатого скота, большей частью отнятых у христианского населения [44].

Вскоре после высадки вражеских войск в Крыму таврический губернский прокурор доносил министру юстиции графу В.Н.Панину, что «как видно из поступающих сведений, некоторые из крымских татар в местах, занятых неприятелем, поступают предательски, доставляя во враждебный стан на своих подводах фураж, пригоняя туда для продовольствия стада овец и рогатого скота, похищаемые насильственно в помещичьих экономиях, указывают неприятелю местности, предаются грабежу и вооружённой рукой противоборствуют нашим казакам. У некоторых татар Евпаторийского уезда отыскано оружие...» [45]. Однако в действительности следовало бы говорить не о «некоторых татарах», а о практически поголовном прислужничестве оккупантам.

Массовое предательство затронуло и крымско-татарскую верхушку, мгновенно забывшую обо всех благодеяниях, оказанных ей русскими властями. Как отметил член комитета для пособия жителям Новороссийского края, пострадавшим от войны действительный статский советник Григорьев в представленной наследнику цесаревичу «Записке по поводу войны 1853–1856 г.»: «Мурзы, которые обыкновенно десятками шатались в канцелярии губернатора, с появлением неприятеля исчезли, а некоторые, жившие вблизи Евпатории, передались неприятелю» [46].

Голова сакский часто бывал с другими татарами в неприятельском лагере, голова джаминский привёл с собой в Евпаторию до 200 человек татар, которые изъявили желание вступить в создаваемые оккупантами вооружённые формирования. Волостной старшина Керкулагской волости забрал 1800 руб. казённых денег, хранившихся в волостном правлении, отправился в Евпаторию, где и поднёс эти деньги Ибраим-паше в виде подарка. Вся волость последовала его примеру и предалась неприятелю [47].

Впрочем, в своём рвении керкулагский старшина был отнюдь не одинок. Как доносил 3(15) октября 1854 года майор Гангардт новому генерал-губернатору Новороссии Н.Н.Анненкову: «Почти из всех волостей сборщики принесли ему (Ибраим-паше. — И.П.) государственные подати до 100 000 руб. сер. Он очень презрительно выражался о татарах и жестоко их бил. Нагло и мелочно требовал от всех подарки» [48].

Приходится признать, что в отличие от царской администрации, Ибраим-паша прекрасно понимал психологию крымских татар и знал, как следует с ними обращаться.

Однако бурная деятельность потомка Гиреев встревожила англичан и французов, поскольку они всё-таки посылали его поднимать татарское население на борьбу против России, а не набивать собственные карманы. В результате Ибраим-паша был отдан под строжайший надзор английского и французского военных губернаторов [49].

Крымские татары неоднократно выступали проводниками войск антироссийской коалиции. Например, когда 22 сентября (4 октября) 1854 года в Ялте высадился вражеский десант, «до 1000 человек неприятелей пошли по домам и преимущественно по присутственным местам, следуя указанию татар, и начали грабить казённое и частное имущество» [50]. Русскими властями было задержано множество татар из деревень Узенбашчик, Бага (Байдарской волости), Ай-Тодор, Бахчисарая и других мест, служивших неприятелю в качестве разведчиков и проводников [51].

Под руководством английских, французских и турецких офицеров в Евпатории началось формирование специальных отрядов «аскеров» из татар-добровольцев. Вооружённые пиками, пистолетами, саблями и частично винтовками и возглавляемые евпаторийским муллой, они использовались для гарнизонной службы и для разъездов вокруг города [52]. В конце декабря 1854 года в гарнизоне Евпатории насчитывалось до 10 тысяч турецкой пехоты, 300 человек кавалерии и около 5 тысяч татар, способных носить оружие; англичан же и французов там было не более 700 человек [53].

Помимо Евпатории шайки татар в 200–300 человек бродили по уезду, разоряли имения, грабили и разбойничали. В короткое время татарские бесчинства и грабежи распространились вплоть до Перекопа. В своём предписании командующему резервным батальоном Волынского и Минского полков от 10(22) сентября 1854 года князь Меншиков указывал на необходимость соблюдать особую осторожность при походном движении, «дабы не подвергнуться нечаянному нападению со стороны, как неприятеля, так и жителей» [54]. Общая численность крымско-татарских формирований на службе у антироссийской коалиции превышала 10 тысяч человек [55].

Кроме того, оккупанты активно использовали своих холуёв для фортификационных работ. Усилиями крымских татар Евпатория была обнесёна укреплениями, улицы баррикадированы, а перед карантином вырыт ров [56].

Расплата за предательство наступила довольно скоро. 29 сентября (11 октября) 1954 года к городу подошла уланская дивизия генерал-лейтенанта Корфа. «Совершенно ровная и гладкая местность перед Евпаториею дозволила установить тесную блокаду и прекратить сообщение города с уездом. Цепь аванпостов наших, расположенных верстах в пяти от города, составила полукруг, один конец которого примыкал к морю со стороны карантина, а другой — возле каменного моста, на рукаве Гнилого озера. Один дивизион улан, посланный на косу Белу, окончательно замкнул выход из города внутрь страны» [57].

Поскольку продовольственные запасы в Евпатории были незначительными, англичане и французы, как и подобает цивилизованным европейцам, бросили своих туземных прислужников на произвол судьбы, выдавая им по горсти сухарей в сутки. Хлеб продавался по таким ценам, которые были недоступны татарам. В результате последние терпели страшный голод. Как сообщил 29 ноября (11 декабря) 1854 года один из татар-перебежчиков, многие из его соплеменников принуждены были питаться гнилым луком, отрубями и зёрнами кукурузы. Они переносили страшные лишения и умирали сотнями [58]. Согласно показаниям перебежавшего на нашу сторону татарина:

«Когда сделалось гласным воззвание главнокомандующего, обещавшего прощение всем возвратившимся в свои селения, то ежедневно до 200 женщин и девок стоят около полиции и просят у коменданта Токарского пропуск из города. Токарский строго воспрещает это.

Объявив, что всякий самовольно решившийся выйти из города будет расстрелян, он говорил, что всех возвращающихся татар русские тиранят и вешают, и уверял, что скоро привезут из Варны столько продовольствия, что его будет достаточно для всех жителей города» [59].

Однако, зная традиционную мягкость и снисходительность российских властей, татары не слишком верили коменданту. Каждый день к русским аванпостам выходило по несколько перебежчиков [60].

Отличились будущие «невинные жертвы сталинизма» и на противоположном конце Крымского полуострова, когда 13(25) мая 1855 года вражеские войска вступили в Керчь. Спасаясь от разбоя, христианское население города и окрестных деревень, бросив своё имущество, бежало под защиту русской армии:

«Дорога была покрыта в несколько рядов всевозможными экипажами и пешеходами, в числе которых были и дамы, представительницы лучшего общества в Керчи. Спасаясь бегством без предварительных приготовлений, они бросились из города в чём были. В одном платье и в тонких башмаках, от непривычной скорой ходьбы по каменистой дороге, женщины падали в изнеможении, с распухшими и окровавленными ногами. Но этого мало: изменники татары бросились в догоню, грабили, убивали, а над молодыми девушками производили страшные бесчинства. Насилия татар заставляли переселенцев забыть об усталости и спешить за войсками, обеспечивавшими их от опасности» [61].

Как сообщает действительный статский советник Григорьев в уже упоминавшейся «Записке по поводу войны 1853–1856 г.»: «С моря угрожаемые неприятелем, на своей степи преследуемые изменниками татарами, несчастные керченцы, при всём изнурении сил, движимые чувством страха, бежали по терновой и каменистой дороге, пока не укрылись в безопасное место» [62]. Из 12-тысячного населения в городе осталось не более 2000 человек [63].

Не гнушались татарские жители Крыма и грабежом православных храмов. Так, ими была разгромлена Захарие-Елизаветинская церковь в принадлежавшем князю М.С.Воронцову уже упомянутом селении Ак-Мечеть [64]. Грабители разломали церковные двери, расхитили ценную утварь, прокололи во многих местах запрестольный образ [65]. После высадки вражеских сил в Керчи татары вместе с примкнувшими к ним мародёрами из экспедиционного корпуса ворвались в церковь Девичьего института, унесли облачение, серебряное кадило, дискос и даже медные кресты, осквернили алтарь [66].

Впрочем, не все крымские татары оказались предателями. Находившаяся в Севастополе льготная часть [67] лейб-гвардии крымско-татарского эскадрона принимала участие в защите города. В ночь с 24 на 25 сентября (с 6 на 7 октября) 1854 года во время рекогносцировки, предпринятой русской кавалерией, гвардейцы-татары захватили врасплох разъезд из четырёх английских драгун. Двое из неприятелей были убиты, двое других взяты в плен [68]. За этот подвиг унтер-офицер Сеитша Балов и рядовые Селим Абульхаиров и Молладжан Аметов были награждены знаком отличия военного ордена [69].

Справедливо полагая, что волнения в Евпаторийском уезде могут вредно отозваться на военных операциях, князь А.С.Меншиков предписал таврическому губернатору генерал-лейтенанту В.И.Пестелю выселить из Крыма в Мелитопольский уезд всех татар, живущих вдоль морского берега, от Севастополя до Перекопа. «Мера эта, — писал князь Меншиков военному министру генерал-лейтенанту князю В.А.Долгорукову 30 сентября (12 октября) 1854 года, — в настоящее время, по моему мнению, будет тем более полезна, что татары сочтут это за наказание, учинённое им, в то самое время, когда неприятельская армия ещё находится в Крыму, и покажет остальным татарам, что правительство нисколько не стесняется присутствием врагов, для примерного наказания тех из них, которые изменяют долгу присяги, содействуя неприятелю в способах приобретения довольствия» [70].

Впрочем, высказывалось и другое мнение. Из донесения майора Гангардта от 6(1Cool октября 1854 года:

«Татары Евпаторийского уезда, без сомнения, сами навлекли себе те бедствия, которые теперь испытывают, но рассмотрев беспристрастно все обстоятельства, сопровождавшие быстрое подчинение целого уезда власти неприятеля, нельзя не сознаться, что мы сами виноваты, бросив внезапно это племя, — которое, по религии и происхождению, не может иметь к нам симпатии, — без всякой военной и гражданской защиты, от влияния образовавшейся шайки злодеев и фанатиков, и надобно удивляться, что врождённая склонность татар к грабежам не увлекла толпу в убийства и к дальнейшему возмущению в прочих местах Крыма, долго остававшихся без войск. Я убеждён, что изыскания серьёзного следствия докажут, что в татарском народе далеко нет того духа измены, какой в нём предполагают, и потому следовало бы принять решительные меры, чтобы жалкое население многих деревень Евпаторийского уезда, разбежавшееся от страха, что казаки их перережут, и лишившееся через то всего своего имущества, не погибло от голода и стужи с приближением суровой зимы» [71].

Тем не менее, государь одобрил замысел Меншикова:

«Я разрешил твоё представление о переселении прибрежных татар, к чему вели приступить, когда удобным найдёшь, но обращая должное внимание, чтоб мера сия не обратилась в гибель невинным, т.е. женщинам и детям, и не была б поводом к злоупотреблениям. Полагаю, что ограничишь переселение только татарами Евпаторийского и Перекопского уездов, но не южных; в особенности ежели они останутся чуждыми измене других. В горах едва ли даже возможно будет меру эту привесть в исполнение без величайших трудностей, и вероятно поставило бы всё население против нас» [72].

Увы, этот план так и не был приведён в исполнение. 18 февраля (2 марта) 1855 года Николай I скончался, успев перед этим 15(27) февраля отстранить Меншикова от командования. Взошедший на престол Александр II отличался либерализмом и потаканием инородцам. К тому же согласно 5-й статье подписанного 18(30) марта 1856 года Парижского мирного договора:

«Их величества Император Всероссийский, Император Французов, Королева Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии, Король Сардинский и Султан даруют полное прощение тем из их подданных, которые оказались виновными в каком-либо в продолжение военных действий соучастии с неприятелем.

При сём постановляется именно, что сие общее прощение будет распространено и на тех подданных каждой из воевавших Держав, которые во время войны оставались в службе другой из воевавших Держав» [73].

Таким образом, крымские татары были избавлены от справедливого возмездия за своё предательское поведение. Однако вскоре после окончания войны турецкие агенты и мусульманское духовенство развернули среди них широкую кампанию за переселение в Турцию. Под влиянием этой пропаганды в 1859–1862 годах поднимается новая волна массовой добровольной эмиграции крымских татар. По сведениям местного статистического комитета, к 1863 году в Турцию выехало свыше 140 тыс. человек [74]. Те же, кто остался, были готовы приветствовать любого иноземного захватчика.

Верные принципам «пролетарского интернационализма», советские историки тщательно замалчивали неблаговидную роль, сыгранную крымскими татарами в войне 1853–1856 годов
Так, в вышедшем в свет в 1943 году двухтомнике академика Е.В.Тарле «Крымская война» об этих событиях не сказано ни единого слова.

Примечания:

1. Крым: прошлое и настоящее / Отв. ред. С.Г.Агаджанов, А.Н.Сахаров. М., 1988. С.18.
2. Большая советская энциклопедия. 3-е издание. Т.13. М., 1973. С.517.
3. Крым: прошлое и настоящее. М., 1988. С.21.
4. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть I. Симферополь, 1951. С.63.
5. Титул наследника крымского хана. — И.П.
6. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть I. Симферополь, 1951. С.63.
7. Там же. С.65.
8. Крым: прошлое и настоящее. М., 1988. С.24.
9. Андреев А.Р. Неизвестное Бородино. Молодинская битва 1572 года. Документальная хроника XVI века. М., 1997. С.46.
10. Крым: прошлое и настоящее. С.24–25.
11. Там же. С.28.
12. Шем А. Мария Розанова и Александр Пятигорский о крымских татарах // Независимая газета. 19 июня 2002. №119(2673). С.10.
13. Андреев А.Р. Неизвестное Бородино... С.47.
14. Там же. С.48.
15. Крым: прошлое и настоящее. М., 1988. С.26.
16. Там же. С.29.
17. Андреев А.Р. История Крыма. М., 2002. С.215.
18. Там же. С.220.
19. Там же. С.220–221.
20. Дипломатический словарь в трёх томах. Т.II. М., 1985. С.128–129.
21. Андреев А.Р. История Крыма. М., 2002. С.238.
22. Крым: прошлое и настоящее. М., 1988. С.35.
23. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.32–33.
24. Андреев А.Р. История Крыма. М., 2002. С.249–250.
25. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.282–283.
26. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны // Культура народов Причерноморья. 2004. №52. Т.1. С.48.
27. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.280.
28. Там же. С.280–281.
29. Тарле Е.В. Собрание сочинений в 12 томах. Т.IX. М., 1959. С.38–39.
30. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.49.
31. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.285–286.
32. Там же. С.286.
33. Там же. С.287.
34. Там же.
35. Там же.
36. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.54.
37. Там же. С.50.
38. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.288.
39. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.50.
40. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.287.
41. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.49–50.
42. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.288.
43. Там же. С.289.
44. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.II. СПб., 1900. С.20.
45. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.50.
46. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.286.
47. Там же. С.290.
48. Там же. С.289.
49. Там же. С.288.
50. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.50.
51. Там же. С.52.
52. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.289.
53. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.II. СПб., 1900. С.402.
54. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.291.
55. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть I. Симферополь, 1951. С.140.
56. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.II. СПб., 1900. С.20.
57. Там же.
58. Там же. С.401–402.
59. Там же.
60. Там же. С.402.
61. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.III. СПб., 1900. С.176.
62. Там же. С.177.
63. Там же.
64. Масаев М.В. О крымскотатарском населении в годы Крымской войны... С.49.
65. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.288.
66. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.III. СПб., 1900. С.178.
67. Крымско-татарский эскадрон был разделён на три части: две части находились постоянно на службе в Петербурге, а третья, в составе 3 офицеров, 8 унтер-офицеров и 64 рядовых, находилась в Крыму; через каждые три года льготная часть шла на службу в Петербург. — И.П.
68. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.II. СПб., 1900. С.33.
69. Муфтий-заде И.М. Очерк военной службы крымских татар (по архивным материалам). Симферополь, 1899. С.17.
70. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.II. СПб., 1900. С.18.
71. Там же. С.19.
72. Там же. С.37–38.
73. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание второе. Том XXXI. Отделение первое. 1856. СПб., 1857. С.226–227.
74. Андреев А.Р. История Крыма. М., 2002. С.255–256.


Ждем-с продолжения....

С уважением, Владимир
_________________


А вот хрен им, а не Россия, даже если по нас пройдут (с.)
И.Кошкин "Когда горела броня"
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Чт, 23.11.2006, 01:33             цитировать    

Савилов В.Н. писал(а):
Фрагмент из как я понимаю из книги Игоря Пыхалова. Был выложен автором на ВИФе, а я его "кидаю" сюда.


Крымские татары: история предательства. Эпизод первый
--------------------------------------------------------------------------------

С уважением, Владимир


В.Е. Возгрин.
"Исторические судьбы крымских татар."
Крымская война


ТАТАРЫ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Какую же позицию по отношению к воюющим сторонам заняло основное население Крыма? Чита[322]тель, задавшийся этим вопросом, почти наверняка прежде всего обнаружит вполне недвусмысленный и четкий ответ в капитальном труде П. Надинского: "Крымские татары оказались изменниками и тысячами перебегали в лагерь врага" (I, 131), Встречаются и более развернутые откровения того же плана, например о том, что союзникам "всеми силами" помогало "местное татарское население, восторженно встретившее турок и их покровителей. Разжигаемая турецкими и английскими агентами и собственными муллами ненависть татар к русским широко разливается грабежами и насилием вокруг Евпатории, достигает Перекопа и Армянского базара, терроризирует русское население" (Горев Л., 1955, 237). Примеры можно до бесконечности множить, но нового это даст немного — в них будет все то же стремление любой ценой заклеймить народ и, увы, все та же голословность, бездоказанность подобных "убойных" выводов. Оставим их на совести авторов, писавших после апреля 1944 г., и обратимся к источникам и фактам.

В первые же дни после объявления войны таврический муфтий Сеид-Джелил-эфенди обратился к мусульманам Крыма с воззванием. Духовный владыка говорил правоверным, что они "должны быть искренне преданы царю и отечеству и для них не щадить ни крови, ни жизни" (Материалы, I, 1871). Указание муфтия, обладавшего непререкаемым авторитетом, исполнялось почти буквально. Татары с готовностью свозили на приемные пункты все необходимое для армии, прежде всего продукты питания и фураж, А городские муллы и муфтии обратились к русским властям с выражением своей готовности всячески поддерживать их в борьбе с Турцией. Очевидно, эта инициатива была связана со ставшим им известным планом правительства о депортации всех крымских татар "в одну из отдаленных губерний" (Дубровин Н.Ф., 1900, I, 285).

Впрочем, это наше предположение; возможно, заявление мулл было искренним изъявлением желания помочь тем, кто жил с ними бок о бок уже не первое поколение. К счастью, осуществлению программы высылки татар в места отдаленные помешала на этот раз десантная операция союзников, и мусульмане были оставлены в покое. Благо вскоре выяснилось, что пользы от них куда больше, чем вреда.[323]

Впрочем, "покой" этот был весьма относительным, особенно на оккупированной врагом территории. Со стороны прибывших в обозе союзников турецких мулл начались попытки склонить татар к пособничеству, поддержанные и отдельными татарскими их коллегами. Но эта пропаганда была тут же нейтрализована выступлением местного и поэтому более авторитетного князя Мехмет бея Балатукова. Невзирая на опасность репрессий со стороны оккупантов, князь открыто "выступил защитником русских" в ряде деревень близ Евпатории, после чего зарубежные муллы просто опасались там появляться (Раков В.С., 1904, 16).

Не в пример князю Балатукову русская администрация бежала из Евпатории, оставив подопечное население без "пастыря" еще до высадки десанта. Причем некоторые чиновники оказались столь резвыми, что остановились лишь у Перекопа (Стулли Ф.С., 1894, 495). Поскольку же русская армия также отмаршировала без боя, то татары оказались брошенными на произвол оккупантов, чем те и воспользовались. Начался повальный грабеж татарских деревень и евпаторийских кварталов, причем особенно отличались французы. Бесчинства достигли таких масштабов, что о них стало известно и за рубежом. Той же осенью "Тайме" писала, что зверства союзников в евпаторийских деревнях таковы, что газета не решается привести подробности — "они слишком оскорбительны для человечества" (Материалы, II, 1871, 268). Ак-Мечеть была разграблена "дочиста, скот и овцы угнаны... людей же от старого до малого избивали и подвергали всякого рода оскорблениям" (Материалы, III, 1872, 204). Российская пресса в отличие от английской хранила по этому поводу мертвое молчание, лишь много лет спустя коснувшись такой "закрытой" темы, как страдания татар во время оккупации, да и то весьма кратко и без подробностей, очевидно решив пощадить нервы читателей, у которых в противном случае "волосы станут дыбом" (KB, 1896, №74).

Некоторые села послали гонцов в Симферополь, прося защиты от мародеров. И через несколько месяцев (!) здесь появились летучие уральские и донские казачьи сотни, отчего татары, что называется, попали из огня да в полымя. Теперь стали мародерствовать[324] казаки, причем в селах на периферии и даже вне оккупированной врагом территории — очевидно, для безопасности от противника. Справедливости ради заметим, что в грабежах лихих рубак отнюдь не было ничего "антитатарского" — с тем же успехом они угоняли коней и у русских помещиков (Стулли Ф.С., 1894, 515). Но если пропажа десятка коней мало что значила для богатого скотовода, то татарская беднота была поставлена уральцами и донцами на грань голодной смерти: они не только забирали скот, но и "беззастенчиво опустошали, если удавалось отыскать, хлебные ямы" (там же, 507). Угнанный скот казаки сбывали своим же интендантам как "отбитый у неприятеля".

Со временем местное население стало больше, чем "западных иноплеменников", опасаться появления в деревне "наших казаков и даже солдат" (Марков Е.Л., 1902, 95). И немудрено, так как последние "на весь Крым смотрели как на изменников. Под этой фирмою они угоняли стада овец, выжигали целые деревни... они врывались в дома как завоеватели; били зеркала, кололи перины, мебель, отыскивая сокровища; татары бежали от них то в лес, то к неприятелю. Если собиралась где кучка татар человек в 20, в нее стреляли. Это была тоже измена" (там же, 106).

Казачий террор действительно принуждал татар искать защиты в местах дислокации противника, за городскими стенами. "Опасаясь более всего преследования казаков, татары целыми селениями переселялись в Евпаторию и в ближайшие ее окрестности и гибли там во множестве от голода и недостатка помещения" (Дубровин Н.Ф., I, 1900, 287). Помещики же, опасаясь бросить имущество, отправились к губернатору. Не осмеливаясь гневать начальство, они указали, что ночные грабители — татары и турки. Но тот, знавший, в чем дело, прогнал их, в бешенстве заявив: "Татары не грабят и не бунтуют и бунтовать не будут — бунтуете вы!"91 (Раков В.С., 1904, 24).

Не легче было татарам и в неоккупированной части полуострова. Деревни здесь, в основном животноводческие, были практически лишены властями корма. Хотя сена в первый военный год было накошено "очень много", но его "стало ненадолго, так как проходившие полки истребляли его самым немилосердным образом — лошадей пускали прямо к стогам,[325] без привязи, и они в одну ночь вытаптывали и портили больше, чем съели бы в неделю. Но этого мало — сено служило топливом" (Стулли Ф.С., 1894, 515), и это в Крыму, где топлива всегда в избытке; даже в степи татары никогда не покупали дров, топя кизяком и кураем!

Страдали и постройки, причем не от огня артиллерии, а в тылу: "Истребительная сила наших солдат проявилась не на одном селе; стоило какому-нибудь отряду переночевать в деревне, и наутро большая часть изб, оставленных хозяевами, оказывалась без дверей и без крыш: и то и другое шло на костры, и все в присутствии того же обычно растущего кустарника. Разрушения вызывались даже не какою бы то ни было потребностью, а производились часто от скуки". После месяца такого постоя обычно "деревня была опустошена, не оставалось ни одной овцы, ни одного вола, ни зерна хлеба, ни клока сена или соломы" (там же, 516, 517).

Весьма тяжкой была подводная повинность, отвлекавшая массу рабочей силы и скота из разоренной деревни. Нехватка фуража вела к массовому падежу скота. Очевидец подсчитал, что вдоль дороги Бахчисарай — Джанкой в среднем на 1 версту приходилось 120 трупов татарских волов и лошадей (Дубровин Н.Ф., II, 1900, 358). Для уборки этой падали также использовались татары, согнанные в особые "команды".

Современники утверждают, что уже к весне 1855 г. "край был совершенно истощен, и в особенности пространство между Севастополем, Симферополем и Евпаторией". Кстати, именно по этой причине — хищнического разорения Крыма и непосильных повинностей с татар, создававших экономическую основу тыла, — "Севастополь должен был пасть сам собой" (там же, II, 360; III, 25) — это теперь был вопрос времени.

Итак, мы рассмотрели экономическую сторону жизни татарских масс в годы войны; обратимся к политической. Попробуем узнать, не было ли среди них, как уверяет нас П.Н. Надинский, "измены" трону и отечеству. Начнем с того, что сама постановка вопроса об измене угнетенных аборигенов своим колонизаторам весьма проблематична, идет ли речь о русско-крымских или, скажем, англо-индийских отношениях[326] в прошлом веке. Во всяком случае, автор не решился бы выдвигать столь серьезное обвинение, не снабдив его понятными оговорками. Впрочем, полемика на эту тему увела бы нас в сторону от основной темы. Поэтому ограничимся той самой истиной, что познается в сравнении. Выше мы видели, как сильна была настроенность против войны российского населения, в том числе и крестьянства, как откровенно выражались там даже не пацифистские, но явно пораженческие настроения. Приведем еще один пример, последний. В одном из писем Н. Чернышевский говорит: "Я жил во время войны в глухой провинции, жил и таскался среди народа и смело скажу вам вот что: когда англо-французы высадились в Крым, то народ ждал от них освобождения: крепостные от помещичьей неволи, раскольники... свободы вероисповедания..." (VII, 1950, 1002). Поразительное свидетельство для наших ультрапатриотичных авторов: народ предпочитал свободу победе в войне, падение крепостничества — захвату новых земель и племен!

Увы, столь прогрессивным мышлением население Крыма не обладало. Татары не выразили, по словам свидетеля войны, "ничем своего недовольства против наших властей", "они были кротки и умеренны" и "во весь период Крымской войны не заслуживают ни малейшего упрека" (Раков В.С., 1904, 22, 39). Может быть, они боялись единственно жестоких законов военного времени? Отнюдь. Когда однажды при изменении обстановки на фронте русская администрация сбежала во главе с губернатором в том числе и из столицы края, "уступив свою власть татарам", то... ничего не произошло. Разве что сумятица среди татар, не знавших, кому теперь оставлять подать: "Никто ничего не знал, большинство городов лишилось своих чиновников" (Дубровин Н.О., I, 1900, 294 — 300); татары же, оставшись без власти, по сути в межфронтовой полосе, как и ранее, "по обыкновению отбывали без малейшего побуждения все земские повинности..." (Раков В.С., 1904, 39).

Впрочем, одно "политическое" выступление татар все же было: один крымский землевладелец сообщает, что они "сильно избили" помещика Веснинского, который жестоко их притеснял в довоенное время (Стулли Ф.С., 1894, 497, 499). Но это не было национальным выступлением. "Едва ли была бы на их[327] месте какая-нибудь другая народность столь незлопамятна, имея такие возможности к мести", — раздумчиво завершает свой пассаж наш автор-аграрий.

Так говорили те, кто всю войну провел в Крыму. Петербургские же публицисты подняли в эти годы шумную клеветническую кампанию против "изменников-татар", подхваченную шовинистическими кругами российской провинции. Однако верить этим измышлениям могли лишь там, где не знали крымских татар. И если в России, как замечает Е.Л. Марков, сам факт "измены" был "вне всякого сомнения", то в Крыму, продолжает он, "... я не встречал ни одного старожила, который не презирал бы от всей души этих гнусных нареканий на татарина, сделавших несчастие целого края. В один голос говорят, что без татар мы проиграли бы Крымскую войну: все перевязочные средства и все припасы были в их руках" (1902, 103).

Но даже авторы "гнусных нареканий" середины прошлого века не приводили каких-либо конкретных фактов широкой "измены народа" (если только в науке есть такое понятие). Очевидно, они опасались немедленного позорного разоблачения: Россия была полна уцелевшими ветеранами Крыма. Ныне этого можно не опасаться — и в 1950-х гг. появляются все новые подробности этой "великой измены". Такая, к примеру: "В Евпатории, находившейся в руках противника, формировались военные отряды из добровольцев-татар" (Надинский П.Н., I, 1955, 131). Снова серьезное обвинение, даже чем-то перекликающееся с более поздними... Что же произошло в Евпатории, ведь дыма без огня не бывает? Выясняется, что действительно татары организовали отряд милиции в 800 человек (запомним эту цифру!) для защиты от пришлых и собственных, казачьих мародеров ("для разъездов вблизи города"). Но когда их стали притеснять муштрой и т. п., "то большая половина татар разбежалась" (Дубровин Н.Ф., I, 1900, 289). Итак, огонь в самом деле был, но какие же тучи дыма ухитрился извлечь из него Надинский! "Со стороны Евпатории постоянно существовала угроза тыловым коммуникациям русской армии, сконцентрированной под Севастополем" (I, 1951, 131) — заметим, что о столь важном стратегическом факторе не упоминает ни один специалист по Крымской войне. Очевидно, они не располагали цифрой этого "татарского сое[328]динения": 10 тыс. — понятно, приводимой Надинским без ссылки на источник.

Кстати, об источниках. Как известно, бывают заблуждения добросовестные — когда автор не располагает закрытыми архивными данными. Но здесь случай иной — Надинский располагал тем же кругом источников, что и более поздние авторы, сделавшие тем не менее совершенно противоположный вывод: когда "татар пытались организовать в Евпатории в вооруженные отряды", то инициаторы "потерпели неудачу" (Крым, 1988, 41). Поистине, слеп тот, кто видеть не хочет! Ведь даже неспециалисты по Крыму говорят мимоходом как о факте общеизвестном, что когда в Евпатории высадились союзники, "то татары не поддержали их" (Гумилев Л.Н., 1988, 6).

Впрочем, теперь нам более интересен не сам этот факт, но причины пассивности татар в судьбоносные для нации годы войны. То, что для народа предпочтительнее был бы во всех отношениях возврат к османскому протекторату, — бесспорно, ибо с приходом русских, по словам В.О. Ключевского, "легкая зависимость татар от турок сменилась тяжелой от освободителя". Выше упоминалось, что и правительство настолько было уверено в неизбежном выступлении крымчан против колониального ига в любой подходящий момент, что планировало накануне войны их выслать. И после войны еще много лет русская общественность не могла опомниться от удивления, почему "после вопиющих жестокостей и преследований, в самых широких размерах практиковавшихся в дореформенное время, татары... не воспитали в своих сердцах самую непримиримую ненависть к нам, русским" (KB, 1896, №74).

Тем не менее восстания не последовало. В то самое время, как оно могло быть поддержано всей мощью союзников, среди которых были и единоверцы-турки. В то время, как на Кавказе армия Шамиля вела отчаянную войну, "принесшую жителям гор наибольшую славу" (МЭ, XII, 119). И турки, гарантировавшие великому имаму предоставление свободы и независимости для края с северными границами по Тереку и Кубани, свое слово держали. Почему же столь соблазнительный пример никак не подействовал на крымских татар? Чем объяснить их непоколебимую лояльность по отношению к царизму?[329]

Причин здесь несколько, и все они лежат на поверхности. Во-первых, это вековая ограниченность, изолированность сельского по преимуществу населения. Причем не только от "большого мира", но и гор от предгорья, предгорья от степи. Изолированы были друг от друга и отдельные деревни. Разделенные диалектами, вряд ли осознающие себя как единую нацию, несхожие друг с другом даже антропологически, татары не могли и не хотели объединиться политически перед лицом общего угнетателя.

Во-вторых, за десятилетия российского владычества неизбежно должен был угаснуть былой воинственный дух татар, по крайней мере степняков (горцы всегда были мирными тружениками-садоводами). Духовные силы этих бедняков, "молча голодающих и молча вымирающих" (KB, 1896, №74), по необходимости до конца исчерпывались в аннексированном Крыму борьбой за выживание на оставленных им клочках земли. Сил не хватало ни на культурное, ни на духовное, ни на национально-патриотическое развитие — в то время как кавказцы сохранили в почти беспрерывной вооруженной борьбе и высокое чувство воинствующего патриотизма, и сознание межнациональной общности, и сливавшее племена воедино чувство ненависти к страшному врагу, несшему на своих штыках порабощение из века свободным и вольнолюбивым народам. Война нанесла жестокий удар татарскому народу. Но не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть новые и новые акции царизма, грозившие физической деградацией и вымиранием не только отдельным семьям, но и всему этносу. Народ это предвидел, осознал и вновь после долгого перерыва проявил непокорность судьбе, неотвратимо влекшей его в пропасть забвения. Однако сопротивление это было своеобразным.[330]


_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Чт, 23.11.2006, 01:48             цитировать    

Владимир писал(а):
Считая земледельческий труд уделом рабов, крымские татары предпочитали добывать пропитание разбойными набегами на соседей. Основой местной «экономики» стал угон в плен жителей сопредельных территорий и продажа их в рабство. Посланник польского короля Мартин Броневский, несколько месяцев пробывший в Крыму в 1578 году, так характеризовал крымских татар: «Народ этот хищный и голодный, не дорожит ни своими клятвами, ни союзами, ни дружбою, но имеет в виду только одни свои выгоды и живёт грабежами и постоянною изменническою войною» [7]. То же самое отмечал целый ряд современников.

Это вполне устраивало Османскую империю, которая использовала беспокойных и диких подданных как передовой отряд в своём натиске на страны Восточной Европы, в первую очередь против России и Польши. Впрочем, зачастую потомки Чингисхана отправлялись в набеги не по приказу из Стамбула, а по собственной инициативе. Как объясняли они посланцам турецкого султана: «А ведь вот есть больше ста тысяч татар, не имеющих ни земледелия, ни торговли. Если им не делать набегов, то чем жить станут? Это и есть наша служба падишаху» [8].

За вторую половину XVI века на Московское государство было совершено 48 набегов крымских татар [9]. За первую половину XVII века будущие «жертвы сталинского произвола» угнали в полон более 200 тыс. русских пленников. Ещё сильнее пострадали украинские земли, входившие в то время в состав Польши. С 1605 по 1644 год на Речь Посполитую было совершено не менее 75 татарских набегов. Лишь за 1654–1657 годы с Украины угнали в рабство свыше 50 тыс. человек. К 80-м годам XVII века остававшаяся под польской властью Правобережная Украина почти полностью обезлюдела [10].

В первой половине XVIII века из Крыма, по свидетельству католического миссионера К.Дюбаи, ежегодно вывозилось 20 тыс. рабов. Около 60 тыс. невольников использовалось в самом ханстве, в основном для сельскохозяйственных работ [11].


V. КРЫМСКИЙ НАРОД ПРИ ОСМАНАХ
ТАТАРСКАЯ ЭКОНОМИКА XV — XVII вв.
В прошлом авторы, не только русские, но и татарские и турецкие, обращавшиеся к истории Крыма, уделяли основное внимание войнам, походам, иногда дипломатии ханства. При этом жизнь народа, его будни и праздники, духовный мир и ежедневный быт оставались как бы в тени. И тому есть свои причины. Во-первых, это сравнительная бедность архивных и даже археологических материалов, необходимых для разработки такой большой темы. Вторая, более веская причина — в экономической, социальной и культурной жизни татар с приходом османов настал период некоего застоя. Нормальное развитие общества, ранее шедшее в ногу, а кое в чем и обгонявшее аналогичный процесс у соседних народов, остановилось по причинам, которые будут рассмотрены ниже. И вот этот-то застой, неизменяемость экономической и общественной жизни под османами отталкивали и продолжают отталкивать интерес ученых, обращающихся к теме более динамичной и, с их точки зрения, представляющей куда большие возможности для исследований и открытий — теме все той же внешней политики Крыма.

Автор полагает, что для исследователя, занятого историей именно народа в целом, а не его правящей надстройки (которая только и была инициатором и организатором войн и набегов), основной интерес представляет именно социальная, культурная и хозяйственная деятельность населения. Обратимся же к основе основ бытия любого народа — его экономике.

Скотоводство. Придя в Крым, степные кочевники поначалу сохраняли старый образ жизни в полном его объеме, инстинктивно стремясь следовать заветам предков даже в частностях. И конечно, ими была сохранена основная и древнейшая отрасль их экономики — коневодство.[152]

Лошадь была для татар не только транспортным средством. Они умели делать из кобыльего молока острые и вкусные сыры, сбраживая его с ячменем, приготавливали кумыс, на молоке варили просяную похлебку (Люк Д., 1625, 478 — 479). А мясо, особенно жеребят, почиталось лучшим из всех иных сортов; длительные походы татар были бы невозможны, не пользуйся они конским мясом — часть лошадей брали в набеги именно с этой целью, в качестве "живых консервов", которые к тому же не требовали транспорта.

Крымские лошади вели свою породу от тех невысоких, но удивительно сильных, быстрых и выносливых коней, которыми славилась Золотая Орда. Утверждают, что в них текла кровь и легендарных скифских коней (Лызлов А.И., 1776, IV, 15). Крымская конница могла за день пройти до 150 верст (Боплан Г., 1896, 44). Кони были прекрасно обучены: "Несясь во весь опор на коне во время преследования врагом и чувствуя изнеможение одного коня, татары на всем скаку перепрыгивали с одного на другого и мчались безостановочно в дальнейший путь; кони же, освободившись от всадников, тотчас брали правую сторону и неслись рядом с хозяевами, чтобы в случае усталости второй лошади вновь принять их на свою спину" (Эварницкий Д.И., 1892, I, 397). Зимой в походе эти кони питались мерзлой травой, разгребая копытами снег. Они не знали подков, лишь иногда к их копытам привязывались куски рога. В целом крымские лошади настолько превосходили породы, известные у соседних народов, что ханы запрещали продажу их на вывод (Хартахай Ф., 1866, 169), справедливо полагая, что залог военных успехов Крыма — в монополии татар на это скифское наследие.

Общее количество коней в Крыму определить нелегко, но различные авторы указывают, что лишь в походы татары брали с собой до 300 тыс. лошадей (Эварницкий Д.И., 1892, I, 395).

В Крыму всегда было множество овец, ценимых за мясо, молоко и в особенности за шкуру — зимняя одежда шилась обыкновенно из овчины. Была выведена и знаменитая крымская курдючная порода — курдючный жир считался весьма здоровой пищей и[153] даже целебным средством (Тунманн И.Э., 1936, 25). Отары паслись в основном в степной части, число голов в одной из них могло достигать нескольких тысяч. Приморские же и горные татары летом отгоняли своих овец на Яйлу; там же заготавливалось сено на зиму.

Охотно использовали крымцы и коровье молоко (хотя коров было относительно немного). Его добавляли в кумыс, из него делали острые сыры. Одним из основных продуктов питания был катык — кислый напиток из коровьего или овечьего молока; позднее он продавался в городах в готовом виде. О распространенности катыка говорит название одного из центральных районов старой Евпатории — Катык-базар, хотя торговля на этом месте после 1944 г. не возобновлялась.

Из другого скота разводили коз, верблюдов, волов; свиней не было вовсе. Ослы стали излюбленным видом верхового и вьючного животного в более позднее время, когда коневодство пришло в упадок; после войны не стало и ослов, верблюды же пропали еще раньше.

Из домашней птицы более всего разводили кур, их было несметное количество, и они поражали путешественников своей дешевизной (Люк Д., 1625, 477).

Земледелие. Несмотря на преобладающе кочевую скотоводческую экономику, татары всегда имели известные земледельческие традиции, часть которых была занесена в Крым еще золотоордынцами. Однако несравненно более сильное влияние на пути развития земледелия оказал живой пример местного, крымского населения, прежде всего греков и генуэзцев.

На азиатских пришельцев не могли не подействовать наглядные выгоды, извлекаемые крымчанами из товарного производства хлеба и других культур. Это сказалось на том, что татары уже в первые десятилетия своего пребывания в Крыму не ограничиваются традиционным просом, а сеют все новые виды зерна: так, в первой половине XV в. они производят пшеницы и других злаковых даже больше потребности, т. е. готовят хлеб на продажу (Лашков Ф.Ф., 1895, 42)63 — феномен совершенно немыслимый для кочевников. Более того, они уже делят свои угодья, согласно[154] особенностям почвы, на участки "пахотные, луговые и пастбищные", а это говорит о достаточно высоком земледельческом профессионализме и оседлости. Столь же рано татары заимствуют у греков и итальянцев Крыма высокое искусство виноградарства и садоводства (Броневский М., 1863, 348).

Не стоит полагать, что распространение земледельческих навыков, вся перестройка кочевой экономики в оседлую шли спонтанно. Этому процессу активно содействовали ханы. Известно, что первые Гирей, заинтересованные, естественно, в умножении числа подданных, заботились как о переселении в Крым кочевников (в основном с Волги), так и о закреплении их на новом месте — а что может лучше привязать к земле вчерашнего вольного сына степей, чем зерновое хозяйство!

И вот в степной части Крыма, в пустых ковыльных просторах, начинают появляться новые селения; число их умножалось и при Хаджи-Девлете, и при Менгли, и при Сахибе (1537 — 1551); все переселенцы сохраняли, естественно, скотоводческие традиции, но развивали, повторяем, и новые, земледельческие. Этому процессу содействовала доступность земли — по крымско-мусульманскому праву бывшие пустоши, на которые "садились" новые хозяева, переходили в их собственность.

Это относилось и к тем, кто селился на домене хана, калги или нуреддина: запахивая любую пустую землю, будь это степь, горная пашня (кора) или лесной покос (чаир), пахарь становился ее собственником, не превращаясь в крепостного верховного владельца земли, — чрезвычайно важный факт для понимания дальнейшего развития крымского общества. Причем это мусульманское в основе право распространялось и на христиан — так, например, вблизи дер. Аян (домен калги) таких участков было более тридцати (Лашков Ф.Ф., 1895, 79). И нам не известен ни один случай отсуживания владельцем феода крестьянских земель. Очевидно, было просто бесполезно обращаться с такого рода тяжбой в самый авторитетный, духовный суд кадиев, незыблемо руководившийся в своих решениях четким определением ислама: "Обработавший землю ею и владеет".

Уже в XVI в. крымская пашня раскинулась на огромных просторах степи — это была "та часть полу[155]острова, в которой живет хан со своими татарами, от Перекопа к озеру до Крыма; обработанная, ровная, плодородная..." (Броневский М., 1687, 345). До наших дней дошло большое число так называемых кадиаскерских записей начала XVII в., касающихся земледельческих участков по долинам рек Альмы, Качи, Салгира, в окрестностях Бахчисарая, Ак-Мечети и далее, на всем протяжении степной части, вплоть до Гёзлёва. Конечно, повсюду на этих землях уже стояли многочисленные деревни и хутора (Сыроечковский В.Е., 1960, 13).

Итак, уже в середине XVI — начале XVII в. татары сеяли не только излюбленный кочевниками (по причине быстрого созревания) ячмень, но и пшеницу, причем в немалых количествах, судя по цене: "воз пшеницы, нагруженный так, что его может везти только пара быков, стоит не более 2 экю" (Люк Д., 1625, 477). Ячмень, в отличие от пшеницы, не вывозили. Ячменную или просяную поджаренную муку, а также толокно брали с собой в походы; из проса же изготавливался популярный слабоалкогольный напиток буза, дошедший до наших дней — госпредприятия выпускали его и после 1944 г., исчез он, этот древний крымский напиток, где-то в начале 1950-х гг.

Менее значительны были посевы риса, овса, тари и чечевицы. Зерновые запасы татары хранили не в амбарах, а по древнему способу — в ямах-орузах, обложенных сухой соломой или обмазанных глиной. Часто глину эту обжигали.

Не везде в Крыму так цвели персики, как в Бахчисарае и окрестностях, но груши, яблоки, сливы, вишни и, конечно, орех росли повсюду, а к XVIII в. здесь уже были выведены местные сорта плодовых — 37 грушевых, 17 яблоневых, 18 сливовых и 10 — черешни (Хартахай Ф., 1866, 168).

Виноград различных сортов был как местный (греческие и римские лозы), так и завезенный из других земель татарами, у которых любовь к этой культуре, заверяет Хартахай, "доходила до страсти" (168); к концу XVIII в. тут уже насчитывалось 56 сортов его. На Южном берегу Крыма в это время давили до 300 тыс. ведер вина в год, но на Каче и Бельбеке еще больше. Уже тогда по всему Средиземноморью и Востоку славились уникальные вина Судакс[156]кой долины; татарские поэты воспевали их в своих поэмах (там не, 169).

Овощей крымцы не выращивали вовсе, считая, что Аллах создал зелень лишь на потребу лошадям. Зато табак правоверным отнюдь не запрещался; согласно крымской пословице, "кто после еды не закурит, у того или табаку нет, или ума нет". Поэтому каждую осень крымские табачные папуши можно было видеть не только на бахчисарайских или старокрымских, но и на украинских и даже московских рынках.

Из собственного льна и шелковых нитей татары ткали полотно и многоцветные воздушные шелковые ткани, хотя, конечно, по качеству крымский шелк несколько уступал французскому или дальневосточному.

Зато поистине несравненный мед давали крымские серые пчелы. Начиная с апреля на горных лугах и чаирах появлялись ульи не только жителей предгорий или гор, но и степняков. А затем по крутым дорогам к портовым городам тянулись скрипучие арбы, на которых, укутанные соломой, покоились глиняные запечатанные кувшины с драгоценной янтарной жидкостью. Главным потребителем крымского меда были турки, а султанский двор вообще не потреблял иного меда, кроме того, что ему поставляли пчеловоды дер. Османчик (Хартахай Ф., 1866, 169). Воска же хватало для четырех крупных свечных заводов, в душистой продукции которых в равной мере нуждались мечети и церкви Крыма и соседних стран.

Набеги. Походы за живым товаром — третий после животноводства и земледелия источник средств к существованию. Источник не чисто экономический, но с экономикой Крыма ряд веков тесно связанный. Феномен татарской истории, навлекший неисчислимые бедствия не только на жертвы набегов, но и на самих "хищников", на их мирных потомков, доныне расплачивающихся за громкую славу своих средневековых пращуров.

И эта сомнительная слава затмевает тот малоизвестный факт, что татары, придя в Крым, лишь переняли древнюю местную традицию, что они были лишь поначалу скромными учениками то ли крымских аборигенов, то ли своих славянских соседей.[157]

Дело в том, что, как удалось доказать на материалах итальянских архивов, начало работорговле в Крыму было положено за много веков до образования ханства.

Русские в X — XI вв. стали крупнейшими на юге Восточной Европы "рабовладельцами и работорговцами: захватывать рабов и торговать ими было промыслом первых властителей Русской земли... Отсюда их сношения с Константинополем, где был главный тогда ближайший к России невольничий рынок... рабы были самым важным товаром, о них больше всего говорили в договорах первые русские князья с греческими императорами" (Покровский М.Н., 1965, III, 2Cool.

Позднее слава работорговцев Причерноморья перешла от русских к генуэзцам. По крайней мере уже при генуэзцах западноевропейские колонисты Кафы имели налаженную систему добычи и сбыта пленных. И предметом торговли генуэзцев были пленные, которых они захватывали, отправляясь в набеги на пограничные племена Орды. Другими словами, ордынцы вначале сами испытывали участь тех жертв, которых они через несколько веков, уже обосновавшись в Крыму, стали отправлять за море" (Гейд В., 1915, 84).

Мы не знаем, отчего пример русских и генуэзцев столь долго не соблазнял татар. Возможно, дело было в отсутствии у кочевников рабства или договоров о работорговле с европейскими монархами, которыми располагали генуэзцы и русские. Может быть, дело в недоступности для степняков заморской торговли, и вообще у них не было ни портов, ни кораблей. С другой стороны, уже придя в Крым, татары длительное время развивали исключительно мирную экономику, а первый набег совершили уже при втором хане "турецкого периода" истории Крыма. И есть весьма веские основания утверждать, что именно турки стали не только первыми покупателями рабов Черноморья, но и инициаторами всех первых набегов из Крыма (см. ниже). Потом постепенно татары втянулись в новый вид побочного промысла, история которого насчитывает чуть ли не три века (для России этот срок был короче — более полутора столетий, с начала XVI до второй половины XVII в.).

Автор понимает, что здесь не избежать какой-то[158] моральной оценки подобного "народного промысла". Но научная объективность да и чисто человеческая справедливость требуют, чтобы оценка эта была сделана не с высоты достижений философского гуманизма XX в., а в соответствии со взглядами современников рассматриваемых событий. И здесь мы видим, что ни в XVI в., ни позже походы с целью воинской добычи не считались чем-то постыдным не только в Крыму, но и в соседних и не совсем соседних странах. "Он сделал опасность своим ремеслом, и его не следует презирать за это" — в подобном оправдании Заратустры не нуждались, например, казаки Богдана, когда совместно с татарами Ислам-Гирея разоряли мирных жителей Польши, жгли города и уводили с собой тысячный полон на продажу (Эварницкий Д.И., 1892, II, 243). Причем набеги казаков не прекратились и в XVIII в., когда их литовская добыча достигала десятков тысяч человек, чем они немало гордились.

Аналогичное отношение к походам за ясырем было и по эту сторону Перекопа, у татар. Советский исследователь замечал: "Едва ли будет парадоксом сказать, что это занятие было для них вполне закономерным средством для получения путем обмена необходимых им товаров и денег". "Это было действительно ремесло, почти профессия" (Бахрушин С., 1936, 30). Беи и мурзы были такими же рыцарями-разбойниками в степях Восточной Европы, как их украшенные благородными гербами "коллеги" на больших дорогах Запада, с одинаковой легкостью приносившие в жертву материальной выгоде человеческие жизни — свои и чужие.

Но в отличие от Запада, где рыцари не испытывали затруднений с вербовкой в свои шайки новых головорезов взамен убывших, в Крыму эта проблема была сложнее. На полуострове с его подавляюще сельскохозяйственным населением и малым числом городов не всегда было просто найти охотников для набега, особенно в летнее время и особенно в земледельческих районах. Это прежде всего касается горной части и Южного берега Крыма, где концентрировалось основное, коренное население, еще слабо смешавшееся с пришлыми кочевниками и ведшее "совершенно противоположный образ жизни" (Хартахай Ф., 1866, 207).[159]

Поэтому ханы, когда у них появлялось в очередной раз желание садиться на коня, "главным образом брали с собой ногайских татар", т. е. жителей крымской степи и Северного Причерноморья. Что же касалось "жителей полуострова, в особенности южной его части", то ханы "довольствовались только обложением данью за право не выезжать" (там же). Опираясь на приведенные данные весьма авторитетного историка, писавшего, что называется, "по горячим следам", мы приходим к внешне парадоксальному, но вполне логичному выводу: основную массу "крымских татар" во время набегов составляли вовсе не крымчане, а степняки Причерноморья. Хотя мы и затруднились бы уточнить это соотношение.

Впрочем, гораздо важнее не количественные, а качественные, т. е. производственные и идеологические, различия между группами населения гор, предгорий и берега, с одной, и степи по обе стороны Перекопа, с другой стороны. Первая группа издавна считалась "ядром Крымского юрта" не только потому, что "в нем находилось главное управление татарского государства", но и потому, что именно здесь сохранились древние устои, абсолютно чуждые кочевникам-пришельцам, с готовностью откликавшимся на призыв к набегу. Этой мирной идеологии садоводов, пастухов и пахарей суждено было стать в Крыму главенствующей, и первые ростки грядущей ее победы были заметны еще в XVII в. Недолгий опыт набегов с его соблазнами быстрого обогащения стал тогда уступать вновь по достоинству оцененным древним крымским традициям уже потому, что мирный путь развития экономики "совершенно совпадал с нравами и образом жителей полуострова" (Хартахай Ф., 1866, 208).

Как замечает тот же старый историк, такой путь был совсем "не по вкусу ногайским ордам", но на их мнение в Крыму XVII — XVIII вв. никто не обращал внимания, подавляющее большинство населения полуострова избрало себе иную судьбу. И, по словам Мухаммед-Гирея, еще более старинного автора, наблюдавшего этот процесс собственными глазами, когда хан собирался в набег, то в самом Крыму он уже, лишь "кое-как выпрашивая у беков, отряжал скольких-нибудь, вроде птичников, то есть поденщиков и рабочих" немногочисленных наймитов, а не массу крестьян, добавим мы и продолжим цитату: "Да и[160] большинство тех-то были не татары, а кто домашки, то есть от рабов родившиеся рабы, кто разбойники, которые бежали... и переоделись татарами, кто черкесы, кто русские и молдаване. Среди подобного разновидного сброда много ли татар, которые видели сражение? Не наберется и одного из тысячи" (цит. по: Смирнов В.Д., 1887, 319). Поистине драгоценное свидетельство; запомним его.

Спрашивается, мог ли хан, стоя во главе этого многоязычного сброда, люмпенов по сути, отваживаться на дальние походы против опасного врага? Ответ здесь предельно однозначен: такие походы осуществлялись лишь при одном условии — что абсолютное большинство "крымской" конницы составят некрымские кочевые орды буджаков, ногаев, кубанцев и т. п. Как указывается ниже, именно таким образом дело и обстояло.

Причем не по какой-то особо высокой моральности коренных крымчан, нет; в противоречие с охотой на людей приходил весь их жизненный уклад, а конкретно — способ производства, при котором на счету были каждые мужские руки в течение всего сельскохозяйственного года и которого практически не наблюдалось у кочевников Северного Причерноморья. И если мы допустим, что у горцев сложилась под влиянием их мирных занятий какая-то особая этика, не позволявшая им с ордынской легкостью проливать человеческую кровь, то такая этика (вполне, впрочем, возможная) должна была в ту эпоху выглядеть скорее исключением, чем правилом.

Ибо, повторяем, охота на людей повсеместно рассматривалась в ту эпоху как занятие, ничем не хуже любого другого. Разве что несколько более опасное, чем, скажем, ремесло рыбака. Как и в рыбацких селениях, состоятельные татары ссужали бедняков средствами производства, т. е. боевыми конями, расчет за которые производился с добычи. Как писал свидетель последнего татарского набега (на Подолье, в середине XVIII в.) барон де Тотт, должник давал обязательство "по контракту своим кредиторам в положенный срок заплатить за одежду, оружие и живых коней — живыми же, но не конями, а людьми. И эти обязательства исполнялись в точности, как будто бы у них всегда на задворках имеются в запасе литовские пленники" (Бахрушин С., 1936, 30).[161]

По числу участников набеги делились на три вида: большой (сефери) совершался под водительством хана, в нем участвовало до 100 тыс. человек, и приносил он, как правило, около 5 тыс. пленников. В среднемасштабном походе (чапуле) 50 тыс. всадников возглавлялись одним из беев; ясырей при этом бывало около 3 тыс. Небольшие же набеги (бешбаш, т. е. "пять голов") во главе с мурзой приносили скромную четверть тысячи рабов (Хензель В., 1979, 155).

Большие походы (например, на Москву, Литву) были редки; крымчане большей частью удовлетворялись краткими набегами на южнорусские и украинские земли. Мобилизация участников занимала около полумесяца; каждый из них брал с собой трех коней, доспехи и корм; каждые пять человек — одну телегу.

В ордах, поставлявших основной контингент участников набега, в него шли все мужчины старше 15 лет. И если в Крыму отказы идти в поход были массовыми и от участия в них можно было откупиться, то в ордах с "дезертирами" поступали куда строже — закон повелевал "ограбить и казнить их" (Сыроечковский В.Е., 1960, 42).

Интересно, что в поход татары оружия почти не брали, ограничиваясь саблей и не более чем двумя десятками стрел, но непременно запасались ремнями для пленных. С отрядами хорошо вооруженных украинцев или русских они в стычки стремились не вступать, продвигаясь в глубь чужой территории крайне осторожно, по-звериному путая следы. Захватив там, где удавалось, полон, конники тут же оттягивались в родные степи.

Вопреки распространенному убеждению сила татар была не в их многочисленности (различные авторы указывают, что крымцы вообще избегали боя, пока число их не превосходило противника минимум вдесятеро, а это бывало нечасто). Сила татар была в отработанной до совершенства тактике, в безукоризненном знании местности и навыках передвижения, маскировки и ведения боя в непростых условиях степи. Чаще ходили за ясырем зимой: летом нужно было заниматься другими отраслями экономики. Да и по снегу некованые татарские кони ходили легче. Конечно, зимой менялась тактика, прежней оставалась лишь жесткая дисциплина — залог минимального риска для участников набега.[162]

А когда добыча была взята, татары проявляли о ней своеобразную заботу, что естественно. Как сообщает де Тотт, "пять или шесть рабов разного возраста, штук 60 баранов и с 20 волов — обычная добыча одного человека — его мало стесняет. Головки детей выглядывают из мешка, подвешенного к луке седла; молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника, мать — на крупе лошади, отец — на одной из запасных лошадей, сын — на другой; овцы и коровы — впереди, и все это движется и не разбегается под бдительным взором пастыря. Ему ничего не стоит собрать свое стадо, направлять его, заботиться о его продовольствии, самому идти пешком, чтобы облегчить своих рабов..." (цит. по: Бахрушин С., 1936, 30).

Конечно же советские авторы, говорящие о жестокости такого промысла, совершенно правы; да и упомянутая выше "забота" имела вполне понятную экономическую основу. Но уже поэтому она была постоянной и действенной. Пока пленный не сдан с рук на руки купцу, о товаре должен беспокоиться владелец. И можно представить себе, с каким осуждением смотрели татары, участвовавшие в совместных походах с украинцами в Польшу, на бессмысленную порчу "товара", когда казаки "вырезали груди у женщин, били до смерти младенцев" (Соловьев С.М., VI, 179). Вот уж в чем татар нельзя обвинить, так это в бесцельной жестокости!

Чем же была вызвана к жизни подобная необычная отрасль народной экономики Крыма, задают себе вопрос исследователи уже не первое десятилетие. Весьма серьезные авторы объясняют феномен набегов слабостью крымской экономической системы64, касаясь, таким образом, следствия, а не причины этого примечательного явления. Правильно указывая на невысокую в целом товарность и зависимость довольно примитивного сельского хозяйства татар от капризов природы как на основную причину набегов, сторонники такого рода объяснений как бы абстрагируются от предмета исследования, ведь речь идет о благодатном Крыме, чьи знаменитые степные черноземы, горные пастбища и речные террасы предгорий в соединении с умеренным климатом способны прокормить в десятки раз большее, чем в средние века, да и позже (200 — 300 тыс. человек в XVIII в.), на[163]селение. Суть проблемы в ином: почему крымская экономика веками, вплоть до XIX в. и даже до исхода его, находилась на примитивном уровне XIII практически столетия?

И здесь объяснение следует искать отнюдь не в истории агрикультуры, но в политических (в первую очередь внешнеполитических) условиях, которые единственно объясняют факт совершенно уникальной (если не в мировом масштабе, то по крайней мере для Европы) стагнации всей экономики Крыма XIII — XVIII вв. И мы к анализу этих условий ниже вернемся. Природа же Крыма, на которую сетуют некоторые авторы, — основной фактор, способствовавший тому, что многоплеменное население его вообще выжило в столетия турецкого безвременья, сохранив за собой историческую родину. И не разбрелось, как иные племена, по более свободным от заморского ига краям, а консолидировалось в единую нацию. Нацию, первоначальные истоки которой не всегда можно найти на территории Крыма, но которая формировалась вокруг мощного стержня автохтонного населения.

Ремесло и торговля. Ремесло и торговля были, естественно, известны татарам и в эпоху кочевого уклада в их историй. Ремесленники сопровождали как племена во время их сезонных миграций, так и кочевую ставку хана; торговцев было также достаточно и близ рядовых кочевий, и в особенности рядом с ханской ставкой. Однако обе отрасли экономики с оседанием татар на землю в Крыму достигли куда большего развития.

Выше уже говорилось, что ремесленники заимствовали свою цеховую организацию у местного населения — греков, в свою очередь принесших ее со старой родины — из Византии. Однако не следует полагать, как это иногда принято, что бывшим кочевникам пришлось абсолютно все, что касается ремесла и обмена товаров, заимствовать у более культурно развитого крымского населения. При этом упускается из виду существование в Золотой Орде до того, как ее захлестнула кочевая стихия, не только устойчивого земледельческого уклада, но и городского ремесла, и торговли, призванных обслуживать село и город, гораздо более товароемкие, чем кочевые[164] орды (экономика которых была почти полностью самообеспечивающей).

В Крыму же наблюдается наряду с заимствованием местных традиций некоторое возрождение докочевнической золотоордынской полуфеодальной-полупатриархальной культуры (Федоров-Давыдов Г.А., 1973, 167 — 168). Это касается как роста городов (здесь сказался пришедший временно в упадок урбанистический централизм Золотой Орды), так и доли ремесленно-торгового населения в них. Во всяком случае уже к XV — началу XVI в. можно говорить о значительном развитии крымского ремесла (Сыроечковский В.Е., 1960, 17).

Как указывалось, сложные социальные условия феодального засилья, в которых приходилось жить и работать крымским ремесленникам и торговцам, сказались как на организации их труда, так и на возникновении проблем социального плана. Феодалы стремились уничтожить права цехов и привилегии торговцев, но успеха в этом не достигли до конца XVII в., когда был отмечен не прекращавшийся уже в дальнейшем процесс социального и политического подъема ремесленной и торговой прослоек городского населения Крыма. Однако и в XV — XVII вв. никакие нападки феодальной администрации не могли препятствовать развитию творческих, духовных сил народа, выражавшемуся, в частности, в высоком мастерстве ремесленников. Не имея возможности достичь количественных показателей европейских мануфактур, крымские ремесленники достигали высшего совершенства в качестве изделий из металла и кожи, шерсти и дерева, так что многие из них почитались настоящими произведениями искусства (подробнее см. в главе "Искусство Крыма"). Впрочем, немалой была и масса товара. Так, крымские ножи — "пичаки", славившиеся по всему Востоку, закупались и Москвой; партии этого товара достигали 400 тыс. штук (Бахрушин С., 1936, 41).

Ножи и кинжалы Крыма ценились прежде всего за отличную закалку и элегантную форму клинков. Но не менее привлекала любителей и отделка — рукоятки украшались инкрустацией из моржовой кости и рога, клинки — золотой и серебряной насечкой. Такие изделия находили сбыт и в Европе, более всего во Франции, отчего в Стамбуле было даже налажено[165] производство подделок, на которые ставились бахчисарайские и карасубазарские клейма, после чего цена их резко поднималась.

В Бахчисарае изготавливались и различные виды огнестрельного оружия. Особенно славились карабины; один бахчисарайский карабин стоил от 15 до 200 пиастров — для сравнения скажем, что хороший конь стоил 30 пиастров (Хартахай Ф., 1866, 170). Этого вида оружия только на вывоз производилось до 2 тыс. стволов в год; естественно, большой спрос на них был и внутри ханства. Крымские ремесленники полностью удовлетворяли и потребности в боеприпасах — в XVIII в. только в Кафе работало 10 пороховых заводов ("барут хане"), шел порох и за рубеж. Селитрой многочисленные эти заводы обеспечивались также своей — ее делали в Карасубазаре.


Был велик вывоз ковров, дубленых шкур, кожи, тканей. Более всего кож выделывалось в Гёзлёве и Карасубазаре, хотя ввиду дешевизны сырья и его изобилия кожевенные мастерские имелись не только во всех городах, но и во многих селах. Здесь выделывался товар разных сортов — сафьяны, юфти и шагрени, притом в богатом выборе оттенков. Множество кож шло в дальнейшую обработку — тут же из них шили отличные башмаки, "восточные" туфли, подушки и т. п. Но самыми известными из кожевенных товаров были, конечно, крымские седла. Они отличались легкостью, удобством и красотой отделки; их вывозили в огромном количестве, даже с Кавказа приезжали за ними купцы, так как черкесы платили за настоящее крымское седло буквально любые деньги (Хартахай Ф., 1866, 170).

Весьма многочисленным был и цех мастеров-строителей различных специальностей. В техническом и творческом плане их искусство имело два основных источника. При весьма интенсивном обмене зодчими, строившими здания духовной и гражданской архитектуры в различных странах Востока, естественно, крымские мастера постоянно были в курсе последних достижений строительной техники. С другой стороны, питаясь животворными соками общемусульманской архитектурной идеи, активно усваивая высшие ее достижения (в Крыму работал великий Синан!), крымское зодчество не утрачивало местных черт и приемов, пришедших в него из глубокой древ[166]ности, из дотатарского прошлого. В частности, это было заметно в стилевом решении такого известного памятника, как дюрбе XIV в. на могильнике Кырк-Азизлер в Эски-Юрте.

Здесь упомянуты лишь некоторые из многочисленных крымских цехов. Эти средневековые производственно-социальные организации со временем менялись мало.

Постоянное давление местных феодалов на права и свободы городского населения тормозило иногда развитие производственных и рыночных отношений, но не производительных сил. Оно порождало и усиливало те консервативные в основе тенденции средневековой замкнутости горожан, что поддерживали корпоративный дух ремесленного населения, — это была защитная реакция города. Внешне находясь в состоянии длительного застоя, упомянутые производственные силы неуклонно росли, накапливались, с тем чтобы в обновившихся условиях социальной и экономической свободы Нового времени стать двигателем всестороннего развития нации. Залогом этой потенции были с давних пор плоды творческой деятельности ремесленников Крыма.

Причина вышеупомянутого замедления развития крымского феодализма и консервации социально-экономических отношений коренилась в почти полном отсутствии основных факторов прогрессивных процессов — развития торговли и разделения труда, роста и накопления капитала. Крымские феодалы были в абсолютном большинстве небогаты; с другой стороны, почти не было нищих и голодающих — это отмечали еще современники первых ханов (Михаил Литвин, 1890, 14 — 15). Подобная стертость, ослабленность дифференциации между различными слоями населения, замедлявшая социальный прогресс, объяснялась главным образом внешнеполитической и связанной с ней внешнеторговой ситуацией.

Образование Турецкой империи нанесло удар европейской торговле с Востоком в целом. В Крыму же оно резко уменьшило, почти сведя на нет, внешнеэкономическое значение таких торговых центров, как Кафа или Старый Крым. И то, что позднее усилился новый торговый город Карасубазар, ставший складочным пунктом для вывозных товаров, положения изменить не могло. Ослабление торговли[167] послегенуэзского периода характеризовал сам объект ее — ввоз состоял почти целиком из предназначенных для феодальной прослойки предметов роскоши и искусства, а не новых, прогрессивных средств производства, способных интенсифицировать его. Да и торговые выгоды, в других странах нередко составлявшие основу складывавшегося капитала, шли мимо владельцев средств производства, в том числе феодалов. Они оседали в руках иностранных купцов или же крымских, но не татарских торговцев — представителей греческой, армянской, еврейской диаспоры. Цепь товаропроизводительного оборота разрывалась, средства выплескивались вовне. К тому же широчайшие слои крымского коренного населения были вообще почти за пределами национальной экономики, ведя замкнутое натуральное хозяйство (часть крестьянства, в основном горцы) или удовлетворяясь пассивной ролью покупателей, в лучшем случае — поставщиков сырья (феодалы, чье хозяйство также функционировало по почти замкнутому циклу самопотребления).

С ограниченным развитием торговли был связан слабый прогресс и второго фактора разложения феодализма — промышленности. В силу специфики сложившихся отношений, когда военно-административная власть концентрировалась в городах, а налоговая политика нередко принимала весьма жесткие, внезаконные формы, произвол феодалов мог усиливаться по отношению к городским ремесленникам. Наконец, это препятствовало развитию автономии городов, их самоуправления, большей самостоятельности городского патрициата. Так, лишь к концу XVII в. городское судопроизводство стало освобождаться от диктата местных феодалов, возникли институты городских судей и административного управления города (Никольский П.А., 1919, 11 — 12). Эти и некоторые иные условия ставили деятельность самоуправляющихся в идеале ремесленных корпораций, всю самодеятельную жизнь города под жесткий экономический контроль и внеэкономическое угнетение со стороны разветвленного и многочисленного паразитирующего административно-фискального, феодального в основе аппарата. При этом не наблюдалось почти никаких попыток изменить сложившееся застойное положение — феодалов и их чинов[168]ный аппарат оно полностью удовлетворяло, а массы трудящихся были, в отличие от населения других европейских стран, полностью и добровольно подчинены шариату — закону, не лишенному гуманных черт, но освящавшему феодальное устройство общества.

Охота, рыбная ловля. В крымской экономике немаловажную роль играли промыслы, в которых могло участвовать практически все население. Причем на биофонде полуострова это в целом не отражалось. В степи всегда водилась масса дичи — еще в 1940-х гг. здесь выгуливалось множество дроф ("крымских страусов"), зайцев, лис и т. д. Более разнообразен был животный мир гор и предгорий. Показательно, что феодалы, почитавшие охоту одним из изысканнейших развлечений, никогда не предъявляли претензий на исключительное право охоты в четко ограниченных угодьях, как это бывало в Европе. Причина этому феномену двойственная — это объясняется как шариатом, дающим всем правоверным равное право на пользование тварями и злаками, сотворенными Аллахом, так и исключительным богатством крымской природы — дичи хватало всем.

То, что составляло для мурз предмет развлечения, являлось весьма важным подспорьем для малозажиточных слоев населения. Почти все крестьяне в перерывах между страдами пополняли свои запасы охотой. Сравнительная дороговизна огнестрельного оружия и припаса, а также изобилие дичи определяли и вид охоты — татары ловили косуль и оленей арканами (Хартахай Ф., 1867, 171).

Рыбные ловли издавна отмечались в ряде приморских городов и сел, но сами татары мало потребляли продукты моря. В основном рыба, как и в древности, шла на вывоз в соленом и сушеном виде, хотя и в меньшем количестве. Наиболее выгодным продуктом считалась икра ("кавьяр"), которую большими партиями закупали северные соседи, в основном украинские казаки. Все средства производства, включая лодки и сети, татары изготавливали сами. Соль, естественно, также была местной, озерной.[

_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Чт, 23.11.2006, 01:56             цитировать    

А уж Список использованной литературы, поверьте- побольше, чем у вашего "ярого сталиниста" и лже-историка Игоря Пыхалова.
Навел справки- его в исторических кругах вообще всерьез никто не воспринимает...
Так- местный интеренет-деятель.. Wink
_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Савилов В.Н.
Адмирал
Адмирал




Пришёл: 15.02.2005
Сообщения: 4856
Откуда: Севастополь
Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Пт, 24.11.2006, 10:50             цитировать    

Qirimli писал(а):
А уж Список использованной литературы, поверьте- побольше, чем у вашего "ярого сталиниста" и лже-историка Игоря Пыхалова.
Навел справки- его в исторических кругах вообще всерьез никто не воспринимает...
Так- местный интеренет-деятель.. Wink


Ха, рассмешили Laughing Laughing Laughing В "исторических кругах"... это где, у Витьки Грызуна или у Бори Соколова спрашивали? А ли Фоменко Вам ответил... Laughing

С уважением, Владимир
_________________


А вот хрен им, а не Россия, даже если по нас пройдут (с.)
И.Кошкин "Когда горела броня"
Савилов В.Н.
Адмирал
Адмирал




Пришёл: 15.02.2005
Сообщения: 4856
Откуда: Севастополь
Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Чт, 07.12.2006, 05:55             цитировать    

Игорь Пыхалов

Крымские татары. История предательства. Эпизод второй

--------------------------------------------------------------------------------

В мутных водах русской Смуты

Лихое племя Чингисхана,
Пришельцы дальней стороны,
Заветам чести и Корана
Мы до сих пор ещё верны.
Полковая песня Крымского конного полка

Между тем постоянно прибывающий поток переселенцев, как русских, так и других национальностей, привёл к тому, что среди населения полуострова татары оказались в меньшинстве. Если в начале 1850-х годов из 430-тысячного населения полуострова 257 тысяч были крымскими татарами [1], то по данным 1917 года в Крыму проживало [2]:

Национальность — Число жителей — % ко всему населению
Русские и украинцы — 399 785 — 49,4
Татары и турки — 216 968 — 26,8
Евреи (в том числе крымчаки) — 68 159 — 8,4
Немцы — 41 374 — 5,1
Греки — 20 124 — 2,5
Армяне — 16 907 — 2,1
Болгары — 13 220 — 1,6
Поляки — 11 760 — 1,5
Караимы — 9 078 — 1,1
Прочие национальности — 11 528 — 1,5
Всего — 808 903 — 100,0

После начала революционных событий по всей стране подняли головы разнообразные националисты. Не стал исключением и Крым. 25 марта (7 апреля) 1917 года в Симферополе открылось общее собрание мусульман Крыма, образовавшее Временный мусульманский (крымско-татарский) исполнительный комитет (Мусисполком). Его председателем стал Челебиджан Челебиев, одновременно избранный верховным таврическим муфтием [3]. Лидеры Мусисполкома составили ядро созданной в июле 1917 года партии «Милли-фирка» («Национальная партия» — И.П.) [4].

Как метко заметил Мао Цзэдун, «винтовка рождает власть». Неудивительно, что мусульманские националисты тут же стали добиваться создания крымско-татарских воинских частей. Впрочем, как это нередко случалось в нашей истории, у них оказался горячий сторонник из русских — командир Крымского конного полка [5] полковник А.П.Ревишин. С этим весьма колоритным персонажем мы ещё встретимся на страницах данной книги в главе, посвящённой чеченцам и ингушам. В своём докладе исполняющему обязанности таврического муфтия Д.Култуганскому Ревишин писал:

«Считаю наилучшим, чтобы, сохранив Крымский конный полк, была сформирована, при полку или отдельно, пехотная часть, через ряды которой проходили бы остальные крымские татары... Такая организация, давая возможность мусульманам служить вместе и соблюдать все правила религии, как боевая единица даст большие преимущества, так как будет вполне однородна по своему составу в отношении национальности и религии и сплочена в силу принадлежности отдельных солдат к одним и тем же деревням, городам, уездам» [6].

Во время приезда военного министра Временного правительства А.Ф.Керенского в Севастополь 15(2Cool мая 1917 года его посетила депутация крымских татар во главе с Челебиевым. Основными их просьбами было возвращение в Крым Крымского конного полка, а также организация ещё одного полка из крымских татар, находящихся в запасных воинских частях. Выслушав депутацию с большим вниманием, Керенский признал требования крымских татар подлежащими удовлетворению и обещал помочь, предложив обратиться к правительству с докладной запиской [7].

В июне 1917 года представители Мусисполкома отправились в Петроград, где наглядно убедились, что новые правители России способны лишь давать пустые обещания и произносить многословные речи, однако не в состоянии решить ни один из конкретных вопросов. Принявший крымских татар глава Временного правительства князь Г.Е.Львов после 25 минут пустопорожней болтовни заявил, что вопрос не в его компетенции, и отослал делегацию к Керенскому, которого в столице не оказалось [8].

Между тем, не дождавшись разрешения, 18 июня (1 июля) мусульманский военный комитет принял решение о выделении крымских татар в отдельную часть. Временное правительство задним числом санкционировало свершившийся факт [9].

Разумеется, создание национальных частей мотивировалось стремлением участвовать в войне до победного конца. Как было сказано в принятой 22 июля (4 августа) «Политической программе татарской демократии»: «9. Татарский народ стремится к объединению всех татарских солдат в особые войсковые части для исполнения службы на фронте и для защиты Родины от врага» [10].

Нетрудно догадаться, что эти красивые лозунги служили всего лишь благовидным предлогом. Как откровенно признавались лидеры крымско-татарских националистов год спустя: «Крымские татары, которые почувствовали падение центральной власти, решили образовать национальное войско, чтобы иметь возможность осуществить свои политические намерения» [11].

И в самом деле, доблестные потомки Чингисхана отнюдь не горели желанием оказаться на передовой. В начале июля 1917 года командующий Одесским военным округом генерал от инфантерии М.И.Эбелов приказал всех крымских татар из запасных полков, находящихся в Симферополе (10 офицеров и 1300 солдат), присоединить к 32-му запасному полку, отправляющемуся 20 июля (2 августа) на Румынский фронт [12]. Однако не тут то было! Подстрекаемые муфтием Челебиевым крымско-татарские военнослужащие решили остаться в тылу и в праздники разошлись по домам [13].

23 июля (5 августа) муфтий Челебиев и командир 1-го крымско-татарского батальона прапорщик Шабаров были арестованы севастопольской контрразведкой по подозрению в шпионаже в пользу Турции. Увы, под давлением националистической «общественности» уже 25 июля (7 августа) задержанные были освобождены [14].

«Национально-освободительная борьба крымских татар» встретила горячую поддержку и сочувствие со стороны украинских сепаратистов в лице Центральной Рады. Крымско-татарская делегация во главе с одним из лидеров «Милли-фирка» Ахметом Озенбашлы официально присутствовала на состоявшемся 8–15 (21–2Cool сентября 1917 года в Киеве так называемом «Съезде народов Российской республики» [15]. Как мы видим, в этом вопросе сегодняшние духовные наследники Бандеры обнаруживают трогательную преемственность с тогдашними самостийниками.

Между тем полная несостоятельность Временного правительства, неспособного решить ни одной из насущных задач, становилась всё более очевидной. Раздираемая на части национал-сепаратистами, Россия стремительно двигалась к гибели. Победа Октябрьской революции в Петрограде и Москве дала нашей стране шанс выбраться из пучины смуты.

Тем временем крымско-татарские националисты энергично готовились к захвату власти на полуострове. 31 октября (13 ноября) состоялось первое заседание созданного по их инициативе Крымского революционного штаба. Возглавил эту структуру один из руководителей Мусисполкома Джафер Сейдамет [16]. Поскольку последний был профессиональным юристом [17], его помощником и фактическим командующим войсками стал полковник генерального штаба А.Г.Макухин [18]. Интересно, что эта должность предлагалась находившемуся в то время в Крыму генерал-майору П.Н.Врангелю, однако у «чёрного барона» хватило благоразумия отказаться [19]. Согласно распоряжению генерального секретаря Центральной Рады по военным делам С.В.Петлюры, в начале ноября в Симферополь прибыли первые сотни Крымского конного полка, 17(30) ноября — запасной полк мусульманского [20] корпуса [21].

Как вспоминает очевидец: «Татары конного полка разъезжали по улицам Симферополя и наводили порядок своим воинственным видом, а иногда и нагайками. Конечно, не обходилось дело и без поборов с населения» [22].

20–23 ноября (3–6 декабря) в Симферополе состоялся съезд земств и городских дум, создавший «временный высший орган губернской власти» — Совет народных представителей [23]. К разочарованию тогдашних и нынешних крымско-татарских националистов: «Таврический общегубернский съезд городов и земств, на котором представители коренных народов Крыма (22 делегата) и украинского населения (30 делегатов) оказались в меньшинстве, под давлением преобладающей русской делегации высказался за сохранение Крыма в составе России, игнорировав факт объявления своей независимости Украиной и предложения о создании независимой Крымской республики» [24].

Это прискорбное обстоятельство вскоре было исправлено. 26 ноября (9 декабря) 1917 года в бывшем ханском дворце в Бахчисарае открылся Курултай или «Национальное Учредительное собрание крымско-татарского народа», подавляющее большинство делегатов которого составляла националистическая интеллигенция. Курултай заседал, с перерывами, до 13(26) декабря [25]. В этот день были приняты так называемые «Крымскотатарские основные законы» и создано «Крымско-татарское национальное правительство» или «директория», состоявшее из пяти министров (директоров). Возглавил «правительство» муфтий Челебиев. Директором по внешним и военным делам стал Джафер Сейдамет [26].

Кадет и сионист Даниил Пасманик [27] немедленно откликнулся на это событие восторженным панегириком в издаваемой им газете «Ялтинский Голос»:

«Как это случилось, что веками угнетённые татары дали чудный урок государственной мудрости русским гражданам, бывшим до революции единственными носителями русской государственности, это — другой вопрос. Но факт остаётся фактом.

И все нетатарские жители Крыма, которым дороги порядок и законность, равная для всех свобода и социальная справедливость, спокойное развитие экономических и духовных сил края, должны всеми силами поддержать стремление татар к государственному строительству. Поддерживая его, мы спасём Крым, а косвенно и всю Россию, от анархии и разложения...

Не задумывают ли татары отложение Крыма? Все официальные заявления авторитетнейших представителей крымско-татарского населения, все его официальные документы и объявленные крымско-татарские основные законы свидетельствуют о том, что имеется в виду только одно: оздоровление Крыма на благо всего крымского населения. Мы должны отнестись с полным и нераздельным доверием к татарам» [28].

Дальнейшие события наглядно показали, насколько эти либерально-интеллигентские мечтания соотносятся с жизнью.

Итак, для борьбы против Советской власти в Крыму сформировался союз татарских и украинских националистов с российскими белогвардейцами. «Крымский революционный штаб», переименованный 19 декабря (1 января) в «Штаб Крымских войск» [29], усиленно занимался созданием воинских подразделений из добровольцев, начиная от монархистов и кончая эсерами и меньшевиками. Однако костяк его сил состоял из частей бывшего мусульманского корпуса [30]: 1-го и 2-го крымско-татарских полков и 1-го крымско-татарского полка свободы [31].

В свою очередь большевики и их союзники, левые эсеры тоже не сидели сложа руки. В ночь на 16(29) декабря в Севастополе был создан Военно-революционный комитет (ВРК), взявший власть в городе. Во второй половине декабря большевистские ВРК были созданы в Алупке, Балаклаве, Симеизе [32]. 4(17) января 1918 года большевики взяли власть в Феодосии, выбив оттуда татарские формирования, 6(19) января — в Керчи [33].

В ночь с 8(21) на 9(22) января красногвардейские отряды вступили в Ялту. Крымско-татарские части вместе с примкнувшими к ним белыми офицерами оказали ожесточённое сопротивление. Город несколько раз переходил из рук в руки. Красных поддерживала корабельная артиллерия. Лишь к 16(29) января красногвардейцы одержали окончательную победу [34].

В своих воспоминаниях Врангель воспроизводит разговор с революционными матросами, явившимися в его ялтинскую усадьбу 10(23) января, в самый разгар сражения за город:

«— Мы только с татарами воюем, — сказал другой. — Матушка Екатерина ещё Крым к России присоединила, а они теперь отлагаются...

Как часто впоследствии вспоминал я эти слова, столь знаменательные в устах представителя “сознательного” сторонника красного интернационала» [35].

Ирония совершенно неуместная. Именно большевики оказались той силой, которая сумела восстановить Россию в исторических границах. В то время как белые, несмотря на высокопарную патриотическую риторику, так и норовили пойти в услужение кому угодно, начиная от немцев и кончая Антантой.

Решающие события разыгрались под Севастополем. В ночь с 10(23) на 11(24) января крымско-татарские формирования вторглись в крепостной район и пытались захватить стратегически важный Камышловский мост, однако встретили отпор со стороны нёсшего охрану красногвардейского отряда. Получив подкрепления, красные перешли к наступательным действиям. 12(25) января около станции Сирень (Сюрень) севастопольский отряд разбил врага и затем с боем занял Бахчисарай [36].

В это самое время в Симферополе заседал Совет народных представителей. Как и полагается российским демократам, его члены вели нескончаемые дебаты. Согласно воспоминаниям очевидца, члена партии кадетов князя В.А.Оболенского: «Зал заседания был битком набит публикой, больше, конечно, партийной. Шли горячие прения на тему о том, следует ли оказывать вооружённое сопротивление севастопольским матросам, вышедшим походным порядком через Бахчисарай на Симферополь» [37].

Сомнения разрешили явившиеся на заседание посланцы Курултая:

«Но вот явились два татарина — представители директории, и сообщили, что их глава, Джаффер Сейдаметов, отправил войска в Бахчисарай, что завтра должно произойти решительное сражение, в исходе которого они не сомневаются. Джаффер вполне уверен, что через несколько дней Севастополь будет в руках татарских войск, которые легко справятся с большевицкими бандами, лишёнными всякой дисциплины» [38].

Действительность безжалостно опровергла эти хвастливые заявления. При столкновении с большевиками татарские формирования трусливо разбежались, после чего красные, не встречая особого сопротивления, начали штурм Симферополя. Одновременно в городе вспыхнуло рабочее восстание. С прибытием севастопольских красногвардейских отрядов, вступивших в столицу Крыма в ночь с 13(26) на 14(27) января, большевики одержали окончательную победу [39]. Челебиджан Челебиев, успевший за несколько часов до этого уйти в отставку, был арестован и 23 февраля 1918 года расстрелян. Сменивший его Джафер Сейдамет бежал в Турцию [40].

Полковник Макухин поначалу тоже сумел скрыться, проживая под чужим именем в Карасубазаре (ныне Белогорск). Однако затем в лучших национальных традициях один из местных татар выдал его большевикам за скромное вознаграждение в 50 рублей. Незадачливый полковник был доставлен в симферопольскую тюрьму и расстрелян [41].

Состоявшийся 7–10 марта 1918 года в Симферополе 1-й Учредительный съезд Советов, земельных и революционных комитетов Таврической губернии провозгласил создание Советской социалистической республики Тавриды [42].

Удар в спину

И я разубеждал татар, которые с таинственным видом и с довольным блеском в глазах сообщали: «Наши говорят — герман скоро Крым придёт. Тогда хороший порядок будет»
Из воспоминаний В.А.Оболенского

Увы, Советская власть продержалась в Крыму недолго. Нарушив условия Брестского мира, 18 апреля 1918 года на полуостров вторглись германские войска [43]. Вместе с немцами двигались их украинские холуи — так называемая Крымская группа войск под командованием подполковника П.Ф.Болбочана [44]. 22 апреля оккупанты и их прислужники овладели Евпаторией и Симферополем [45].

Одновременно повсеместно начались восстания татарских националистов. Как хвастливо заявил позднее Джафер Сейдамет: «Вступив в Крым, немцы застали здесь не только татарские военные силы, которые почти всюду шли в авангарде немецкой армии против большевиков, но и татарские организации даже в маленьких деревушках, где их приветствовали национальными флагами» [46].

Мятежники сумели захватить Алушту, Старый Крым, Карасубазар и Судак. Выступление произошло и в Феодосии. Повстанческое движение охватило значительную территорию горного Крыма [47].

При этом наблюдались многочисленные случаи сотрудничества татарских и украинских националистов. Так, согласно показаниям свидетелей, 21 или 22 апреля в находящуюся недалеко от Ялты деревню Кизилташ (ныне Краснокаменка) прибыло «два автомобиля с вооружёнными офицерами, украинцами и татарами. Они, обратившись к собравшимся, объявили им о занятии Симферополя германцами и убеждали их организовать отряды и наступать на Гурзуф и Ялту с целью свержения власти большевиков». На следующий день к Гурзуфу через Кизилташ проследовал украинско-татарский отряд численностью до 140 человек [48].

Возникает резонный вопрос: а куда, собственно, спешили крымские татары? Исход противоборства регулярных германских войск с таврическими большевиками сомнений не вызывал. Не безопасней ли было подождать несколько дней до падения Советской власти?

Такие же мысли приходили в голову и очевидцу событий князю В.А.Оболенскому:

«Вместе с тем мне был совершенно непонятен смысл татарского восстания. Ведь если немцы действительно в Симферополе, то завтра или послезавтра они будут на Южном берегу и займут вообще весь Крым без сопротивления. Зачем же при таких условиях татарам было устраивать восстание, которое до прихода немцев могло стоить немало крови?

Впоследствии, познакомившись с политикой немцев в Крыму, я понял, что это восстание было делом рук немецкого штаба. Немцам, стремившимся создать из Крыма самостоятельное мусульманское государство, которое находилось бы в сфере их влияния, нужно было, чтобы татарское население проявило активность и якобы само освободило себя от “русского”, т.е. большевицкого ига. Из победоносного восстания, естественно, возникло бы татарское национальное правительство, и немцы делали бы вид, что лишь поддерживают власть, выдвинутую самим народом. Вероятно, эти соображения заставляли их выжидать в Симферополе результатов татарского восстания» [49].

Присутствовал и ещё один мотив спешки: желание успеть вдоволь пограбить и позверствовать. А то немецкая оккупационная администрация может и не позволить творить безобразия, подобно тому, как два десятилетия спустя гитлеровцы сдерживали своих крымско-татарских прислужников.

В Судаке татарскими националистами был схвачен и зверски замучен председатель местного ревкома Суворов [50]. 21 апреля у деревни Биюк-Ламбат были арестованы направлявшиеся в Новороссийск члены руководства республики Тавриды во главе с председателем СНК А.И.Слуцким и председателем губкома РКП(б) Я.Ю.Тарвацким. После двух дней пыток и издевательств они были расстреляны 24 апреля близ Алушты [51].

Впрочем, татарские зверства были направлены не столько на большевиков, сколько на всё христианское население:

«Начинается резня. В деревнях Кучук-Узень, Алушта, Корбек, Б[июк]-Ламбат, Коуш, Улу-Сала и многих других расстреливают и истязают десятки трудящихся русских, греков и т.д. В эти дни в алуштинской больнице была собрана целая коллекция отрезанных ушей, грудей, пальцев и пр. Резня приостанавливается только в результате контрнаступления красных отрядов» [52].

Как рассказала авторам книги «Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму» А.Г. и В.Г.Зарубиным уроженка Ялты Варвара Андреевна Кизилова, наблюдавшая эти события 13-летней девочкой, один из её родственников был схвачен и убит татарами только за то, что выстроенная им пристройка к дому закрывала вид на мечеть [53].

Однако как метко заметил всё тот же Оболенский: «Увы, немцы слишком понадеялись на отвагу татарских повстанцев, не зная, очевидно, что среди массы положительных качеств симпатичнейшего татарского народа храбрость и решительность занимают самое скромное место» [54].

Оказалось, что, несмотря на критическую ситуацию, большевики ещё способны дать отпор бандам националистов. В Феодосии красногвардейцы и матросы с помощью миноносцев «Фидониси», «Звонкий» и «Пронзительный» легко подавили татарское выступление [55]. После этого феодосийский ревком отправил два отряда в Судак. Командир одного из них Пётр Новиков убедил восставших татар сложить оружие. Виновные в убийстве Суворова были наказаны, власть в Судаке вновь перешла в руки ревкома [56].

22 апреля в Ялту из Севастополя прибыл миноносец с красногвардейцами. Высадившись в городе, севастопольцы вместе с местным красногвардейским отрядом выступили навстречу противнику. 23 апреля в 12 верстах от Ялты произошёл бой, в ходе которого поддерживаемые с моря миноносцем красногвардейские отряды с лёгкостью разгромили татарских националистов [57].

Столкнувшись с вооружённым отпором, привыкшее резать мирное население или расправляться с беззащитными пленными «лихое племя Чингисхана» в панике бежало. Согласно показаниям татарского поручика Мухтар Хайретдинов, данным работавшей после прихода немцев следственной комиссии Курултая:

«Узнав о силе большевиков в Ялте, отряд сразу отказался от наступления на означенный город и тем выдал свою слабость. Когда это было обнаружено, большевики сами повели наступление, и наш отряд, нигде не оказавший сопротивления, отступал до самой Алушты, оставляя на произвол большевиков все татарские деревни между этими городами» [58].

Ещё менее лицеприятно описывает это отступление Оболенский:

«Утром, действительно, конный татарский отряд под командованием полковника Муфти-Заде выступил из Биюк-Ламбата на Ялту, а днём, встреченный на полпути пулемётным огнём, в беспорядке и панике пронёсся обратно» [59].

24 апреля миноносец обстрелял Алушту, после чего татары разбежались окончательно:

«На другой день наступления большевиков, часов около 11, прибыл в Алушту маленький пароходик большевиков и начал обстрел. В это время наш отряд находился около Биюк-Ламбата. Когда услышали орудийные выстрелы, весь отряд бросил свои позиции, отступил в Алушту и начал расходиться по деревням» [60].

Вечером в Алушту вступили красногвардейские отряды. Миноносец привёз винтовки. «Всем раненым лазаретов в количестве 600 человек было роздано оружие и, кроме того, были вооружены все рабочие города и окрестностей» [61]. Как вспоминал расстрелянный вместе с другими членами советского руководства Крыма, но чудом оставшийся в живых И.Семёнов: «Когда здесь увидели зверства, которые были проделаны националистами в ночь с 23 на 24 апреля, — все взялись за оружие, даже в санатории не осталось ни сестёр, ни сиделок» [62].

Красногвардейские отряды гнали разбитые крымско-татарские банды до занятого оккупантами Симферополя. Когда красные были уже в 12 вёрстах от города, поступил приказ об отступлении вследствие отхода от Альмы севастопольских отрядов, разбитых немцами [63].

К 1 мая 1918 года германские войска оккупировали весь полуостров [64]. Советская власть в Крыму была временно ликвидирована.

Прислуживая немцам

«История татарского национального движения золотыми буквами печатает на своих страницах и с чувством глубокой признательности и благодарности отметит поистине дружественное, благожелательное отношение творца величайшей в мире культуры, германского народа, к маленькому и слабому в настоящем, но славному в прошлом крымско-татарскому народу»
Газета «Крым», 27 ноября 1918 года

Как я уже говорил, несмотря на отсутствие притеснений со стороны властей царской России, крымские татары продолжали симпатизировать своим прежним господам и единоверцам из Турции.

«Помню свой разговор с татарами в одной деревенской кофейне во время войны. Говорили о всяческих тяготах, связанных с войной; гадали о том, скоро ли будет мир.

— Ничего, теперь скоро будет мир, — утешительно говорил один степенный татарин, — теперь наша победа держал.

Я не сразу понял бодрого тона моего собеседника, ибо немцы били и нас, и союзников.

Оказалось, что “наши” — это турки, разгромившие союзников в Дарданелах» [65].

Не удивительно, что вернувшийся 11 мая 1918 года из Константинополя в Крым Джафер Сейдамет поначалу тоже ориентировался на Турцию. На созванном сразу после его приезда закрытом заседании Курултая лидер крымско-татарских националистов сообщил радостную новость, что турки отпустили ему 700 тысяч лир и командировали около 200 офицеров и чиновников для организации новой власти в Крыму. Кроме того, в Севастопольский порт прибыла турецкая эскадра в составе кораблей «Султан Джеврес-Селим», «Гамидие» и нескольких миноносцев [66].

Однако немцы вовсе не собирались уступать Крымский полуостров турецким союзникам. Осознав это, Джафер Сейдамет немедленно сменил хозяина. Неделю спустя он уже разъяснял своим соплеменникам:

«Хотя с турками нас связывает религия, национальность и язык, но вместе с тем мы уже дошли до такого периода политической жизни, что разум может брать перевес над чувствами... И нам приходится остановиться на такой державе, которая была бы в состоянии отстоять самостоятельность Крыма. Такой державой может быть только Германия. Отсюда — нашей ориентацией может быть только германская ориентация» [67].

Как и положено, не обошлось без лакейского пресмыкательства перед новыми господами. Так, выступая перед Курултаем 16 мая, Джафер Сейдамет подобострастно заявил:

«Есть одна великая личность, олицетворяющая собой Германию, великий гений германского народа... Этот гений, охвативший всю высокую германскую культуру, возвысивший её в необычайную высь, есть не кто иной, как глава Великой Германии, Император Вильгельм, творец величайшей силы и мощи... Интересы Германии не только не противоречат, а, быть может, даже совпадают с интересами самостоятельного Крыма» [68].

Чтобы придать оккупационному режиму благопристойный вид, немцы решили создать в Крыму марионеточное правительство. Поначалу эта миссия была возложена на Сейдамета, который и был провозглашён 18 мая премьер-министром на заседании Курултая [69]. Однако представители земств, городских дум и прочие местные «отцы русской демократии» дружно отказались участвовать в правительстве крымско-татарских националистов. В результате 6 июня командующий оккупационными войсками на полуострове немецкий генерал Кош поручил формирование правительства генерал-лейтенанту М.А.Сулькевичу [70].

Литовский татарин, генерал царской армии, командир 1-го мусульманского корпуса [71], Матвей Александрович (Сулейман Мацей) Сулькевич оказался подходящей компромиссной фигурой. 25 июня «Крымское краевое правительство» было сформировано. Джафер Сейдамет получил в нём пост министра иностранных дел [72].

Однако такой исход дела совсем не отвечал замыслам татарских националистов, мечтавших о возрождении Крымского ханства. 21 июля 1918 года от имени Курултая кайзеру Вильгельма II был тайно направлен меморандум следующего содержания [73]:

«Крымский татарский народ, который благодаря падению Крымского ханства 135 лет тому назад подпал под русское иго, счастлив иметь возможность довести о своих политических надеждах до сведения германского правительства, в помощи коего турецкому и мусульманскому миру он убеждён, опираясь на сулящие мусульманским странам счастье исторические высокие цели его величества государя императора Вильгельма, являющегося воплощением великого Германского государства [74].
...
Несмотря на все жестокие притеснения, численный состав крымских татар всё-таки не мог быть поколеблен, равным образом никакие притеснения не могли заставить их забыть то уважение, которым пользовалось господство их предков, перед которым некогда склонялась Москва...

Крымские татары желают восстановления в Крыму татарского владычества на следующих основаниях.

Они составляют постоянный элемент Крыма, как наиболее старинные господа Крыма, они вырабатывают основание всей экономической жизни страны, они составляют большинство крымского населения, они объявили и защищали независимость Крыма..., они добиваются признания независимости Крыма в интернациональной дипломатии; они подготовлены к этому наилучшим образом благодаря своему парламенту и политической национальной организации; благодаря историческим и военным способностям своей расы они могут сохранить мир и спокойствие в стране, и в заключение, они опираются на Центральную Раду Украины...

Чтобы достигнуть этой святой цели следует признать необходимым, чтобы нижеследующие основные положения политической жизни Крыма были осуществлены:

1) Преобразование Крыма в независимое нейтральное ханство, опираясь на германскую и турецкую политику.

2) Достижение признания независимости Крымского ханства у Германии, её союзников и в нейтральных странах до установления всеобщего мира.

3) Образование татарского правительства в Крыму с целью совершенного освобождения Крыма от господства и политического влияния русских.

4) Водворение татарских правительственных чиновников и офицеров, проживающих в Турции, Добрудже и Болгарии, обратно в Крым.

5) Образование татарского войска для хранения порядков в стране.

6) Право на возвращение в Крым проживающих в Добрудже и Турции крымских эмигрантов и их материальное обеспечение.

Турецкий и мусульманский мир, готовясь к политическому союзу с Великой Германской империей, своей спасительницей, принеся в жертву сотни тысяч людей, и в дальнейшем готовы принести жертвы в десять раз большем количестве, чтобы укрепить навеки достигнутые положения».

Увы, весь этот холуйский порыв так и пропал втуне.

Одним из первых распоряжений «Крымского краевого правительства» стало введение военно-полевых судов и создание карательных отрядов. Так, в Ялте был сформирован карательный отряд из татар численностью до 700 человек, просуществовавший до конца немецкой оккупации [75].

Татарская молодёжь устраивала благотворительные вечера в пользу немецких солдат, погибших в борьбе с большевиками [76]. 13 октября 1918 года на общем собрании Бахчисарайского «Союза учащихся татар» один из его активистов гимназист Сеит-Умер Турупчи сделал доклад, в котором заявил: «Не нужно верить всяким разговорам и провокациям, — сказал господин Джафер Сейдаметов, — большевики больше в Крыму не покажутся. Это только бред больных русских. Русские сейчас — больные. Как больной человек бредит во сне, так и они бредят. По политическим соображениям немцы никогда не оставят Крым, поэтому все слухи о будущем наступлении большевиков — враньё. Это нужно разъяснить нашей нации» [77].

От кайзера до Пилсудского

Однако дни немецкой власти в Крыму были сочтены. Потерпев поражение в войне, 11 ноября 1918 года Германия капитулировала [78]. А через две недели на полуострове уже начинают хозяйничать новые оккупанты. 26 ноября на рейде Севастополя появляется эскадра из 22 английских, французских, итальянских и греческих судов, возглавляемая адмиралом Сомерсетом Колторпом (Calthorpe). На борту кораблей находились английские морские пехотинцы, 75-й французский и сенегальский полки, греческий полк. Главной базой интервентов становится Севастополь. Отдельные суда и небольшие отряды расположились также в Евпатории, Ялте, Феодосии и Керчи [79].

Иностранных спасителей России, пришедших «чтобы дать возможность благонамеренным жителям восстановить порядок» [80], а заодно добиться выплаты царских долгов, с энтузиазмом приветствовало сформированное 15 ноября 1918 года новое марионеточное «Крымское краевое правительство», возглавляемое членом партии кадетов Соломоном Крымом [81].

Прибыла на поклон к интервентам и делегация крымских татар, судорожно ищущих для себя нового хозяина. В приветствии адмиралу Колторпу «старинные господа Крыма» высказали надежду, что союзное командование отнесётся к их нуждам с должным вниманием [82]. Однако представители западных демократий не оправдали татарских чаяний.

К тому же наступление большевиков, о невозможности которого столько раз говорили вожди крымско-татарских националистов, не заставило себя долго ждать. Части Украинского фронта успешно теснили разлагающиеся войска интервентов. 8 апреля 1919 года был освобождён Джанкой, 11 апреля — Симферополь и Евпатория, 13 апреля — Бахчисарай и Ялта, 29 апреля — Севастополь [83].

Таким образом, красные заняли почти весь Крым, за исключением Керченского полуострова. «Бред больных русских» стал явью. 28–29 апреля 1919 года 3-я Крымская областная партконференция в Симферополе приняла решение о создании Крымской Советской Социалистической Республики [84].

Увы, и на этот раз Советская власть в Крыму продержалась недолго. 18 июня в районе Коктебеля высадился белогвардейский десант под командованием генерал-майора Я.А.Слащова. К 26 июня красные войска под натиском противника вынуждены были оставить Крым [85].

Впрочем, особой радости крымско-татарским националистам это не принесло. Выступавший, по крайней мере, на словах, за «единую и неделимую Россию», главнокомандующий «Вооружёнными силами Юга России» генерал-лейтенант А.И.Деникин никаких симпатий к подобной публике не испытывал. Как возмущённо пишут в своей книге М.Н.Губогло и С.М.Червонная: «Новая администрация абсолютно игнорирует стремления крымских татар к независимости» [86].

22 августа [87] 1919 года приказом главноначальствующего Таврической губернии генерал-лейтенанта Н.Н.Шиллинга крымско-татарская директория была распущена. В последующие месяцы были арестованы некоторые из видных националистов [88].

Примечательный инцидент произошёл в Бахчисарае. Во время торжественного собрания крымско-татарской молодёжи в большом саду ханского дворца туда явился отряд казаков, которые закрыли ворота, чтобы никто не разбежался, после чего выпороли собравшихся шомполами [89].

Оскорблённые в лучших чувствах крымские татары стали срочно подыскивать себе нового хозяина. В апреле 1920 года Джафер Сейдамет предложил принять мандат над Крымом Юзефу Пилсудскому. Ответ начальника Польского государства был уклончив: он соглашался сделать это лишь при условии, что такое решение будет одобрено Лигой нации и властями так называемой «Украинской народной республики». Разумеется, петлюровское правительство выступило решительно против, заявив, что готово предоставить Крыму широкую автономию, но не более того [90].

Тем не менее, в ноябре 1920 года Сейдамет удостоился аудиенции Пилсудского в Варшаве. Лидер крымско-татарских националистов поведал польскому маршалу, что «народ Крыма» мечтает об изгнании Врангеля, но не приемлет и власти большевиков, а желает образовать самостоятельную татарскую республику по образцу Эстонии и Латвии. С этого момента началось активное сотрудничество польского Генштаба с крымско-татарской эмиграцией [91].

Однако судьба многострадального полуострова решалась отнюдь не в Варшаве. 7 ноября 1920 года войска Южного фронта перешли в решительное наступление. К 12 ноября оборона белых была окончательно прорвана, а к 17 ноября освобождена вся территория Крыма [92]. На полуострове в очередной раз была восстановлена Советская власть.

Примечания:

1. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т.I. СПб., 1900. С.34.
2. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Крым в период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной интервенции и гражданской войны (1917–1920 гг.). Симферополь, 1957. С.12.
3. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. Симферополь, 1997. С.24.
4. Там же. С.25.
5. После введения всеобщей воинской повинности в 1874 году был сформирован Крымский эскадрон (Муфтий-заде И.М. Очерк военной службы крымских татар (по архивным материалам). Симферополь, 1899. С.19), а в следующем году ещё один эскадрон, составивший вместе с первым Крымский дивизион (Там же. С.20). В 1909 году из дивизиона был развёрнут Крымский конный полк (Керсновский А.А. История русской армии в 4-х томах. Том третий. 1881–1915 гг. М., 1994. С.45).
6. Исхаков С. Вместе или порознь. Тюрки-мусульмане в российской армии в 1914–1918 годы // Татарский мир. Октябрь 2004. №15–16(44–45). С.5.
7. Там же.
8. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.40.
9. Там же.
10. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскотатарское национальное движение. Т.II. Документы. Материалы. Хроника. М., 1992. С.173.
11. Там же. С.175.
12. Исхаков С. Вместе или порознь... С.5.
13. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.40–41.
14. Там же. С.29.
15. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскотатарское национальное движение. Т.II. М., 1992. С.174, 274.
16. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскотатарское национальное движение. Т.II. М., 1992. С.275; Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.45.
17. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.39.
18. Там же. С.45.
19. Там же. С.45–46.
20. Официальное название — «1-й армейский имени Чингисхана мусульманский корпус». См.: Исхаков С. Вместе или порознь... С.6.
21. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.48; Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.37.
22. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.68.
23. Великая Октябрьская социалистическая революция: энциклопедия. 3-е изд., доп. М., 1987. С.511.
24. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскотатарское национальное движение. Т.II. М., 1992. С.275.
25. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.50.
26. Там же. С.51.
27. В 1906–1917 гг. член ЦК Сионистской организации России, после Февральской революции вступил в партию конституционных демократов (кадетов), в 1918 году избран председателем Союза еврейских общин Крыма. См.: Краткая еврейская энциклопедия. Т.6. Иерусалим, 1992. Стб.342–343.
28. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.56.
29. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.86.
30. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.40.
31. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.46.
32. Великая Октябрьская социалистическая революция: энциклопедия. 3-е изд., доп. М., 1987. С.511.
33. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.52.
34. Там же. С.53–54.
35. Врангель П.Н. Записки // Пётр Врангель. Главнокомандующий. М., 2004. С.157.
36. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.56.
37. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.69.
38. Там же.
39. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.313; Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.57–58.
40. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.64–65, 69–70.
41. Там же. С.79.
42. Великая Октябрьская социалистическая революция: энциклопедия. 3-е изд., доп. М., 1987. С.511.
43. Там же.
44. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.91.
45. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.91.
46. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.91.
47. Там же.
48. Там же. С.90–91.
49. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.74.
50. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.91.
51. Там же. С.92.
52. Тархан И. Татары и борьба за советский Крым // Советов В.И., Атлас М.Л. Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды. Сборник к 15-тилетию расстрела. 24/IV 1918 г. — 24/IV 1933 г. Симферополь, 1933. С.16.
53. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.91.
54. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.74.
55. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.93.
56. Грудачёв П.А. Багряным путём Гражданской. Воспоминания. Симферополь, 1971. С.57.
57. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.92–93.
58. Выписки из протоколов следственной комиссии Крымского парламента (курултая). Показания поручика Мухтара Хайретдинова // Советов В.И., Атлас М.Л. Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды... С.102.
59. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.74.
60. Выписки из протоколов... Показания поручика Мухтара Хайретдинова // Советов В.И., Атлас М.Л. Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды... С.102.
61. Выписки из протоколов... Показания Хафиз Шамрата // Советов В.И., Атлас М.Л. Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды... С.74.
62. Семёнов И. Расстрел Совнаркома и Центрального исполнительного комитета республики Тавриды в 1918 году. Воспоминания расстрелянного // Советов В.И., Атлас М.Л. Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды... С.56.
63. Там же.
64. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.101.
65. Оболенский В.А. Крым в 1917–1920-е годы // Крымский Архив. Симферополь, 1994. №1. С.62.
66. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.105–106.
67. Там же. С.106.
68. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.105.
69. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.313.
70. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.107.
71. Там же. С.290.
72. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.313.
73. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскотатарское национальное движение. Т.II. М., 1992. С.175–176.
74. М.Н.Губогло и С.М.Червонная приводят текст документа с многочисленными пропусками. Поскольку их книга отражает взгляды современных крымско-татарских националистов, можно предположить, что авторы убрали из меморандума наиболее холуйские пассажи. Об этом свидетельствует подчёркнутый фрагмент текста, отсутствующий в книге Губогло и Червонной и восстановленный мною по: Бояджиев Т. Крымско-татарская молодёжь в революции. Краткий очерк из истории националистическо-буржуазного и коммунистического движения среди татарской молодёжи Крыма. Симферополь, 1930. С.37.
75. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.108.
76. Бояджиев Т. Крымско-татарская молодёжь в революции. Краткий очерк из истории националистическо-буржуазного и коммунистического движения среди татарской молодёжи Крыма. Симферополь, 1930. С.37.
77. Там же. С.36.
78. Дипломатический словарь в трёх томах. Т.II. М., 1985. С.355.
79. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.141–142.
80. Из воззвания главнокомандующего союзными войсками на Юге России генерала Бертело. Цит. по: Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.140.
81. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.313.
82. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Симферополь, 1957. С.126.
83. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.234.
84. Там же. С.312.
85. Там же.
86. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскотатарское национальное движение. Т.II. М., 1992. С.279.
87. 9 августа по восстановленному деникинской администрацией старому стилю.
88. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей... С.219–222.
89. Бояджиев Т. Крымско-татарская молодёжь в революции... С.54.
90. Симонова Т.М. «Прометеизм» во внешней политике Польши. 1919–1924 гг. // Новая и новейшая история. 2002. №4. С.58.
91. Там же.
92. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.454.

С уважением, Владимир
_________________


А вот хрен им, а не Россия, даже если по нас пройдут (с.)
И.Кошкин "Когда горела броня"
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Пт, 08.12.2006, 02:09             цитировать    

XVII. РЕВОЛЮЦИЯ 1917 г.
Революция — варварская форма прогресса.
Жан Жорес

"ЗАТИШЬЕ" ПЕРЕД БУРЕЙ

Выше говорилось об ужесточении антитатарских репрессий в 1914 г., с началом первой мировой войны. Власти ожидали (в который раз!) массовой измены, перехода татар к враждебной России Турции. Так, уполномоченный крымских дворян Чернов писал генеральному прокурору Баклемишеву о "готовности татар к измене российскому престолу". Ему вторил Мордвинов, давно мечтавший о полном "очищении" полуострова от коренных жителей: "Не должно магометан водворять на военно-сторожевых стезях гор" (Лапицкая С., 1937, 49). Или вот такое типичное жандармское донесение на учителя симферопольского училища Руштие, который "кроме чтения своего предмета тайно посвящал учеников старших классов в историю Турции и бывшего Крымского ханства", за что доносчиком предлагалось содержание столь опасного преступника "под стражей в симферопольской тюрьме" (Бочагов А.К., 1932, 24).

Более подробная фактология проблемы в печати отсутствует, и читатель, пожелавший ознакомиться с ней глубже, вынужден обращаться к советским послевоенным историческим трудам. Но, увы, новых фактов, кроме упомянутых, он не обнаружит и здесь. Но зато в его распоряжении окажутся крайне любопытные заключения по военному периоду. Не беда, что они голословны, — это с лихвой компенсируется твердостью убеждений авторов и яркостью начертанной ими картины. Возьмем, к примеру, такой пассаж: "Татарские националисты по указке из Стамбула тайно проводили сбор средств для помощи Турции" (Гадинский П.Н., I, 1951, 208). Никакой информацией об этой "тайной" деятельности автор, очевидно, не[382] располагал, так как она не приведена, но такая мелочь не помешала ему нанести прямое оскорбление чохом целому пласту крымского населения, назвав его "пятой колонной германских империалистов" (там же, 203).

Собственно, Надинский лишь подхватил эстафету публицистов колониального периода истории крымских татар, что позволило занять ему достойное место в ряду сталинских фальсификаторов истории наций. Поражает лишь его нетворческий подход к социальному заказу — он почти дословно повторяет измышления газетчиков 1916 — 1917 гг., обличавших, например, крымских "немцев — шпионов, захвативших землю" и т. д. (цит. по: Бунегин М.Ф., 1927, 25).


Впрочем, продажные журналисты военного времени лишь отражали атмосферу взаимного недоверия, слежки и доносительства, которая душным саваном одела Крым еще в 1914 г. Репрессии против немцев-колонистов сменялись повальными обысками татарских кварталов в Симферополе и Евпатории; цензура зорко следила за проповедями в мечетях Бахчисарая; досмотру подвергались фелюги рыбаков Феодосии и Балаклавы. Но особенно болезненно отразились нововведения военной поры, жандармская слежка и добровольно-"патриотические" выступления и доносы частных лиц на татарскую прессу. Репрессии властей и все более смелые акции национально-демократической оппозиции, не считавшей необходимым потворствовать обострившейся шовинистической реакции, чем дальше, тем чаще приходили в столкновение, высекая искры, долетавшие и до самых горных и степных деревень. Что же касается городов, то здесь население давно уже разделилось на антагонистические группы, с нетерпением ждавшие момента, когда накопившийся за долгие годы социальный гнев разразится в открытой и бескомпромиссной политической борьбе. Именно эта взрывоопасная обстановка объясняет некоторые особенности крымского варианта Февральской революции.

ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ


Когда до Крыма донеслась весть о долгожданном перевороте в обеих российских столицах, то в исходе аналогичной метаморфозы здесь не было сомнений[383] ни у сторонников революции, ни у ее противников. Последних оказалось слишком мало, они не пользовались никакой поддержкой большинства населения, отчего и признали разумным сложить оружие, не обнажив его. Губернатор мирно передал власть уполномоченному новообразованного Временного правительства Крыма. После чего последовала присяга на верность, которую вся администрация полуострова принесла новой власти. Никто из чиновников старого аппарата не видел, кстати, в отречении от "любимого монарха" ничего зазорного: ведь одними из первых стали на сторону Февраля генерал-губернатор Эбелов и командующий флотом Колчак!

Татарская деревня увидела в революции прежде всего то, что желала увидеть, — залог окончания войны, основную тяжесть которой приходилось нести именно ее сыновьям, не говоря уже об экономической стороне дела 101. Но аполитичность села была велика — если в городах Советы рабочих и солдатских депутатов были созданы уже в марте 1917 г., то волостные и уездные Советы крестьянских депутатов — лишь летом. Сходным в этих органах власти было лишь то, что большинство и здесь и там принадлежало эсерам или меньшевикам. Даже в марте не было в Крыму ни одной большевистской организации. То есть основная волна арестов жандармов, полицейских, чиновников-монархистов, другие революционные акции произошли без участия большевиков. И это нимало не сказалось на радикальности перемен такого рода, происходивших не только в городе, но и в деревне. Так, в июле Советы Зуйской и Петровской волостей передали первичным крестьянским комитетам все имущество помещичьего имения Кильбурун; крестьяне Тав-Бодракской волости вынесли решение об отказе от воинской повинности, а делегаты феодосийских сел выдвинули требование о немедленной конфискации земель крымских помещиков (Надинский П.Н., II, 1957, 25).

Названные и некоторые иные действия — из числа крайних. Основная же масса Советов в Крыму была явно настроена на бескровное, ненасильственное, эволюционное перерастание буржуазного общества в народно-демократическое, к чему были основания. Процесс, начавшийся в Феврале, протекал здесь более мирно и свободно, чем в большинстве иных губерний.[384] Естественно, некоторые трения имелись в фазе практического осуществления революционных преобразований, и, конечно, шли острые дискуссионные схватки в идейно-политической сфере. Но и здесь сторонники планомерных радикально-репрессивных мер были в абсолютном меньшинстве: если эсеров в августе было всего 27 000, а меньшевиков — 7000, то большевиков — едва 250 человек (Гавен Ю., 1923, Cool. Причем и эсеры и меньшевики Крыма, среди которых значительную часть составляла татарская интеллигенция, были весьма пацифистски настроены и во внутренней и во внешней политике. Они смыкались, например, с большевиками, отстаивая программу немедленного выхода России из империалистической войны, даже ценой уступки оккупированной противником территории.

Собственно, татарские интеллигенты и до революции твердо стояли по отношению к войне на пораженческой позиции, чем вызывали к себе повышенное внимание жандармского управления. Большинство лидеров национального движения выдвинулось из их рядов уже после революции. Показательно, что не все они были горожанами, многие — впервые в истории народа! — пришли в политику из татарской деревни. Назовем хотя бы братьев Яшлавских (дер. Ханышкой), Ибрагима Аджи (дер. Коккозы), Шейх-Якуба Халилова (дер. Эффендикой) и др. (Елагин В.Л., 1924, 41). Этим пацифистам, сторонникам компромиссного, постепенного пути развития, уже в 1917 г. противостояла так называемая группа Р. Медиева (А. С. Айвазов, X. Чапчакчи, Д. Сейдамет, С. Маметов), стоявшая за чисто революционный, насильственный переход к новому порядку.

В целом же гонимое до революции татарское национальное, демократичное по духу движение развернулось в 1917 г., как никогда раньше. Отлично сознавая, что избавиться, в частности, от пережитков прошлого, тащившего его назад, к средневековой духовной, социальной и экономической зависимости, Крым может только с помощью революционной России, участники этого движения полностью отказались от имевших в предреволюционные годы некоторое распространение идей сепаратизма. Они включили в свои программы (весьма друг от друга, впрочем, отличавшиеся) единую цель — построение нового Кры[385]ма, находящегося в федеративном союзе с преображенной Россией. Причем подобной точки зрения придерживались и самые ортодоксально магометанские политические группировки. Например, имевший большой вес среди верующих татар Мусульманский комитет102. При всем различии крымскотатарских партий и группировок, они были едины в главном: национальное движение нуждалось в организационном оформлении, стал необходимым представительный демократический парламент — Курултай. Первое, организационное собрание Курултая открылось в Симферополе 25 марта 1917 г. Двухтысячный делегатский корпус избрал на нем постоянный орган этого всекрымского народного форума — Мусульманский исполнительный комитет (Мусисполком) количеством в 50 человек.

Мусисполком Крыма быстро получил всеобщее признание (в том числе и центрального Временного правительства) как единственного, полномочного и законного административного органа, представляющего всех крымских татар и обладающего правом решать отныне все проблемы дальнейшего развития народа Крыма.

В своей политике Мусульманский комитет еще в апреле 1917 г. отмежевался от сепаратистской программы отдельных политиков, настаивавших на полной "автономизации" (по сути отделении) Крыма, и даже выпустил специальное воззвание, где объявил своей целью построение "демократического республиканского строя на национально-федеративных началах" (Южные ведом., 1917, №91). С комитетом солидаризовалась в этом вопросе и сплотившаяся позже, летом 1917 г., "Национальная партия", более известная как "Милли-Фирка".

Это не единственный пункт, общий для программ двух партий, своеобразно соединявших в своей деятельности религиозную и революционную идеологию, причем первую не в ущерб второй. Присягнув весной — летом на верность революционному правительству, они организовывали татарские манифестации в поддержку его, а в мечетях — моления за победу революции! "Чисто революционные" партии относились к подобным неординарным акциям с иронией. Впрочем, она быстро испарилась — после проповедей и публичных речей имама И. Тарпи, необычайно по[386]пулярных в народе и немало сделавших для уяснения широкими татарскими массами сути революции (Елагин В.Л., 1924, 43).

На Первом съезде Мусульманского комитета председателем его был избран бывший учитель, солдат С.Д. Хаттатов. Делегаты, в подавляющем большинстве крестьяне, провалили на выборах в руководство партии ряд кандидатов-помещиков (в том числе весьма авторитетного их лидера С.Б. Крымтаева), предпочтя им популярных в среде трудящихся Нумана Челеби Джихана (Ч. Челебиева), Д. Сейдамета, А. Озенбашлы, X. Чапчакчи, Енилеева, И. Тарпи, К. — Б. Крымтаева, С. Меметова, А. Боданинского и др.103

Ключевые не только в партии, но в масштабе всего Крыма посты заняли Ч. Челебиев (Временный комиссар духовного правления и одновременно Таврический муфтий), Д. Сейдамет (комиссар Вакуфной комиссии), А.С. Айвазов и М. Кипчакский (члены бюро мусульманской фракции Думы). Мусульманские лидеры пользовались авторитетом не только как патриоты и демократы, но и как опытные политики, прошедшие большую жизненную и профессиональную школу104.

Показательно, что первым постановлением Мусульманского комитета стало решение о народном просвещении и лишь во вторую очередь он позаботился о создании необходимой для любой власти вооруженной поддержки — мусульманских добровольческих частей. Против этого национального отряда, кстати, также выступило Временное правительство Крыма, изо всех сил стремившееся сохранить монополию на власть. Тем не менее татарский батальон был вскоре признан как законная революционная часть всероссийским Временным правительством, которое даже усилило его, переведя для этого в Симферополь запасную часть Конного татарского полка. Татарский батальон стал первым поистине народным войском Крыма, вставшим на защиту прав своего народа и этим народом всегда поддерживаемым105,

Что же касается первого упомянутого постановления, то впервые татарская русифицированная школа была передана в руки татар же. Но это ни в коем случае не означало стремления комитета ее обособить, оторвать от культуры России. В школе преподавались[387] русский язык и литература, история страны, а летом 1917 г. татарские преподаватели были отправлены за счет комитета в Москву на курсы повышения квалификации.

Комитет стремился к улаживанию всевозможных конфликтов, стихийно вспыхивавших между татарами и правительством в ходе аграрной реформы. Так, когда в южных волостях Крыма, на 58 — 96% населенных татарами (Соц. — эк. атлас Крыма, 1922, 9), вспыхнули беспорядки и крестьяне стали самовольно захватывать земли (дер. Кикинеиз, Байдары), то комитетчики, став посредниками, добились решения проблемы, приемлемого и для татар, и для администрации Советов (KB, 1917, №134).

Следующее важное решение комитета — о передаче вакуфного имущества или доходов с него татарским крестьянам, т. е. потомкам дарителей и собирателей этого народного достояния (ГТ, 1917, №3). Иная точка зрения была у правительства, считавшего, что вакуфы должны остаться в руках духовенства, но под контролем государства. Разгорелась дискуссия, тем более острая, что речь шла о все еще значительном имуществе — 88 тыс. десятин лучших земель и полутысяче домов и лавок. Комитет развернул широкую пропагандистскую работу в деревне, обосновывая свою позицию тем, что вакуфы, будучи переданы беднякам села, не только улучшат положение крестьян, но и лишат экономической базы духовенство, сохранившее в известной мере верность свергнутому царскому режиму. Естественно, село пошло за комитетом, как и беднейшие слои города. Именно в этот период, когда в городах и уездах крепли местные отделения партии, а Мусульманский комитет превращался в стройную организацию с четкой национально-демократической программой, его реальная сила основывалась на безоговорочной поддержке доверявших ему масс — от центра до самых глухих деревень (Бунегин М.Ф., 1927, 46). По сути комитет стал единственной партией, которая в новое время взяла на себя заботу о возрождении — экономическом и культурном — нации. Трудно назвать какую-либо иную группировку, которая в XIX — XX вв. столь четко и бескомпромиссно могла бы связать свою судьбу с борьбой по большому счету за возврат крымскому народу Крыма.

С лета 1917 г. центральным органом комитета[388] стали независимые газеты "Миллет" (ред. А.С. Айвазов) и "Голос татар" (ред. А. Боданинский и X. Чапчакчи) — печатные издания, в отличие от "Терджимана" содействовавшие не только культурному и национальному возрождению народа, но и его политической консолидации. Поэтому, поддерживая революционную власть, обе газеты не останавливались и перед критикой Советов, нередко игнорировавших интересы татар. Так, когда с попустительства власти контрразведкой Севастополя был арестован муфтий Ч. Челебиев106, комитет поставил прямой вопрос: "Имеет ли право на существование власть, идущая на удочку реакции... и не могущая дать минимум личных свобод?" (ГТ, 1917, 2).

Подобная критика отражала и трещину в отношениях между татарским и российским демократическим движением, наметившуюся еще до 1917 г. и со временем отнюдь не уменьшившуюся. На новом этапе лишь умножились пункты расхождения между программами — к национальной добавилась проблема выбора средств преобразований. Если татары, уставшие от притеснений и репрессий, по-прежнему стремились к мирному исходу, то российские революционеры, в особенности большевики, стояли за насильственную ломку старых отношений. Так, осенью 1917 г. Свердлов охарактеризовал Крым как оплот эволюционистов, считавших, что все революционные преобразования можно провести мирным путем, компромиссами, и призвал буквально к разгрому "социал-соглашателей", заявив, что "Севастополь должен стать Кронштадтом Юга" (Гавен Ю., 1922, 5). Напомним, что это было сказано до развертывания террора на севере и юге России.

Подобная нацеленность на безусловную необходимость репрессий была вредна уже тем, что раскалывала демократическое движение России и Крыма — крымчане не могли ее принять именно из-за ее кровавой безысходности, что вовсе, кстати, не означает, что татары были готовы сдаться любой вооруженной силе. Ведь, когда начался мятеж Корнилова, Мусульманский комитет решительно встал на защиту завоеваний революции. Навстречу мятежникам были посланы крымские делегаты с целью отколоть от них солдат-мусульман и пополнить ими ряды вооруженной защиты Петрограда (ГТ, 1917, №7). Но во главу[389] угла комитет ставил все же идеологические средства в борьбе, в том числе и против собственной мусульманской реакции, — в сентябре 1917 г. им был подвергнут острой критике комплот "ученых" — улемов — и бывшего муфтия Тарпи, активно звавших назад, к шариату107 (ГТ, 1917, №10).

Из сказанного ясно, что Мусульманский комитет и Милли-Фирка не пользовались поддержкой, с одной стороны, Временного правительства, с другой — большевиков. Но если первое было вынуждено с комитетом мириться как с пользовавшейся безусловным авторитетом среди татарского населения силой, то большевики заняли непримиримую позицию. Они отвергали любые попытки татарских лидеров найти общий язык, а разделяться с "соглашателями" им мешало только отсутствие реальной власти РСДРП на местах.

Кроме того, в Крыму пока не было даже единой большевистской организации. Лишь поздней осенью 1917 г. в Симферополе собралась учредительная I Таврическая партийная конференция. На ней присутствовало 17 делегатов, которые решали организационные вопросы (о денежных средствах партии и т. п.), а отнюдь не об отношении к набравшему реальную силу национальному движению. Учитывая общее отношение большевиков к коренному населению, упущение это вполне объяснимо, как и то, что критика его последовала лишь через 5 (!) лет (Гавен Ю., 1923, 15), хотя результаты подобного проявления политической слепоты последовали весьма скоро — через считанные месяцы татарский вопрос разросся до таких масштабов, что к оружию потянулись руки и самых рассудительных членов РСДРП...

Напротив, национально-демократическое движение набирало силу исключительно мирным путем. В октябре 1917 г., накануне революции, состоялся II Крымскотатарский делегатский съезд. Когда начались выборы в Учредительное собрание делегатов Крыма, то один из наиболее авторитетных участников съезда, Вели Ибраимов, заявил, что необходимо выдвигать тех, кто приобщился к делу революции не со вчерашнего дня, а с "давних пор", кто мог бы "всеми силами отстаивать интересы рабочих и крестьян и всей нашей голытьбы" (ГТ, 1917, №11). Этим будущий Предсовнаркома Крыма и объединившаяся во[390]круг него группа противопоставила себя крайним националистам, считавшим, что главная задача крымских делегатов — высоко нести "эмблему татаризма — голубое знамя Чингиза" (там же), а социальная их программа — дело второстепенное.

Группа В. Ибраимова на съезде добилась поддержки большинства участников. Резолюция съезда декларировала поэтому свое отношение к мусульманам всего мира в первую очередь как к "жертвам европейского империализма". Съезд высказался за первоочередное решение назревших социальных и экономических задач, а также за право всех угнетенных наций на национальное самоопределение (ГТ, 1917, №11). Собственно, эта позиция была аналогична большевистской, что, кстати, не помешало большевикам позже, когда встала проблема автономного Крыма, подвергнуть ее резкой критике.

Переходя к истории образования первого крымского народного правительства, необходимо сделать некоторые замечания, касающиеся геополитической ситуации в Крыму, обычно исследователями этого сложного периода не учитывающейся. Как правило, дело представляется таким образом, что татарские националисты, захватив власть, пытались оторвать Крым от России и передать его в руки Турции. При этом забывается, что Крым какое-то время был и без того "оторван" от России — после того как Центральная рада объявила о создании Украинской народной республики. И лишь после этого Мусисполком заявил, что он, как "выразитель воли татар, не желая допустить в Крыму гегемонии какой-либо народности над другой... признает Крым для крымцев и находит, что чрезвычайные обстоятельства повелевают народам Крыма объединиться для общей дружной работы на благо всех народов, населяющих Крым" (ГТ, 1917, №15).

Крым для крымцев! Это была единственная платформа в той ситуации полного распада бывшей империи, что могла отвечать чаяниям населения, уже ощущавшего угрозу захвата и подчинения Крыма, оставшегося без защиты центральной власти. Это означало максимально возможную гарантию сохранения политической независимости, сохранения исконной культуры и равноправия всех наций, населявших полуостров. Это видно из приведенного за[391]явления, но еще более — из декларации татарского представителя на сентябрьском (1917 г.) съезде народов в Киеве: "Пусть знают все, что крымские татары не позволят никому устанавливать какую-либо гегемонию на Крымском полуострове. И на этот раз уже крымские татары не покинут своего края без упорной защиты своих прав и добытой свободы... Мы, свободные сыны отныне свободного татарского народа, протягиваем вам руку с лозунгом демократической федеративной республики для счастливого дружеского сожительства в будущем" (Бунегин М.Ф., 1927, 50, 87-8Cool.

Как видно, и эта платформа соответствовала, между прочим, большевистской: недаром приветствие УНР, направленное из Крыма, было подписано совместно татарскими делегатами и большевиком Ж. Миллером108. Точно так же с обоюдного согласия был сделан такой важный шаг, как передача УНР трех таврических уездов, где не было татар, но большинство украинцев, — материковой части бывшей губернии. Отношение к решениям Мусисполкома изменилось гораздо позже — в трудах советских историков, поголовно настроенных к Мусисполкому резко критически (1950 — 1980-е гг.). Так, даже лозунг "Крым — для крымцев" (не татар, заметим), рассмотренный вне исторического контекста, оценивается как "стремление татарских националистов оторвать Крым от нашего государства" (Надинский П.Н., II, 1957, 37). Возникает естественный вопрос: для кого должны были члены комитета предназначать свой край — для москвичей, киевлян или тамбовцев? Тем более в то смутное время, когда "засамоопределялись, засамоуправлялись, заполонили своими делегатами столицы Европы Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Грузия, Армения, Азербайджан, Украина, Белоруссия, Дон, Кубань. Газеты запестрели новыми географическими и политическими терминами..." (Станкевич В., 1921, 16). По-моему, ожидать, что крымское русофильство должно было бы стать на порядок выше донского или кубанского, уж не попытка ли это обнаружить крымчан святее папы римского...

В начале октября 1917 г. в Крыму развернулась кампания по выборам в Учредительное собрание; в ней приняли широкое участие и большевики во главе с "губернским парторганизатором" Ж. Миллером. Од[392]нако выборы, завершившиеся в ноябре 1917 г., показали минимальную популярность в массах именно РСДРП(б). Новообразованный губернский Совет, как и Учредительное собрание в Крыму, состоял на 52% из эсеров, 31% — членов национальных партий, остальные места достались большевикам109 и другим менее значительным группам. Следует заметить, что выборы эти проводились "на основе самого совершенного избирательного закона" как в Петербурге, так и на местах и их итоги "отражали действительное соотношение если не сил, то политических симпатий" (Р., 1989, №3, 22). Когда результаты выборов были обнародованы, в Крыму состоялись грандиозные многотысячные демонстрации в поддержку органа, впервые созданного многосословным и многонациональным населением на основе всеобщих, прямых и равных выборов. Впервые делегаты — татары, украинцы, русские, немцы, евреи, эстонцы, не смущаясь, обнимали и целовали друг друга (Южн. нов., 1917, 102). Это была какая-то эйфория свободы и демократии, и никто не подозревал, какой конец готовят народной власти большевики, у которых никогда "не было серьезных намерений решить политическую проблему парламентским путем", и единственной целью их участия в созыве Учредительного собрания было "разуверить народ в парламенте" (Р., 1989, №3, 24). Да и как могли они допустить нормальную работу собрания, где не обладали влиянием?

ОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

Именно поэтому когда 26 октября сюда докатилась весть о перевороте в Петербурге, то его приветствовал почти исключительно лишь флот. Население же Крыма, питавшее иллюзию о возможности демократичного, мирного развития, выразило свой протест против первого из трех событий (переворот, гражданская война, диктатура), которые "вряд ли могут соответствовать идеалам, нормам и ценностям правового государства, которые мы сегодня провозгласили своей целью" (Р., 1989, №3, 22). Причем явная антидемократичность начавшегося многолетнего процесса подавления личности и свободы национального развития пришлась по душе далеко не всем[393] крымским большевикам. Переворот в Петербурге был осужден, например, Евпаторийской партийной организацией во главе с В. Елагиным, о чем она заявила в печати (Надинский П.Н., II, 1957, 36 — 37).

Гораздо более резко выступил с оценкой происходившего Мусисполком, пророчески заявив, что "разыгравшиеся в Петербурге кровавые события, парализовав силу существующей власти, открывают путь для анархии и гражданской войны, размер и гибельные последствия которой теперь трудно представить" (ГТ, 1917, №12).

Учредительный Курултай было намечено провести 26 ноября (Н. ст.), и этому не смогли помешать октябрьские события в центре бывшей метрополии. Депутаты, собравшиеся в Бахчисарае, приняли первую в истории Крыма конституцию, созданную по воле и при непосредственном участии его коренного населения. Новое государство, естественно, суверенное, было названо Крымской Народной Республикой. Ее правительство (Совет директорий) возглавил председатель Нуман Челеби Джихан.

В конституции признавалось равноправие всех жителей Крыма вне зависимости от национальности, провозглашались основные демократические свободы. Правительство заявило о своей основной цели: "на основе идей братства, чувства единой Родины... действовать во имя воссоединения с общедемократическим миром, во имя спасения от когтей кровавой революции, которая разрушила памятники, культовые здания, сожгла дотла дворцы, растоптала щедрый и прекрасный Крымский полуостров" (Цит. по: Кандымов Ю., 1991, 3).

На учредительном Курултае был принят и государственный флаг Крыма — голубое полотнище с золотой гиреевской тамгой в углу у древка".

Большевики не могли в условиях полного неприятия Октября практически всем населением даже пытаться свершить что-то подобное в Крыму. Началась трудная борьба за наведение нового "порядка" в собственных рядах, а потом и среди масс. Борьба обещала быть кровопролитной, так как с декабря 1917 г. сюда стали прибывать мусульманские части из распавшейся царской армии, и вскоре коалиционное правительство Крыма (Совет народных представителей) уже располагало двумя кавалерийскими и[394] одним пехотным полками общим числом 6 тыс. человек, не считая 2 тыс. офицеров при штабе и двух украинских куреней, которые также сохраняли верность выборной власти. И войско это обладало реальной силой, особенно после того, как Одесский военный округ распустил все немусульманские армейские части Крыма.

Тем не менее, скопив значительные силы среди военных моряков, большевики смогли в январе 1918 г. перейти в наступление. Корабли подошли к большинству приморских городов и навели на них орудия главного калибра; в другие города вошли распропагандированные большевиками армейские части, и лишь при прямой угрозе уничтожения безоружного населения переворот свершился и здесь.

Впрочем, кое-где они встретили сопротивление. Татарские кавалеристы-"эскадронцы", оставшиеся верными народному правительству, пытались защитить завоевания революции, выступив против ревкома Севастополя с целью вывести город из-под его власти. Однако и они, и другие правительственные части были разбиты под Сюренью, Альмой и Дуванкоем превосходящими силами противника. Эти бои, а также ожесточенные схватки между гарнизонами ряда городов и матросскими отрядами, пришедшими из Севастополя, означали по сути начало гражданской войны.

Встречающиеся и в самое последнее время повторения тезиса о том, что гражданская война была "развязана контрреволюцией", не имеют под собой фактической почвы. Не только в Крыму, но и в других регионах огромной страны именно большевики первыми пошли на применение насилия "при решении вопросов общенационального политического устройства. Гуманистическая тенденция развития России, начатая бескровной революцией и рассчитанная на духовное и материальное обогащение, отныне была прервана. Началось бессмысленное, безудержное и безнравственное взаимное уничтожение нашей культуры" (Васильев Б., 1989). И первым шагом к этой кровавой оргии был разгон большевиками Учредительного собрания.

Если в Петербурге оно просуществовало полсуток, то его век в Крыму был несколько длиннее, хотя конец одинаков — его разогнали и здесь. Отличие ситуации[395] было в национальной особенности края. Если большевики опирались в основном на распропагандированные части армии и флота, а также на городской (русский) пролетариат, то татары защищали Мусисполком, Учредительное собрание и другие органы правовой власти. Именно поэтому события 1917 г. и последовавших годов представлялись "очень многим как борьба русских с татарами" (Бунегин М.Ф., 1912, 118).

На деле, конечно, борьба протекала в иной плоскости, а именно демократии с зарождавшейся диктатурой. На далекой периферии бывшей империи беспартийными массами (не говоря уже о членах Мусисполкома — см. выше), не поддерживавшими разгром демократических институтов, отстаивавшими свое право на власть народа, инстинктивно ощущалось то, о чем мы заговорили в полный голос лишь сейчас, когда пытаемся объективно оценить события тех далеких лет.[396]


_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Пт, 08.12.2006, 02:12             цитировать    


XVIII. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

НАЧАЛО РЕПРЕССИЙ


В январе 1918 г. Крым уже основательно ознакомился с практикой "классовой борьбы", как ее понимали взявшие в свои руки инициативу большевики. Они же определяли лозунги, под которыми в Крыму впервые после долгого перерыва стали совершаться организованные убийства. В конце 1917 г. таким лозунгом был призыв: "Вся власть Советам!" Но позже, когда большевики убедились в малой способности этих органов власти проводить политику ликвидации части населения страны, Центральный комитет партии большевиков заявил через свой орган, что лозунг этот должен быть сменен на "Вся власть чрезвычайкам!" (Правда, 18 октября 1918). Впрочем, это была не единственная альтернатива Советам. В условиях Крыма, где население было смешанным по национальному признаку, для достижения той же цели было избрано иное средство — и над полуостровом раздался новый клич: "Нам грозит военная диктатура татар!" (Прибой, 1918, №117).

Таким образом, борьба, мало соответствовавшая понятию классовой и до того (это были скорее бои между двумя воинскими группировками, выступившими с узкопартийных позиций), теперь окончательно утрачивает классовый признак, становится национальной. Заняв таким образом позицию разжигания национальной розни, большевики могли теперь опираться не только на военные отряды (которых уже не хватало даже для карательных операций), состоявшие исключительно из некрымчан. Теперь на их сторону пошел местный элемент, заинтересованный то ли в полной русификации Крыма, то ли в возможности безнаказанно обогатиться, громя "инородцев".

Естественно, в рядах сформированных большевиками отрядов было кроме солдат и матросов какое-то число и крымчан, искренне принявших Про[397]грамму РСДРП (б). Какую часть они составляли? Ответить на этот вопрос нелегко. Но, учитывая крайне слабую популярность партии в Крыму до революции, число ее приверженцев за несколько месяцев намного возрасти не могло. Да и в специальной литературе мы встречаем, как правило, одних и тех же лиц, активистов партии, небольшие группы которых были в нескольких городах. Они переходят, известные пофамильно, из книги в книгу, но ни в одной из них не встречается даже упоминания о крупных, массовых большевистских организациях, как, например, в Петербурге в том же 1918 г.110

Вооруженную борьбу регулярных частей с правительственными отрядами, имевшую не только политический, но и национальный характер, пытался в самом начале погасить Мусисполком. Инициатива принадлежала Ч. Челебиеву. Ему противостояли некоторые члены правительства, чувствовавшие себя в безопасности, так как большинство населения было за них. Тем не менее Ч. Челебиеву удалось, приведя данные о многочисленных жертвах в первую очередь среди мирного населения, убедить коллег в необходимости послать к большевикам парламентскую комиссию. Предлагалось создать смешанную краевую власть из представителей парламента Совета народных представителей и большевиков. Вначале ревкомовцы вроде соглашались с таким компромиссом и переговоры шли успешно. Но Севастополь тем временем неожиданно направил ударную группу войск с артиллерией на Сюрень и далее — на Симферополь, который был 14 января взят.

В захваченной столице новая власть арестовала членов правительства, начались первые расстрелы местной "буржуазии", т. е. пленных из правительственных войск и городской самообороны, среди которых, естественно, было много татар. Показательно, что первые свои распоряжения Симферопольский ревком публиковал исключительно на русском языке, большинству татар города и особенно деревни малопонятном. Поэтому они не могли эти распоряжения выполнять, и многие шли под арест, а затем и на расстрел, так и не понимая, в чем их вина. Казни воспринимались как бессмысленные убийства и оставшимися в живых. По этой и еще ряду причин симферопольские татары, ошеломленные внезапным[398] вторжением матросских частей и массовыми репрессиями, бежали в горы. Курултай был распущен — очевидно, за расхождение во взглядах с флотским ревкомом. В глазах даже образованной части татар "это было простым возвращением русских, их власти, насилием, произведенным русскими войсками над пробудившимся национальным движением" (Бунегин М.Ф., 1927, 123), справедливо отмечает советский автор. Неудивительно, что не только татары, но и славяноязычные крымчане воспринимали новую напасть, пришедшую с Севера, как продолжение былых кровопролитий, походов Миниха, Ласси, Долгорукого, еще живших в памяти народа. Красный террор был настолько ужасен, что не укладывался в сознание людей XX века. Казалось, в Крым вернулись ледяные ветры средневекового Московского государства:

В этом ветре — гнев веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых —
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса —
Чертогона, вихря, свистопляса —
Быль царей и явь большевиков.

(Волошин М.А., 1969, 44)

Так писал поэт, встретивший 1918 г. на берегах Черного моря. А его современник, которого столь же трудно заподозрить в татарском национализме, делал вывод о том, что именно это насилие, а не мифические националистические агитаторы "привели к организации антисоветских татарских ячеек на местах, а затем и к вооруженному выступлению против Советов".

Как вспоминает старый крымский большевик В.Л. Елагин, игнорирование ревкомами языка и национальной культуры татар было символичным: "Советская власть с момента возникновения и до момента гибели под натиском немцев оставалась русской, говорила на чужом для татар языке". Именно поэтому "крымские большевики в 18 г. не смогли разрешить национального вопроса" (1924, 8Cool. Добавим, что нам не известны даже попытки решить его. Ставка делалась, как мы видели, не на компромисс, единственно необходимый в сложной социальной и национальной обстановке тех месяцев, а лишь на во[399]оруженную силу, на физическое уничтожение инакомыслящих.

Ревкомовцы Севастополя и других городов понимали, что власть на штыках не может быть прочной по крайней мере до того, как не будут ликвидированы все сторонники прежнего демократического правительства. При всех его недостатках оно было выбрано большинством крымчан, имело общие с местным населением интересы и, главное, успело решить ряд проблем, абсолютно чуждых новым Советам, созданным армией и флотом и ими контролировавшимся. Положение это нужно было менять, полагали большевики.

МАССОВЫЙ ТЕРРОР

Предлог к такого рода акциям представился уже в феврале 1918 г. Новая власть обложила местную "буржуазию", т. е. частных предпринимателей, от крупных до самых мелких, контрибуцией в 10 млн руб. Сумма, и сама по себе немалая, могла быть собрана в разоренном войной и революциями крае с большим трудом. Тем не менее в считанные дни в ревкомы было сдано 3 млн руб., а когда в назначенный срок деньги полностью внесены все же не были, это послужило сигналом для матросов и солдат Севастополя, которые развязали кровавый террор. За три ночи 21 — 24 февраля в городе было вырезано несколько сот "национальных буржуев", расстреляны заключенные в городскую тюрьму члены правительства, среди которых был и Нуман Челеби Джихан (Гавен Ю., 1923, 53).

Волна террора, постфактум оправданного как превентивное средство против реставрации выборной власти, прокатилась и по другим городам. Только в Симферополе было расстреляно 170 мирных жителей, отнесенных на сей раз к "мировой буржуазии" (Бунегин М.Ф., 1927, 126). Террор стал массовым — это признают и апологеты подобного насилия над народом. Причем был он направлен не только против "классово чуждого элемента", но и против недавних союзников большевиков — расстрелу подлежали эсеры и меньшевики (Надинский П.Н., II, 1957, 77).

В красном терроре принимали участие и команды[400] с кораблей Черноморского флота. Страшную память о себе оставили в Евпатории транспорт "Трувор" и крейсер "Румыния", экипажи которых за три дня расстреляли, зарезали и утопили не менее 300 человек. Всего же только зимой 1918 г. в этом маленьком городке было репрессировано около 1 тыс. мирных жителей.

Здесь, как и в других крымских городах, казни местного населения предварялись жуткими пытками, тем более бессмысленными, что никаких "антибольшевистских" тайн жертвы не хранили. Матросы пытали евпаторийцев на палубах, сжигали их в корабельных топках живьем единственно "для развлечения" (Мельгунов С.П., 1990, 90). Единожды окунувшись в эту кровавую вакханалию, люди почти поголовно становились садистами, солдаты и матросы теряли человеческий облик, постоянно искали всё новый и новый выход своим извращенным наклонностям.

Иногда утверждается, впрочем, что дикая эта резня, сопровождавшаяся самочинными обысками, откровенным грабежом и страшными актами насилия над мирным населением, якобы осуществлялась "незаконными" бандами "уголовных и анархиствующих элементов" (там же). Утверждение это сомнительно уже потому, что террор начался как по команде одновременно в разных районах Крыма и осуществлялся вооруженными отрядами, беспрепятственно уводившими крымчан на расстрел не только из собственных домов, но и из государственных тюрем. Наконец, наименее "законными", на наш взгляд, были организованные именно ревкомами так называемые сортировочные комитеты, без суда и следствия выносившие смертные приговоры арестованным.

Максим Горький коснулся крымской темы в марте 1918 г.: "Уничтожив именем пролетариата старые суды, гг. народные комиссары этим самым укрепили в сознании "улицы" ее право на "самосуд" — звериное право. И раньше, до революции, наша улица любила бить, предаваясь этому "спорту" с наслаждением...

И вот теперь этим людям, воспитанным истязаниями, как бы дано право свободно истязать друг друга. Они пользуются своим "правом" с явным сладострастием, невероятной жестокостью...

Грабят и продают церкви, военные музеи, продают[401] пушки и винтовки, разворовывают интендантские запасы, грабят дворцы бывших великих князей, расхищают все, что можно расхитить, продается все, что можно продать, в Феодосии солдаты даже людьми торгуют: привезли с Кавказа турчанок, армянок, курдок и продают их по 25 руб. за штуку" (цит. по: "Смена" (Ленинград), 06. II. 90).

За первой контрибуцией последовала вторая — Советы под угрозой репрессий обязали крестьян Крыма выплатить недоимки еще царского времени, т. е. за несколько лет сразу, а долгу прежним властям из-за военных лишений накопилось немало. Поэтому снова поднялась волна репрессий, на этот раз по отношению исключительно к деревенскому населению... Позже этот шаг был признан ошибочным (Бунегин М.Ф., 1927, 125), но в свое время он окончательно оттолкнул от Советской власти основную часть татар — крестьянство Крыма.

СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА ТАВРИДА

Наступившая после спада террора "мирная передышка" мира крымчанам не принесла. Строительство Советской власти было исполнено жестокими внутренними противоречиями, сопровождалось различными видами репрессий, фактически продолжалась гражданская война против коренного населения. Она шла в различных сферах, формы ее были разнообразны, но не менялся основной принцип: власть диктовала свои законы и за нарушение их расправлялась немедленно. Был, например, распущен в феврале губернский съезд профсоюзов — отряд солдат и матросов разогнал делегатов лишь за то, что на нем была вынесена оценка деятельности властей, последним не понравившаяся. Правда, затем был собран новый съезд профсоюзов, "делегаты" которого были назначены сверху и поэтому беспокойств властям более не доставляли.

Одновременно заседавший в Симферополе губернский съезд Советов избрал Центральный исполнительный комитет. В состав ЦИК ввели теперь и эсеров (левых). Эти 8 человек при 12 большевиках были безопасны, но создавалась видимость демокра[402]тии и плюрализма, ставших после недавних событий просто необходимыми. 10 марта 1918 г. ЦИК объявил своим декретом территорию Крыма Советской социалистической республикой Тавридой. Древний топоним "Крым" не случайно был исключен из названия нового государственного образования — его возглавили исключительно "крымчане" в первом поколении. И они оказались, в частности, не в состоянии (или даже не пытались — об этом нет сведений) прекратить резню южнобережных татар греками, воспользовавшимися наступившей безнаказанностью (Фирдевс И., 1923, 6Cool.

Правительство ССРТ пробыло у власти немногим более месяца, но выводы о направленности его политики сделать можно. Было проведено две кампании национализации недвижимости. При этом в ряде городов, например в Балаклаве, национализировались частные постройки, в том числе принадлежавшие трудящимся. С другой стороны, землю не перераспределили. Более того, когда вопрос о наделении участками крестьян татарских сел был выдвинут эсерами, большевики выступили против, предложив свою альтернативу — национализацию земли, по сути все оставившую на своих местах. При этом вся территория Крыма была торжественно объявлена "всенародным достоянием", но до передела участков с учетом массы обезземеленного деревенского населения властям дела не было: они решали более "масштабные" задачи. Поэтому татары так и остались без земли, а значит, без декларированной новой властью свободы. И это не было исключением из общего правила: крымские большевики, как и в других местах, относились к крестьянам как к "несознательному, последнему буржуазному классу" — это было характерно для них и впоследствии (Голованов В., 1989).

Казалось, большевики сознательно, шаг за шагом, все более углубляли пропасть между Советской властью и татарами: "Крестьянин, веками мечтавший о земле, не получил ее от большевиков, принципы национализации были непонятны крестьянину, особенно в то время, когда, не допуская распределения земли, большевики применяли очень строгие меры при сборе хлебопродуктов в деревне" (Бунегин М.Ф., 1927, 139). Голодающие татары села, испокон веку мечтавшие о собственном хозяйстве, были вы[403]нуждены вступать в организованные властью сельскохозяйственные кооперативы, тем более что особой разницы между новой формой труда и старым батрачеством не было; не изменились ни техника, ни продолжительность рабочего дня, ни заработки.

Новым было лишь усиление идеологического давления сверху. Были открыты советские школы, многие — для взрослых, Солдатский университет в Ялте, шла подготовка к открытию Таврического университета.

Все это были звенья одной цепи оков для традиционно свободной духовной жизни края. Агитация за такое "просвещение" не могла заслонить от татар полного равнодушия к их проблемам, того, что школы открывались с иной, чем просветительская, целью. На I съезде ЦИК было указано, что национального вопроса в Крыму не существует, так как теперь "все равны". А когда татарская группа съезда предложила ввести в Исполком одного-двух ее представителей, то председатель ЦИК отказался рассматривать предложение, издевательски посоветовав татарам вступить в РСДРП(б) — тогда они смогут баллотироваться в качестве членов партии, но не ранее (Бунегин М.Ф., 1927, 140). И положение это осталось в силе до самого конца "мирной передышки".

Наступил он 26 марта 1918 г., когда в связи с угрозой вторжения в Крым с Украины немецкой армии у татар были вновь конфискованы лошади и другой скот, была объявлена всеобщая мобилизация. При этом "политически незрелых" жителей села и города погнали, еще до начала военных действий, рыть окопы и углублять ров на Перекопе. Однако Советы неправильно рассчитали политическую обстановку — опасность им грозила вовсе не от татар и даже не от немцев, но со стороны собственной опоры — начались волнения в воинских частях. Крестьяне в солдатских и матросских шинелях не желали более поддерживать своими штыками диктатуру ЦИК в абсолютно чуждом им Крыму. Конца их службе, судя по обстановке, не предвиделось; из родных губерний шли письма, зовущие их к земле, а они были вынуждены практически исполнять карательные и оккупационные функции в окружении враждебного им крымского народа. Первым признаком недоверия ЦИК стало избрание в Севастополе, а затем и в других городах[404] не большевистских, как это было ранее, а меньшевистских лидеров.

И тут же начались волнения в татарской деревне. Самостоятельные крестьяне протестовали против национализации их имущества, бедняки — против лишения их последнего скота и мобилизации в пору полного развала собственного хозяйства. Власть не обеспечила их землей, и они, естественно, не желали проливать за нее кровь. И татары стали отказываться от мобилизации, уходить в горы. Начались вооруженные волнения — вначале поднялись Кизил-Таш, Шумы, Демерджи, Корбеклы, Кучук-Узень, а затем и весь Южный берег.

Времени для конструктивного диалога с крестьянами у властей было достаточно, средств для уничтожения причин волнений — тоже. Однако вместо раздачи, хоть и с опозданием, земли ЦИК предпочел прежнюю меру — в "мятежные" деревни были посланы карательные отряды. Первый удар нанесен по городу, который почитался неким "центром" волнений. В Алушту был направлен вначале пеший отряд, затем, перед самым началом немецкой оккупации, — миноносец с десантниками (см. ниже). Власти, опасаясь любых видов не контролируемых большевиками организаций, распускали не только самостоятельные мелкие потребительские кооперации, но и более крупные, отнюдь не прерывавшие своей деятельности. Так, в Судаке был разгромлен созданный из-за немецкой угрозы татарский комитет самообороны, в Феодосии — союз инвалидов и т. д.

Но стали уже меняться и сами Советы. Из некоторых уходили старые кадры, осуждавшие бесконечный террор, в других свил себе гнездо недопустимый "либерализм" (Надинский П.Н., II, 1957, 89). Параллельно большевистскому был создан Совет меньшевиков и эсеров, власть стала распадаться. Милли-Фирка требовала распустить Советы, укомплектованные "солдатами и курортниками" (т. е. некрымчанами), ввести туда татар, единственно способных защитить права беднейшего из слоев населения (Крым, 1918, №Cool. ЦИК уже не наступал на своих идейных противников, а "опустился" до диалога с ними. Кончилось тем, что свое слово сказал истинный хозяин положения в Крыму, кому подчинялся весь аппарат насилия, — Центрофлот. Он распустил оба Совета и[405] назначил 18 апреля выборы под собственным контролем. В результате состав нового Совета стал смешанным — в него кроме большевиков вошли эсеры и меньшевики. Наметилась возможность сотрудничества, но в тот же день в Крым начали входить немцы и неудержимо продвигаться от Перекопа на юг.

Члены Советского правительства, естественно, не хотели нести ответственность за месяцы советского террора (некоторые "вожди" явились его прямыми инициаторами). Поэтому они, в равной степени опасаясь и немцев, и восставших татар, приняли решение не бороться за сохранение Советской власти, но бежать из Крыма. Заметим, что в этот момент Крым еще не был под оккупацией, она лишь готовилась, и "пламенные революционеры" могли хотя бы подготовить силы подпольного или партизанского сопротивления, что случалось в Крыму не раз. Взамен группа этих перепуганных штатских деятелей метнулась на трех переполненных автомобилях в Ялту. Затем, когда им сказали, что корабль за ними пришел в Алушту, они отправились туда, но по дороге были арестованы повстанцами. В Алушту прибыл упомянутый выше миноносец, орудия с которого снова, как и четыре месяца назад, были направлены на город. Под их прикрытием на берег сошли матросы и начали буквально вырезать татарские кварталы. Подчеркиваем: вопрос жизни или смерти здесь решала только национальная принадлежность, так как "матросы рубили без пощады всех попадавшихся им навстречу татар" (Елагин В.Л., 1924, 80). Но отыскать бывшее правительство все же не удалось — его держали за городом. Тогда миноносец открыл артиллерийский огонь по Алуште, и лишь после этого повстанцы решили уходить с семьями в горы, предварительно расстреляв пленников по принятому в месяцы Советской власти обычаю, т. е. без суда и следствия.

Первый период Советской власти в Крыму начался с кровавого насилия; на всем его протяжении правительство, не сделавшее ничего для коренного населения, держалось террором и репрессиями, а конец был достоин начала. И расстрел бывших руководителей был лишь каплей в потоках крови, затопившей Алушту, где уходящий режим справил свою тризну.[406]

НЕМЕЦКАЯ ОККУПАЦИЯ

Крым был полностью взят немцами к 1 мая 1918 г. На полуострове установился режим, более всего напоминавший колониальный. В очередной раз местному населению было предложено сдать оружие, в том числе и холодное, за неисполнение грозил расстрел. И это была не пустая угроза — уже 25 мая были казнены татарин Д.Д. Дженаев и украинец А. Савенко — здесь царило полное "равноправие". Несмотря на начавшиеся преследования "туземного" населения (официальный термин германских приказов), часть многонациональной (русской, татарской, армянской) буржуазии стала сотрудничать с немцами. Согласился было стать премьером нового правительства Д. Сейдамет, но, когда нетатарские коллаборационисты (кадеты, эсеры, земцы) потребовали власти только для себя, отказавшись от участия в коалиционном кабинете, его кандидатура была снята. Немцы поручили тогда сформировать правительство бывшему царскому генералу М.А. Сулькевичу. Тот быстро согласился и составил кабинет, в котором кроме Д. Сейдамета были русские (например, граф Татищев, князь С. Горчаков), немец-колонист П. Рапп, армянин и еврей.

Одним из своих первых постановлений кабинет Сулькевича вновь лишил татарскую бедноту занятой было ею земли, вернув участки старым хозяевам. Были запрещены политические партии, организации, а также работа вновь собравшегося Курултая. Вернувшиеся при немцах русские помещики шли на любые меры для замены неудобного для них татарского крестьянина бессловесной наемной силой: после весенних волнений они начали опасаться социального взрыва в будущем. Новая власть процессу вымывания татар из села не препятствовала, вообще занимаясь чем угодно, кроме национальной проблемы.

Но и в тяжелейшую пору немецкой оккупации нашлись люди, которые по-прежнему болели бедами своего народа. Это были члены сильно пострадавшей, но сохранившей активность и энергию партии Милли-Фирка. Ее орган "Крым" бесстрашно разоблачал антитатарскую помещичью политику, бил тревогу по каждому случаю, когда "изгоняются с насиженных мест целые деревни крестьян-татар" только за то, что[407] ранее "по требованию большевиков они должны были... засеять землю" бежавших помещиков; газета требовала остановить "поход против татарского деревенского люда" (Крым, 1918, №19)111.

Требования эти были тщетными. Правительству было не до татар: оно боролось в эту пору с планами Киева присоединить Крым к Украине. Впрочем, план этот лишь внешне принадлежал украинским националистам, идея его была немецкой, судя по тому, что навязывали его крымскому правительству именно оккупанты. Им было бы легче опираться на юге России на единое государственное образование, возглавляемое Радой, целиком им послушной (Бочагов А.К., 1932, 46). Среди крымской общественности, осенью 1918 г. открыто выступившей против идеи новой, украинской аннексии Крыма, наиболее активно выступали Милли-Фирка и члены Курултая, считавшие, что после распада империи у Крыма единственный способ сохранить интересы населения — это "сделать такой же политический шаг, какой сделали Финляндия и Украина", т. е. добиться свободного, независимого пути развития (Крым, 1918, №1). Ту же платформу было вынуждено занять и правительство. Но германское командование и на этот раз показало, кто в Крыму хозяин, заявив, что никогда не признает самостоятельное крымское государство со всеми вытекающими из этого последствиями (Бунегин М.Ф., 1927, 183).

Общую картину политического господства оккупантов дополняло и социально-экономическое бесправие крымчан. С первых дней захвата Крыма начался его беспримерный грабеж, чего не знали даже германские колонии. На запад уходили поезда, груженные уникальной мебелью и картинами из императорских дворцов и яхт, аристократических вилл и замков Южнобережья. В Берлин отправлялось демонтированное портовое и заводское имущество. Крупными операциями такого рода командовал немецкий губернатор Кош; без каких-либо команд огромные массы продуктовых посылок отправляли солдаты; специально для этого повсеместно возникли почтовые отделения, на которых красовались орел к готическая надпись: "Deutsche Reichpost" (Винавер М.М., 1928, 2).

Это организованное выкачивание крымского до[408]стояния было столь эффективным, что уже летом начался голод; хлебный паек опустился до нормы 200 г для взрослого и 100 г для ребенка. Протесты правительства против вывоза натолкнулись на декларацию Коша: если протесты не прекратятся, то Крым присоединят к Украине без согласия кабинета, который тут же распустят. Больше протестов генерал не слышал...

Сулькевич стремился, нужно отдать ему должное, к демократическим переменам. Не удовлетворенный позицией своих коллег по кабинету, по сути назначенных немцами, он восстановил выборные земства и издал распоряжение о созыве 20 декабря 1918 г. краевого парламента на основе всеобщего избирательного права. Однако решения эти запоздали — истекали последние дни пребывания в Крыму немцев, а премьера — у власти.

АНГЛО-ФРАНЦУЗСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ

Перед самым уходом воинских частей проигравшей войну Германии ввиду приближавшихся к Крыму войск Англии, Франции и Добрармии малопопулярное правительство Сулькевича пало (16 ноября 1918 г.). Земские собрания, съезд городских деятелей и татарское совещание пришли к единому решению — передать дело образования новой власти в руки кадетской и социалистической партий. Одновременно часть членов Курултая выступила за проведение назревших революционных преобразований мирным путем, сверху. Левое же крыло парламента самостоятельно, без всякого нажима из центра, образовало первую татарскую ячейку большевиков, имевшую собственную программу, далекую, естественно, от идеи бескровного развития революции.

Новое правительство было между тем создано земцами. Во главе его стал агроном, бывший думец Соломон Самойлович Крым, ярый противник независимости, автономии края. Очевидно, именно поэтому он составил кабинет, где не было ни одного татарина. Более того, из аппарата были изгнаны оставшиеся в наследство от Сулькевича два рядовых функционера — за то, что они татары (Винавер М.М., 1928, 82), Это был кабинет, нацеленный на восстановление[409] единой русской государственной власти" и полное подчинение ей Крыма. Правительство выступило в ожидании "лучших времен" против любых социальных реформ, в том числе и против передачи земли крестьянам. Оставались в силе вообще все законы бывшего Временного правительства России. По соглашению с новым кабинетом для охраны этого порядка в Крым должны были войти и части Добрармии. Флот Антанты приглашен не был, но, когда он все же явился, его приветствовали112. С.С. Крым увидел в союзниках еще одну опору своему правительству.

Впрочем, "опорой" считать Антанту он мог с оговоркой. Практически кабинет не правил, т. е. не пользовался всей полнотой власти, ни одного дня. Первое, с чего начали союзники, — это демонтаж и вывоз германских военных сооружений и техники. Вообще союзники делали все, что им указывало их командование, так же поступала и Добрармия. Последняя особенно отличалась своей "независимостью" от штатского кабинета — офицеры ее нередко расстреливали арестованных, хотя правительство об этом ничего не знало. Так были казнены подпольщики у Семи Колодезей, а в Симферополе — весь состав правления Союза металлистов, только-только выпущенный С. Крымом из-под стражи.

Союзники отличались на другом поприще. Они возобновили прерванное с уходом немцев ограбление Крыма. Но если германские власти и солдаты основное внимание уделяли продовольствию, изымая его организованно, то новые защитники Крыма опустились до мелкого грабежа. Впрочем, их можно понять: крупные запасы зерна, вещевые склады и т. п. были давно опустошены кайзеровской армией. Поэтому англичане и французы кинулись добирать, что можно, у частных лиц в городах и особенно в глубинке, в беззащитной татарской деревне. И тут они не брезгали ничем, отбирая наличные деньги, пачки табаку, татарский скот, штаны, кольца, галоши, посуду, обувь и т. д. — полный список награбленного можно прочесть, например, в жалобе татар из дер. Джепар-Берды (Бунегин М.Ф., 1927, 205). Иногда, впрочем, жертвам платили: эфемерное правительство выпускало не менее эфемерные дензнаки, на одной стороне которых была карта Крыма, на другой — двуглавый орел (!). И все эти грабежи свершались с ведома и[410] согласия правительства, чей орган призывал не осуждать, а "благословлять" их как составную часть борьбы и "твердость в стремлении к единой России" (ТГ, 1919, №3Cool.

Но это не спасало кабинет С. Крыма от обвинения в "излишней демократичности" — так выразился Деникин, узнав о протесте правительства против насильственной мобилизации. Впрочем, командующий несколько сгустил краски, указывая в феврале 1919 г., что его армия находилась в "невыносимых условиях безудержного развития внутри Крыма большевизма, поощряемого преступным попустительством Крымского правительства" (Винавер М.М., 1928, 208). С. Крым и его коллеги таких упреков не заслужили; другое дело, что подпольное движение действительно нередко велось почти целиком большевистскими группами; но мобилизация была сорвана самим населением. Оно упорно сохраняло отвращение к гражданской войне, не желая становиться ни на одну из сторон. Схожую позицию занимали и партии меньшевиков, кадетов и эсеров (ТГ, 1919, №3Cool, поэтому обвинять в срыве мобилизации в Крыму только большевиков — несправедливо...

Вообще правительство С. Крыма, хотя и не было инициатором репрессий (вновь широко применявшихся, теперь уже антибольшевистскими силами), не пользовалось среди народа популярностью. Ни татары, ни другие сторонники демократии не могли примириться с властью, чей первый лозунг был "Долой татарское национальное самоуправление, долой двоевластие!".

С. Крыма поддерживало небольшое число наиболее реакционных мулл и мурзаков-монархистов, но Курултай в целом, не говоря уже о Милли-Фирке, стал в своей борьбе за интересы коренного населения в оппозицию к правительству. Миллифирковцы даже разработали антиправительственный программный документ "Положение о культурно-национальной автономии мусульман Крыма", резко расходившийся и с централизаторской, русификаторской политикой премьера, и с панисламистскими иллюзиями части татарской интеллигенции и духовенства. "Эпоха протекторатов закончилась, протекторат несовершенен и шовинистичен", — считали они, открыто становясь на прогрессивную платформу К. Ататюрка,[411] главы единственного тогда дружеского Советской России государства.

Весьма показательным было отношение Милли-Фирки в этот период к Советской власти. Партия признавала целесообразность восстановления Советов, но не форсированного движения к торжеству коммунизма. Советская власть признавалась оптимальной альтернативой развития в будущем, но лишь "как власть, представляющая право свободного самоопределения народов", как проводник социальных реформ, в том числе и земельной, в татарской деревне.

К сожалению, миллифирковцы не смогли провидеть дальнейшего развития "национального вопроса" в теории и практике большевиков грядущих лет. Впрочем, вряд ли их стоит упрекать в этом: тогда многие считали неудачным лишь первый опыт, верили в совершенствование Советской власти, не догадываясь, что она имманентно чревата террором. И миллифирковцы шли в народ, призывая бороться за Советскую власть.

Работа эта была чрезвычайно трудной и неблагодарной. С одной стороны, их ждала верная смерть в случае разоблачения добрармейской контрразведкой, с другой — непонимание масс, так как в прошлом "татарский крестьянин не получил от Советской власти того, что он по праву от нее ожидал" (Бунегин М.Ф., 1927, 226). Парадоксальный факт — работа миллифирковцев в деревне осложнялась и тем, что от нее самоустранилась группа татар-большевиков: РСДРП(б) Крыма традиционно игнорировала татарского крестьянина, его интересы.

Неожиданно деревней заинтересовались другие организации, причем вполне официальные. С. Крым был вынужден пойти на некоторое расширение правящего и законодательного аппарата, при нем образовались более демократичные органы — Директория и Меджлис-мебусан (парламент). Со временем они стали все более заметно отражать интересы широких масс, в том числе татар, несмотря на то что кабинет С. Крыма и командование Добрармии, каждый по отдельности, старались всячески ограничить возможности этих выборных институтов. Удары наносились как непосредственно по Директории (в январе 1919 г. ее даже лишили помещения), так и по татар[412]ской массе. Татар правительство вообще рассматривало как низкую "нацию прирожденных оппозиционеров", доходя в нажиме на них до прямых акций общенационального притеснения — в дни христианских праздников, например, все татарские предприятия насильственно закрывались и т. д.

Наконец, 23 февраля 1919 г., накануне заседания татарского парламента, отряд белогвардейских офицеров совершил налет на Директорию и конфисковал всю документацию, затем были арестованы активисты Милли-Фирки, разгромлена редакция газеты "Миллет". Это был сигнал — на местах тут же начались повальные обыски, аресты и расстрелы татар, заподозренных в "национализме", конечно, без всякого суда и следствия. Поэтому вполне естественными были крайнее ожесточение и начавшееся вооруженное сопротивление населения как Добрармии, так и кооперировавшемуся с нею кадетскому правительству. Часть членов Директории и парламента ушла в подполье, чтобы обрести в глазах народа ореол мучеников за дело татар. В эти дни разгула реакции даже правительственный орган признавал: "Жутко, очень жутко видеть способы, которыми в Крыму насаждаются порядок и спокойствие. Роль татарского населения стараются свести к нулю" (Крым, 1919, №12).

Как не раз бывало в периоды неприкрытого геноцида, вскоре происходит слияние различных политических сил во имя национального освобождения: в списках кандидатов Милли-Фирки на готовившиеся выборы в центральные руководящие органы мы встречаем имена скрывавшихся пока большевиков, в том числе Вели Ибраимова. "Левело" и правительство — чем ближе части Красной Армии подходили к Крыму, тем дальше от добрармейских "принципов" отходил кабинет С. Крыма; речь могла идти уже о полной утрате былой солидарности между ним и Деникиным.

Когда же большевики взяли Джанкой, то 10 апреля 1919 г. правительство С. Крыма в полном составе погрузилось на греческий корабль "Трапезунд". За будущность свою беглый премьер мог не опасаться — он прихватил с собой ценных бумаг и золота на 10 млн. руб. Тем большим было его разочарование, когда союзники отказались доставить его на берега Босфо[413]pa, пока он не сдаст краденое. Пришлось согласиться...

Так закончился еще один эпизод борьбы, которая велась в Крыму не его населением и не ради этого населения, — борьбы, основная тяжесть которой снова легла на татарского крестьянина, хотя спорили за обладание Крымом великие державы. В очередной, но не в последний раз.

"ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ" СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Ревком Симферополя, состоящий в основном из большевиков, взял фактическую власть 9 апреля 1919 г., еще до полного освобождения Крыма. По мере продвижения Красной Армии в остальных городах шел шаблонный процесс — люди в шинелях назначали ревкомы и распускали выборные земские управы и городские думы. Наконец, 6 мая Крым вторично был объявлен Советской социалистической республикой. В правительство вошли и три татарина — С. Идрисов, С. Меметов и И. Арабский. Тем не менее татарская деревня уже в первые недели новой власти могла готовиться к повторению пройденного: ее постиг очередной жестокий удар сверху — возобновились "контрибуции".

Те жалкие крохи имущества и продовольствия, что уцелели от немецких, антантовских и белогвардейских грабителей, теперь дочиста выметались Советами. И, как ни странно, тоже на "законном" основании "обезоруживания кулака, освобождения бедноты из-под кулацкого экономического засилья" (Бунегин М.Ф., 1927, 254). Бедная татарская деревня сама не понимала своей пользы, когда стоном стонала весной 1919 г. Ведь если представить себе крымскую деревню некими весами с двумя полярными чашами, кулацкой и бедняцкой (именно таким был "социальный" подход), то, снимая все дочиста с полупустой чаши, власти ничего не клали в просто пустую — так элементарно достигалась социальная справедливость. Самого простого не предусмотрели власти — того, что, разоряя "кулака", т. е. зажиточного соседа бедных крестьян, она пускала по миру и последних, которым негде было теперь и семян-то одолжить...113[414] Начался беспримерный рост поборов с села — уже общего плана. Вначале на крымского крестьянина взвалили лишний миллион налога, затем сумма "контрибуций" выросла с 5 до 12 млн руб. Естественно, подобные самоубийственные для экономики решения принимались где-то наверху, но симферопольские большевики рьяно проводили их в жизнь, железной рукой борясь с попытками скрыть семенной хлеб. Мужества выступить против политики, явно ведшей к голоду и деревню и город, хватило лишь у меньшевиков, уже тогда видевших выход из кризиса не в подобном безоглядном подавлении способности деревни накормить всех, но в том, чтобы, наоборот, "поднять как производство, так и производительность труда" (Борьба, 1919, 40). Но это был глас вопиющего в пустыне. И если городские предприятия постепенно приступали к работе, то обескровленная "контрибуциями", загнанная в экономический тупик деревня была парализована.

В свете встречающихся в исторических трудах упоминаний о так называемых инициативах масс этого периода особенно поучительно выглядят приводимые в литературе случаи "добровольного" добавочного сбора хлеба крымским крестьянством. Сотни тысяч пудов зерна на уезд "добровольно" ссыпались на приемных пунктах в 1919 г. — и это на фоне полуфунтового хлебного пайка в условиях голода, который должен был прийти и пришел в Крым. После чего не приходится удивляться новой популярности эсеров, публиковавших не лживые доклады о поддержке селом экономической политики властей, но конкретно указывавших на первопричину разрухи и голода — "насильственная коммунизация, обирательство крестьян в виде налогов, насаждение назначенцев" (В., 1919, №35).

С другой стороны, не следует принимать эту критику за борьбу с большевизмом — тогда эсеры, чье руководство участвовало в работе ВЦИК, все еще ждали от власти радикальных перемен в аграрном и национальном вопросах, надеялись на них, считая, что "большевики есть основная сила, двигающая и созидающая Советскую власть", сторонниками которой они оставались (Б., 1919, №34). Эсеры лишь предупреждали большевиков о неизбежности крайне нежелательного взрыва недовольства, которое возника[415]ет "благодаря недальновидному хозяйничанью в деревне большевиков" (Б., 1919, 35). И это говорилось задолго до того, как В.И. Ленин признал причину поражения политики Советской власти к весне 1921 г. именно в том, что "наша хозяйственная политика в своих верхах оказалась оторванной от низов и не создала того подъема производительных сил, который в программе нашей партии признан основной и неотложной задачей" (Известия, 1989, №94).

Вполне дружественной большевикам по-прежнему была и позиция Милли-Фирки. С тревогой видя непрочность Советской власти как по внешним (близилась угроза деникинского вторжения), так и по внутрикрымским причинам, миллифирковцы тем не менее "стали серьезно и вполне искренне готовиться и готовить идущие за ними массы к новому строю на советских началах" (Тавр. коммунист, 1919, №15), одновременно выступая против незаконных арестов середняков, "вредивших" власти в татарской деревне.

А репрессии в те месяцы усилились непомерно. В обстановке тыла приближавшегося Южного фронта свирепствовала ЧК. Тюрем не хватало, и физически уничтожались многие заподозренные в простом сочувствии к разогнанной большевиками выборной власти, к эсерам, к крестьянам-повстанцам, скрывавшимся в лесах Главной гряды, к участникам крестьянской войны на соседней Украине. Как сообщал знаменитый "командарм-2" Скачко, в то время как повстанцы "проливали кровь" в различных некоммунистических отрядах, боровшихся против Деникина, Петлюры, Шкуро, Григорьева и т. п., "мелкие местные чрезвычайки" преследовали их и их родственников на обратной стороне фронта и в тылу. Подобная "работа местных чрезвычаек определенно проваливает фронт и сводит на нет все успехи, создавая такую контрреволюцию, какой ни Деникин, ни Краснов никогда создать не могли" (цит. по: Голованов В., 1989).

ДЕНИКИНЩИНА

Красная Армия не могла сдержать нового наступления Добрармии114. 1 июля 1919 г. Крым был занят корпусом генерала Добровольского. И уже через два дня командование определило цель своей политики[416] в Крыму — он должен был остаться российским без всяких автономий, а "самостоятельному краевому правительству не может быть места" (Тавр. день, 1919, №5). Во главе новой власти был поставлен губернатор, распоряжения всех предыдущих правительств отменялись.

Таким образом, второй период всевластия Добрармии если и отличался от первого, то лишь в ликвидации последних остатков демократии и национального равноправия, торжественно провозглашенных в феврале 1917 г. Земля вновь закреплялась за помещиками, возобновились и открытый грабеж татарской деревни, репрессии, карательные походы. Причем подобные акции приняли настолько гомерический масштаб, что даже деникинский официоз признавал противность их человеческому разуму, весьма мягко именуя репрессии "прискорбными явлениями, отнюдь не характерными для Добровольческой армии" (Тавр. день, 1919, №4).

Началось с отказа татарских крестьян платить помещику до1/5 от урожая. И каратели двинулись в Ак-мечетскую, Карачинскую, Унанскую волости. Первый массовый расстрел татарской бедноты состоялся в дер. Акумане, потом они стали привычными, как и порка в качестве опять-таки "вынужденной" экзекуции (ТГ, 1919, №7). Когда же деревня была усмирена, на нее возложили все поборы натурой, которые отличались от "контрибуции" советского периода отнюдь не размерами, но лишь названием. Впрочем, для татарского уха новый термин "реквизиция" звучал той же музыкой, что и прежний.

Реквизиции подлежали скот, хлеб, подводы. Собрать все это было для большинства крестьян крайне трудно, а для массы арендаторов попросту невозможно, ведь арендная плата поднялась к этому времени до 1,5 тыс. руб. с десятины (ТГ, 1919, №113). Очередным ударом по экономике татарской деревни стал и приказ Деникина о мобилизации, согласно которому деревню должна была покинуть вся трудоспособная часть сельского населения.

Вначале, запуганные расстрелами, татарские "добровольцы" послушно являлись на сборные пункты. Но когда стало ясно, что за первой мобилизацией следуют дополнительные, а семьи их остаются вообще без мужских рук, началось повальное дезертирство, а[417] призывники стали массами уходить в горы и леса, иногда уводя с собой и семьи и скот. Деникинцы стали прочесывать леса, пытаясь хоть таким способом пополнить свои ряды. Первая крупная облава с этой целью была проведена в ноябре 1919 г. в районе южнобережных деревень Туак, Ускут и др., но окончилась провалом, часть карателей при этом была татарами разоружена. В январе 1920 г. сопротивление вступает в новую фазу — начинается ликвидация деникинских усмирителей; так, при мобилизации татар дер. Капсихор все солдаты и офицеры были уничтожены. И уже в этом месяце отмечено образование первых организованных и хорошо вооруженных отрядов "зеленых" из числа жителей горных и прибрежных деревень.

Следует отметить, что движение это было полностью стихийным. Подполье, для которого уходившая из Крыма большевистская администрация оставила "очень много средств и техники", оказалось не только неспособным возглавить партизанское движение, но и само "разваливалось изнутри". Причины этого развала ныне определить нелегко; единственное объяснение находим в старой, еще довоенной работе П. Надинского: "Ряды подпольщиков были наводнены провокаторами, шпионами и авантюристами" (1938, 80). Удовлетворимся этим туманным толкованием, невольно заставляющим вспомнить старую истину: "Каков поп — таков и приход", естественно, в применении исключительно к крымскому руководству РСДРП(б)...

"Зеленых" становилось все больше. Наконец, на это движение, сильное поддержкой местного, татарского населения, обратил серьезное внимание Деникин. Началась охота за людьми, в том числе из мирных крестьян, связанных с партизанами. Так, в январе 1920 г. в Ялте состоялся публичный суд над Мустафой Амзаном за то, что он помогал "зеленым", снабжал их продовольствием и служил им проводником. Однако это один из последних случаев расправы, более или менее оправданной "законом". В дальнейшем этот антураж был отброшен.

Не в силах уничтожить отряды партизан, укрывавшихся в лесах и наносивших оттуда внезапные удары, каратели обрушились на мирных жителей татарских сел. Приходя в деревню, они устраивали[418] скорый суд и тут же чинили расправу. Особенно отличался отряд офицера из бывших помещиков Шнейдера, оставлявший после рейдов по татарским селам сотни поротых, повешенных, изнасилованных.

Даже эмигранты, сочувственно относившиеся к белому движению, с ужасом и отвращением вспоминают о кровавой вакханалии, разыгравшейся в Крыму при Деникине, солдаты которого, "сохраняя внешнюю дисциплину, в действительности являлись разнузданными кондотьерами, развращенными грабежами и насилиями до последних пределов. Это не были энтузиасты времен Корнилова, Маркова, Алексеева, Каледина, беззаветно шедшие за своими вождями. Это были скорее преторианцы, склонные в любой момент выступить против своих руководителей. Пьянство, разгул, грабежи, насилия и, что особенно угнетало население, бессудные расстрелы и своеобразие мобилизации, выражавшееся в том, что добровольцы хватали на улицах всех мужчин и тащили к себе в полки, — вот атрибуты, с которыми прибыл в Крым Добровольческий корпус" (Раковский Г., 1921, Cool.

Весьма точно характеризовал деникинское воинство и адмирал Врангель — это была "армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, примером своим разрушающими войска..." (цит. по: Бунегин М.Ф., 1927, 299).

ВРАНГЕЛЬ

Критиковавший режим Деникина Врангель сменил его в Крыму в конце марта 1920 г. Адмирал хотел создать на полуострове образцовое государство, своего рода "опытную ферму", образовать "государственное ядро, которое будет развиваться и притягивать к себе другие области", где ненавидят большевиков (Раковский Г., 1921, 32). Вместе со своим министром иностранных дел Струве он призывал к образованию демократического федеративного государства, отказавшись от всех "великодержавных затей", хотя ввел в свое правительство не только эсеров, но и монархистов, стремясь сделать его плюралистическим (это сказалось даже на переименовании в апреле 1920 г. Добровольческой армии в Народную).[419] Далее был санкционирован ряд процессов над офицерами, замеченными в обирании и прямых грабежах местного населения; нередко на скамью подсудимых садились и полковники (ТГ, 1920, №14); для борьбы с мародерством в рядах армии были созданы особые комиссии. Затем была объявлена полная амнистия политическим противникам, в том числе и тем, кто ранее находился в Красной Армии.

Для того чтобы привлечь местное население в свое войско, Врангель увеличил ставки рядовых до 800 руб. в месяц115. Общая либерализация внутренней политики врангелевского режима выразилась в свободе профсоюзного движения — в руководство новообразованными крымскими профсоюзами смогли войти даже меньшевики (Бунегин М.Ф., 1927, 302). Подобные акции поначалу привлекали к новому правительству симпатии трудящегося населения, как и резкое уменьшение безработицы: в связи с прекращением экономических связей с Россией при Врангеле получила развитие местная производящая товары широкого потребления промышленность — мыловаренная, сахарная, кожевенная, текстильная, электротехническая; из-за рубежа (в основном из Англии) стали ввозить инструменты, мануфактуру, горючее, топливо (КМ, 1920, №166). Возобновили работу банки, выдававшие ссуды предпринимателям города и сельским хозяевам.

Но гораздо важнее для села был Закон о земле, опубликованный в конце мая 1920 г. Согласно этому акту, которого уже три послереволюционных года тщетно ожидало крымское крестьянство, земля отчуждалась у крупных землевладельцев и передавалась трудившемуся на ней населению "в вечную наследственную собственность". Сюда же относились все угодья казны, Государственного земельного банка, а также пустошные и не обрабатывавшиеся их владельцами или сдаваемые ими в аренду земли (Усов С.А., 1925, 146 — 147). Единственным условием для получения надела была принадлежность к крестьянскому сословию — с тем чтобы участок не переходил к "чужому земле человеку". Мера вполне оправданная — это был заслон от спекулянтов, от которых уже полтора века страдал крымский земельный фонд.

За выделяемые правительством участки предла[420]галось платить выкуп, впрочем относительно невысокий, не превышавший размер аренды (т. е.1/5 урожая), а то и меньший ее, на протяжении 25 лет. Часть выкупа должна была идти бывшим землевладельцам, но своих прав на нее они лишались немедленно. Вполне терпимым этот выкуп был и потому, что крестьяне могли расширить производство до масштаба, представлявшегося им оптимальным, что должно было увеличить производительность труда по сравнению с прошлым, когда большинство имело (или арендовало) нищенские клочки земли.

Газета "Крестьянский путь" справедливо отмечала в августе 1920 г. выгодность новых положений для крымского крестьянства, ведь они гарантировали всем, в том числе и беднейшему татарскому населению,4/5 урожая, полную свободу выбора сельхозкультур и, что не менее важно, свободу от продразверстки, реквизиций, возвращения помещиков и т. д. Тем не менее Законом о земле воспользовалась лишь часть населения, а именно зажиточные крестьяне — русские и немецкие фермеры. Татарское крестьянство не решилось им последовать по ряду причин. Во-первых, передавая крестьянам землю, власти откладывали оформление законных купчих до момента полного погашения земельного выкупа. Далее, обнищавшее большинство населения татарских деревень, испытавшее за последние четыре года смену восьми различных властей, каждая из которых приходила со своими законами, не верило в прочность врангелевского правительства, смотрело в будущее с оправданным пессимизмом. Никто из них не торопился вкладывать труд и средства в землю еще по одной причине — "все равно, мол, большевики придут" (Бунегин М.Ф., 1927, 296), а с ними — и продразверстка, и прочие атрибуты "военного коммунизма".

Экономическому пессимизму и бездеятельности татар не могла помочь и новая национальная политика, хотя объективно она была направлена на поддержку интересов коренного населения. Еще в мае 1920 г. в Симферополе впервые после разгона Деникиным татарской национальной Директории был собран съезд татарских представителей. Его целью была разработка принципов самоуправления края, решения проблем вакуфов и национального просвещения. Работа съезда завершилась образованием[421] Мусульманского совета по выборам в аппарат будущего самоуправления, а также постановлениями о развитии национальных культуры и экономики. Осенью проект центрального органа самоуправления — Мусульманского совета по татарским делам — был утвержден Врангелем, однако деятельность его до прихода Красной Армии так и не развернулась.

Следует заметить, что и Врангель, очевидно, утверждал Положение о мусульманском самоуправлении, так сказать, вынужденно, боясь восстановить против своего правительства большинство населения Крыма. Он не мог всерьез думать об улучшении положения татарского крестьянства уже потому, что целиком полагался в своей земельной политике на советы своего премьер-министра Кривошеина — бывшего помощника и единомышленника Столыпина. Не без участия последнего адмиралом был подготовлен приказ, согласно которому имущество и земля не только дезертиров (или бежавших в горы призывников), но и их ближайших родственников подлежали конфискации. Приказ этот, фактически перечеркнувший Закон о земле, стал причиной новых карательных акций, прямого грабежа населения, чудовищных насилий над ним. Не будем перечислять кровавых подробностей походов "усмирителей", прислушаемся лишь к свидетельству современника их: "Обстановка исполнения этого приказа была так ужасна, что некоторые офицеры отказывались ехать... а генерал Зеленин... после первой же командировки в качестве начальника карательного отряда поспешил уйти в отставку, чтобы не видеть этих ужасов" (Раковский Г., 1921, 83).

Результатом этих акций стало вновь вспыхнувшее партизанское движение "зеленых" и "красно-зеленых", число которых достигло 10 тыс. Как и при Деникине, это были беглые призывники, дезертиры, крестьяне, уклонившиеся от уплаты налогов. Возросшая мощь "зеленых" позволила им нападать не только на мелкие заставы белых, но и на города. Благодаря сочувствию татарских масс села они "были неуловимы... Население, конечно, их кормило, сообщало все сведения и, если нужно, укрывало, а укрытий в горах было достаточно" (Слащев Я., 1924, 130 — 131). Торное татарское население, враждебно относившееся к врангелевцам, оказывало зеленоар[422]мейцам мощную поддержку, тем более что мусульманские нравы исключали возможность выдачи лиц, находивших у них убежище" (Раковский Г., 1921, 150). Особенно результативными стали их походы осенью 1920 г., когда движение возглавил профессиональный военный, капитан П. Макаров, бывший "адъютант его превосходительства" Май-Маевского. Большую роль в руководстве народным движением на нескольких этапах его развития сыграл татарский лидер Баба-хан. Позднее руководящую роль в большей части движения против Врангеля захватила прибывшая из Советской России так называемая группа А.В. Мокроусова.

Советские исследователи подчеркивают, что в массовом движении "зеленых" Крыма основную роль играли татары (Бунегин М.Ф., 1927, 317), отдельные отряды состояли целиком из них. Например, таким был Карасубазарский отряд, созданный населением деревень Топлы, Курт, Камышлов, Еленовка. И здесь напрашивается весьма примечательный вывод — чехарда правительств в течение послереволюционных лет, репрессии менявшихся властей привели к совершенно неожиданному результату. За оружие впервые после аннексии Крыма взялась самая мирная и безобидная часть населения полуострова — татары, причем не под влиянием агитации какой-либо партии116, но совершенно стихийно, самостоятельно. Мы не можем здесь объяснить этот уникальный феномен, который конечно же заслуживает специального исследования.

Конец власти Врангеля в Крыму хорошо известен. Набрав почти четырехкратное превосходство в воинской силе, большевистские армии 12 ноября 1920 г. смогли прорвать оборону на Перекопе и ворвались в Крым. Началась эвакуация через портовые города. При этом уходили не только вооруженные противники Советской власти, но и все, кто помнил о былых ее репрессиях, опасался их возобновления (и не без оснований, добавим, несколько забегая вперед). Поэтому, например, на Севастополь в эти дни "в 4 ряда по шоссе непрерывной вереницей неслись повозки тыловых частей, обозов и мирных жителей" (Смоленский С., 1921, 14). В числе этих штатских людей были не только "буржуи" — паника перед наступавшей Красной Армией была всеобщей. Это было по[423]истине массовое бегство, в котором участвовали даже больные. "Больные и раненые шли пешком к вокзалам. Цепляясь за стены, шатаясь от слабости, шли тифозные. Калеки ползли по земле, умоляя Христом Богом помочь им выбраться..." (Раковский Г., 1921, 83-184).

Несмотря на то что за море отправилось около 170 тыс. русских людей, в Крыму осталась большая часть солдат и офицеров, которым не хватило места на 120 участвовавших в эвакуации судах (Смоленский С., 1921, 214). Многие из них ушли в горы, кое-кто осел в степных деревнях, ожидая решения своей судьбы от новой власти. С тревогой ожидало новую власть и коренное население Крыма. Насчет политики Советов в России носились самые противоречивые слухи. Говорили о новых веяниях среди лидеров большевизма, об их намерении вести общество к большей, чем ранее, демократии в "освобожденных" областях, о новой земельной политике и т. д. Слухам этим и верили и не верили...

Через 10 дней после прихода в Крым Красной Армии ситуация прояснилась. В.И. Ленин, выступая в Москве 26 ноября, заявил: "Сейчас в Крыму 300 000 буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим"117.

Таким образом, сомнениям пришел конец. Безусловно, вождь мирового пролетариата имел в виду и остатки не успевшей эмигрировать российской буржуазии и белой армии (60 000 человек). Но, судя по названной цифре, прежде всего местное население: 240 000 только крымских "шпионов и спекулянтов" (а вместе с семьями — около миллиона человек)118, т. е. практически все крымчане, треть из которых составляли татары119, могли готовиться к новым испытаниям с последующим "перевариванием".

В истории коренного крымского населения открывалась последняя, самая трагическая ее страница.[424]


_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Пт, 08.12.2006, 02:14             цитировать    

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

А. У. О заселении Крыма новыми поселенцами // РВ. 1866. Т. 63. Май.

Абаев В.И. Скифо-европейские изоглосы. М., 1965.

Аверинцев В.В. На границе цивилизаций и эпох: вклад восточных окраин римско-византийского мира в подготовку духовной культуры европейского средневековья // Восток — Запад. Вып. II. М., 1985.

Алекберли М. Борьба украинского народа против турецко-татарской агрессии во второй половине XIV — первой половине XVIII в. Саратов, 1961.

Алексеев В.М. Наука о Востоке. М., 1982.

Алексеева Т.Н., Алексеев В.П. Этногенез славянских народов по данным антропологии // История, культура, этнография и формирование славянских народов. М., 1973.

Аммиан Марцеллин. История. Т. III. Киев, 1908.

Апанович ОМ. Запоризська Сiч у боротьбi проти турецько-татарскоi агресii: 50 — 70 роки XVII ст. Киiв, 1961.

Арриан. Перипл Понта Эвксинского. Т. I. СПб., 1893.

Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.

Архив Государственного совета. Т. I. СПб., 1969.

Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. Т. 6. М., 1939.

Бадер О.Н. Некоторые памятники палеолита и мезолита в восточной части горного Крыма // История и археология древнего Крыма. Киев, 1957.

Бантыш-Каменский Н.Н. Реестр делам Крымского двора с 1474 по 1779 г. Симферополь, 1893.

Барбаро И. Путешествие в Тану // Барбаро и Кантарини. Л., 1971.

Бархатная и родословная книга князей и дворян. Т. 2. М., 1797.

Бахрушин С. Основные моменты истории Крымского ханства // История в школе. 1936. №3.

Беликов Д. Христианство у готов. Казань, 1887.

Бережков М. План завоевания Крыма, составленный Юрием Крижаничем // ЖМНП. 1891. Октябрь.

Бернштам А.Н. О деревянных постройках Крыма (Материалы Эски-Керменской экспедиции 1931-1933 гг.) // ИГАИМК. М.; Л., 1935. Вып. 117.

Бертъе-Делагард А.Л. Исследование некоторых недоуменных вопросов средневековья в Тавриде // ИТАК. 1920. Вып. 57.

Бестужев И.В. Крымская война. М., 1956.

Блаватский В.Д. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954.

Блуменфельд Г.Ф. Крымско-татарское землевладение. Одесса, 1888.

Б-н И. Крым // Библиотека для чтения. 1856. Т. 135. Январь.[437]

Бобин В.В. Черты сходства культур древнего населения Крыма и Северного Кавказа времен перехода от бронзы к железу // История и археология древнего Крыма. Киев, 1957.

Богаевский Б.Л. Орудия производства и домашние животные Триполья. Л., 1937.

Богословский М.М. Петр I: Материалы для биографии. Т. I. М., 1940.

Боплан Г. Описание Украины // Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси. Киев, 1896. Вып. 2.

Бочагов А.К. Милли-Фирка. Симферополь, 1932.

Бочкарев В.Н. История России XIX ст. М., 1912.

Браун Ф.А. Разыскания в области гото-славянских отношений. СПб., 1899.

Он же. Мариупольские греки // Живая старина. 1890. Вып. II.

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.

Броневский Мартин. Описание Крыма // ЗООИД. 1863. Т. V.

Бунегин М.Ф. Революция и гражданская война в Крыму. Б. м., 1927.

Буцинский П.Н. О Богдане Хмельницком. Харьков, 1882.

Васильев А.А. Готы в Крыму // ИГАИМК. 1921. Т. I.

Васильев Б. Люби Россию в непогоду... // Известия. 1989. 17 — 19 января.

Вдовиченко И.И., Колтухов С.Г. Древние укрепления Северного Крыма // СА. 1986.

Веймарн Е.В., Стржелецкий С.Ф. К вопросу о славянах в Крыму // ВИ. 1952. №4.

Влияние ислама на средневековую Европу. М., 1976.

Возгрин В.Е. Россия и европейские страны в годы Северной войны (история дипломатических отношений в 1697 — 1710 гг.). Л., 1986.

Он же. Дипломатические связи Швеции и Крыма накануне и после Полтавы // Скандинавский сборник. 1985. Т. 29.

Он же. Материалы по истории шведско-крымских отношений в Архиве ЛОИИ // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. №9.

Волков М. Четыре года города Кафы // ЗООИД. 1872. Т. VIII.

Волошин М. Пути России. Париж, "Эхо", 1969.

Вольфсон Б. Присоединение Крыма к России в 1783 г. // Исторический журнал. 1941. №3.

Всемирная история. М., 1958. Т. IV.

Вспомогательные материалы по истории СССР. Л., 1939.

Высотская Т.Н. Скифские городища. Симферополь, 1975.

Габаев Г. Крымские татары под русскими знаменами // Журнал Военно-исторического общества. 1913. №3.

Гавен Ю. Возникновение Крымской организации РСДРП(б) // Революция в Крыму. 1923. №2.

Он же. Октябрь в Крыму // Революция в Крыму. 1922. №1.

Гайдукевич В.Ф. Боспор и скифы // Проблемы истории Причерноморья в античную эпоху. М., 1959.

Галактионов И.В. Россия и Польша перед лицом турецко-татарской агрессии в 1667 Г. // РПП. 1979.

Гаспринский И. Вымирание татар в Бахчисарае // Переводчик. 1889. №15.

Он же. Русское мусульманство. Симферополь, 1881.

Гейд В. История торговли Востока в средние века // ИТАК. 1915. №52.[438]

Гелис И. Симферополь в период первой революции (1905 г.) // Революция в Крыму. 1925. №1.

Геродот. История в девяти книгах. Л., 1972.

Герцен А.И. Юрьев день! Юрьев день! // Собрание сочинений. М, 1957. Т. XII.

Голованов В. Батько Махно или "оборотень" гражданской войны? // Литературная газета. 1989. 8 февраля.

Гольдберг М. Крым и крымские татары // Вестник Европы. 1883. Т. VI. №11.

Гордлевский В. Организация цехов у татар // Труды Этнографическо-археологического музея I МГУ. 1928. Вып. IV.

Горев Л. Война 1853 — 1856 гг. и оборона Севастополя. М., 1955.

Горчакова Е. Воспоминания о Крыме. М., 1883 — 1884. Т. I — II.

Греков И.Б. К вопросу о характере политического сотрудничества Османской империи и Крымского ханства в Восточной Европе в XVI — XVII вв. (по данным Э. Челеби) // РПП. 1979.

Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950.

Грибанова Л.С. Политические взаимоотношения скифов и сарматов с полисами Северного Причерноморья в I — II вв. М., 1952.

Губенко Г.И. Крестьянское движение в Таврической губернии // Труды Крымского краеведческого музея. Симферополь, 1961.

Гумилев Л.Н. О людях, на нас не похожих // Советская культура. 1988. 15 октября.

Он же. Открытие Хазарии. М., 1966.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1871.

Демидов А. Путешествие в Южную Россию и Крым. М., 1853.

Дивин В.А., Казаков Н.И. Об освещении некоторых вопросов Крымской войны в литературе последних лет // ВИ. 1957. №2.

Доватур А.И., Каллистов Д.И., Шишова И.А. Народы нашей страны в "Истории" Геродота. Л., 1982.

Доклад императрице Екатерине II по вступлении ея на престол, изображающий систему крымских татар, их опасность для России и претензию на них // ИТАК. 1916. №53.

Домбровский О.И., Махнева О.А. Столица Феодоритов. Симферополь, 1973.

Домбровский О.И., Щепинский А.А. Археологические загадки Красных пещер. Симферополь, 1962.

Дорогой тысячелетий: Экскурсии по средневековому Крыму. Симферополь, 1966.

Дорожник Александра // ВДИ. 1949. №3.

Драчук В.С., Кара Я.Б., Челышев Ю.В. Керкинитида-Гёзлёв-Евпатория. Симферополь, 1977.

Драчук В.С., Kymaйcoв В.А. Исследование Керкинитиды // СА. 1985. №1.

Дружинина Е.И. Северное Причерноморье в 1775 — 1800 гг. М., 1959.

Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т. 1. СПб., 1900.

Он же. Присоединение Крыма к России в 1775 — 1780. СПб., 1885-1889. Т. I — IV.

Дубровский СМ. Столыпинская земельная реформа. М., 1963.

Елагин В.Л. Националистические иллюзии крымских татар // Революция в Крыму. 1924. №1 (3).

Еманов А.Г. Система торговых связей Кафы в XIII — XV вв.: Автореф. дис. на соискание уч. ст. канд. ист. наук. Л., 1986.[439]

Ерофеев И. Крым в малороссийской народной поэзии XVI — XVII вв., преимущественно в деревнях // ИТАК. 1907. №42.

Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе (ее история в XVI — XIX вв., критическая оценка и будущие задачи). М., 1896.

Жизнь Пишчевича, им самим описанная // ЧОИДР. 1885. Кн. 1, отд. 1; Кн. 2, отд. 1.

Жиров Е.В. Костяки из каменных ящиков Крыма // Сборник Музея антропологии и этнографии. 1949. Т. X.

Житие Иоанна Готского // Василевский В.Г. Труды. 1912. Т. II. Вып. 2.

Жития херсонесских мучеников // Василевский В.Г. Труды. 1912. Т.И. Вып. 2.

Жихарев С.П. Записки современника. Часть 2: Дневник чиновника. М.; Л., 1935.

Заборовский Л.В. Крымский вопрос во внешней политике России и Речи Посполитой в 40-50-х гг. XVII В. // РПП. 1979.

Загоровский Е.Л. Военная колонизация России при Потемкине. Одесса, 1913.

Записки А.И. Кошелева (1812-1883). Берлин, 1884.

Записки Д.Б. Мертваго (1760-1824). М., 1867.

Записки Мухаммеда Неджати-эфенди, турецкого пленного в России в 1771-1775 гг. // Русская старина. 1894. Т. 81. №3-5.

Заселение Крыма // КВ. 1890. №27, 29, 30, 32, 33, 35, 37, 38, 40.

Засыпкин Б.Н. Памятники архитектуры крымских татар // Крым (М.). 1929. №2 (4).

Зверев Б.И. Синопская победа. Симферополь, 1954.

Зубарь В.М., Павленко Ю.В. Херсонес Таврический и распространение христианства на Руси. Киев, 1988.

Иванов Е.Э. Херсонес Таврический // ИТАК. 1912. №46.

Из бумаг графа Н.И. Панина // Русский архив. 1978. Т. XII.

История агван Моисея Каганкатваци, писателя X в. СПб., 1861.

История Византии. М., 1967. Т. I — III.

История СССР с древнейших времен до наших дней. Первая серия. М., 1967. Т. 4.

Каллистов Д.И. Очерки по истории Северного Причерноморья античной эпохи. Л., 1949.

Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1842. Т. VII.

Кандымов Ю. Курултай. Как это было. "Авдет", №№7 — 8, 1991.

Карасев А.Н. Раскопки Неаполя Скифского // КСИИМК. 1951. №37.

Карпов С.П. Работорговля в Северном Причерноморье первой половины XV в. // Византийский временник, 1986, т. 46.

Кеппен П. Крымский сборник (О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических). СПб., 1837.

Керкинитида — Гёзлёв — Евпатория. Симферополь, 1977.

Ким Г.Ф., Ашрафян К.З. Государство в традиционных обществах Востока: некоторые дискуссионные проблемы // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987.

Клочка В.И., Мурзин В.Ю. О взаимодействии местных и привнесенных элементов скифской культуры // Скифы Северного Причерноморья. Киев, 1987.

Ковалев С.И. История Рима. Л., 1986.

Колли Л.П. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам // ИТАК. 1913. №50.[440]

Колосов Ю.Г. Белая скала. Симферополь, 1977.

Кондараки В.Х. Универсальное описание Крыма. Николаев, 1873. Т. I; СПб., 1875. Т. 15.

Он же. История христианства в Тавриде. Одесса, 1871.

Кондукторова Т.С. Населення Неаполя Скiфского за антропологiчними даними // Матерiали з антропологii Украiни. Киiв, 1964. Вип. 3.

Корсаков В.В. По поводу 100-летнего юбилея присоединения Крыма. Симферополь, 1883.

Корпус боспорских надписей. Л., 1965.

Костомаров Н.И. Богдан Хмельницкий // Исторические монографии. СПб., 1904. Кн. 4.

Кочубинский А. Мы и они (1711 — 1878): Очерки истории и политики славян. Одесса, 1878.

Краткое описание военных случаев, касающихся до Азова, от создания сего города до возвращения онаго под Российскую державу. СПб., 1782.

Кричинский А. Очерки русской политики на окраинах. Часть I: К истории религиозных притеснений крымских татар. Баку, 1919.

Кропоткин В.В. Население юго-западного Крыма в эпоху раннего средневековья: Автореф. дис. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. М., 1953.

Крым и крымские татары (по поводу столетия присоединения Крыма к России). Киев, 1885.

Крым многонациональный: Массово-политическое издание. Симферополь, 1988. Вып. 1.

Крым: прошлое и настоящее. М., 1988.

Крымский Агафангел. Студii з Криму. Киiв, 1930.

Кузнецов А.Б. Россия и политика Крыма в Восточной Европе в первой трети XVI В. // РПП. 1979.

Куклина И.В. Этнография Скифии по античным источникам. Л., 1985.

Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. Киев, 1914.

Куропаткин А.Н. Задачи русской армии. СПб., 1910. Ч. I.

Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией в XVI-XVII вв. М., 1963. Ч. 2.

Лапицкая С. Завоевание и колонизация Крыма царизмом // Исторический журнал. 1937. №7.

Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1947-1949, 1950, 1952.

Лашков Ф.Ф. Исторические очерки крымско-татарского землевладения. Симферополь, 1897.

Он же. Сельская община в Крымском ханстве. Симферополь, 1887.

Он же. Статистические сведения о Крыме, сообщенные каймаканами в 1783 Г. // ЗООИД. Т. XIV. 1886.

Он же. Несколько слов об исторической судьбе Крыма. Симферополь, 1881.

Он же. Материалы для истории второй турецкой войны 1787-1791 гг. // ИТАК. 1890. №10.

Он же. Охрана Крыма во вторую турецкую войну 1787 — 1791 гг. // ИТАК. 1889. №8.

Левченко М.В. История Византии. М.; Л., 1940.

Лесков А.И. Горный Крым в I тысячелетии до н. э. Киев, 1965.

Лесков А.И. Таврическая культура в горном Крыму (вторая[441] половина IX — III вв. до н. э.): Автореф. канд. дис. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. М., 1961.

Летопись событий в Юго-Западной России в XVII в., изданная Временной комиссией для разбора древних актов. Киев, 1851. Т.П.

Лисовенко Н. Песни предков // Известия. 1988. 1 апреля.

Лобова И.И. Скифы в Крыму. М., 1956.

Лызлов А.И. Скифская история. СПб., 1786. Т. 1 — 4.

Львов Л. Отношения между Запорожьем и Крымом. Одесса, 1896.

Люк Д. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин... // ЗООИД. 1879. Т.П.

Максименко М.М. Крестьянское движение в Таврической губернии накануне и после отмены крепостного права. Симферополь, 1957.

Малицкий Н.В. Заметки по эпиграфике Мангупа // ИГАИМК. 1933. Вып. 31.

Мальцев А.Н. Россия и Белоруссия в середине XVII в. М., 1974.

Манштейн К.Г. Записки о России. СПб., 1875.

Маркевич А.И. Переселения крымских татар в Турцию в связи с движением населения в Крыму // Известия АН СССР. Отдел гуманитарных наук. 1928. 4 — 7.

Он же. К вопросу о... // Таврический церковнообщинный вестник. 1910. №10.

Он же. Императрица Екатерина II и Крым // ИТАК. 1897. №27.

Марков Е.Л. Очерки Крыма. СПб., 1902.

Маркова О.П. О происхождении так называемого Греческого проекта: 80-е годы XVIII в. // История СССР. 1958. №4.

Марр Н.Я. Готское слово guma "муж" // Известия АН. 1930.

Мартене Ф.Ф. Собрание документов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. СПб., 1874 — 1902. Т. 1-13.

Мартьянов Г.П. Последняя эмиграция татар из Крыма в 1874 Г. // СЛ. 1887. №45-46.

Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. СПб., 1871-1872. Вып. 1-2.

Материалы к этнической истории Крыма. Киев, 1987.

Медведева И. Таврида. Л., 1956.

Мельгунов С.П. Красный террор в России. М., 1990.

Миних Э. Россия и русский двор в первой половине XVIII в. СПб., 1891.

Михаил Литвин. О нравах татар, литовцев и московитов: Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси. Киев, 1890. Вып. 1.

Мнение о Крыме, поданное в 1802 г. адмиралом Н.С. Мордвиновым (об отводе безземельным степным татарам земель) // Русская старина. 1872. Февраль.

Мочанов А.Е. Борьба царской России и Турции за обладание Крымским ханством. Симферополь, 1929.

Мундт Т. Крым-Гирей — союзник Фридриха Великого: Пролог столкновений между Россией и Турцией // ИТАК. 1909. №43.

Мурзакевич Н. Поездка в Крым в 1836 году // ЖМНП. 1837. Ч. 13.

Мурзин В.Ю. Узловые моменты этногенеза скифов // Тезисы I Кубанской археологической конференции. Краснодар, 1989,

Мыц В.Л. Исследования Горно-Крымской экспедиции: Археологические открытия 1986 года. М., 1988.[442]

Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Симферополь, 1951-1967. Ч. 1-4.

Надинский П.Н. Русские на Крымском полуострове. Советский Крым. 1946. №3.

Он же. Страницы из жизни крымского комсомола. Симферополь, 1938.

Наше правительство (крымские воспоминания о 1918 — 1919 гг.). Париж, 1928.

Немирович-Данченко Г.В. В Крыму при Врангеле. Берлин, б. г.

Нестеров Ф.Ф. Связи времен. М., 1984.

Новгородские летописи. СПб., 1879.

Никольский П.А. От Крымского ханства до наших дней. Симферополь, 1929.

Никольский Н.В. Бахчисарай и его окрестности. Симферополь, 1927.

Никольский П.В. Саблы // Педагогический журнал Крыма. 1925. №6.

Новичев А.Д. История Турции. Л., 1963. Т. 1.

Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М., 1948.

Озербашлы А. Роль царского правительства в эмиграции крымских татар // Крым. 1926. №2.

Окунь С.Б. Очерки истории СССР: Вторая четверть XIX в. Л., 1957.

Опадов В. 1905 год в Крыму. Симферополь, 1931.

Орешкова С.Ф. Османская автократия: опыт типологической характеристики // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987.

Отчет члена Комиссии по вероисповедным вопросам Государственной думы II и III созывов Мухамет-Шангира Харисова Тукаева. Уфа, 1912.

Памятная книжка Таврической губернии. Симферополь, 1867. Вып, 1.

Панашенко В.В. Кримське данство у XV — XVIII ст. // Украиньскii iсторичнii журнал. 1989. №1.

Пионтковский С. Великодержавные тенденции в историографии России // Историк-марксист. 1930. №17.

Плетнева С.А. Хазары. М., 1986.

Поденная записка путешествия Его сиятельства кн. Василия Михайловича Долгорукова в Крымский полуостров во время кампании 1773 Г. // ЗООИД. 1872. Т. VIII.

Покровский М.Н. Российская история с древнейших времен // Избранные произведения. М., 1965 — 1966. Т. 1 — 2.

Покровский М.Н. Внешняя политика. М., 1918.

Полиен. Военные хитрости // Древний мир на юге России. М., 1918.

Программа мусульманской группы во II Государственной думе. СПб., 1907.

Прокопий Кесарийский. Война с готами. М., 1950.

Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 1986.

Путешествие по Крыму академика Палласа в 1793 — 1794 гг. // ЗООИД. 1881. Т. XII.

Равдоникас В.И. Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья // ИГАИМК. 1932. Т. XII. Вып. 1-8.[443]

Райпольский А. Туберкулез среди татар // Экономика и культура Крыма. 1930. №2.

Раков В.С. Мои воспоминания о Евпатории в эпоху Крымской войны 1853 — 1856 гг. Евпатория, 1904.

Раковский Г. Конец белых. Прага, 1921.

Революционное движение в Крыму. Симферополь, 1940.

Репников Н.И. О так называемых "дольменах Крыма" // ИТАК. 1910.

Революционное движение в Крыму. Симферополь, 1940.

Репников Н.И. Каменные ящики Байдарской долины // ИАК. 1909. Вып. 30.

Розенталь Е.И. К истории Крымского союза РСДРП // Материалы истории России в период капитализма. М., 1976.

Россия; Полное географическое описание нашего отечества. СПб., 1910. Т. 14.

Ростовцев М.И. Эллинство и иранство на юге России. Пг., 1918.

Рубрук В. Путешествие в восточные страны. СПб., 1910.

Рыбаков Б.А. Исторические судьбы праславян: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1978.

Санин Г.А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII в. М., 1987.

Сапрыкин С.Ю. Гераклея Понтийская и Херсонес Таврический. М., 1986.

Сафаров Г.И. Революционный марксизм и национальный вопрос // Марксизм и национальный вопрос. Харьков, 1923.

Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси, изданный Комиссией для разбора древних актов. Киев, 1888.

Светлов Э. На пороге Нового Завета. Брюссель, 1983.

Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979.

Секиринский С.А., Волобуев О.В., Когонашвили К.К. Крепость в Судаке. Симферополь, 1980.

Они же. Сельское хозяйство и крестьянство Крыма и Северной Таврии в конце XVIII — начале XX в.

Они же. Очерки истории Сурожа IX — XV вв. Симферополь, 1955.

Сестренцевич-Богуш С. История о Херсонесе Таврийском. История о Таврии. СПб., 1806. Т. I-II.

Скифская проблема в отечественной науке. Харьков, 1947.

Симиренко Л.П. Крымское промышленное садоводство. М., 1912.

Сказание священника Иакова // ЗООИД. 1850. Т.П.

Скальковский А.А. Хронологическое обозрение истории Новороссийского края в 1730-1823. Одесса, 1836. Ч. I.

Слащов Я. Крым в 1920 г. М.; Л., 1924.

Смирнов АЛ. Скифы. М., 1966.

Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в. СПб., 1887.

Он же. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII ст. Одесса, 1898.

Смоленский С. Крымская катастрофа. София, 1921.

Советов П.В. Проекты вступления дунайских княжеств в подданство России и Речи Посполитой в XVII — начале XVIII В. // РПП. 1979.

Соколова К.Ф. Антропологические материалы из раннесред[444]невековых могильников Крыма // История и археология средневекового Крыма. М., 1958.

Соколова К.Ф. Антропологический материал из Алуштинского могильника // СА. 1958. №2.

Сокольский Н.И. Деревообрабатывающее ремесло в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1971.

Соловьев В.С. Великий спор и христианская политика // Собр. соч. СПб., Б. г. Т. 4.

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1960-1963. Кн. IV-IX.

Соломонiк Е.I. Про значення термина "тавроскiфи" // Археологiчнi пам'ятки УРСР. Киiв, 1962. Т. XI.

Сорочан С.Б. Торговля Херсонеса Таврического в I в. до н. э. — V в. н. э. М., 1981.

Социально-экономический атлас Крыма. Симферополь, 1922.

Средневековый Крым. М.; Л., 1964.

Станкевич В. Судьбы народов России. Берлин, 1921.

Сто лет жизни Тавриды. Симферополь, 1885.

Стржелецкий С.Ф. Очерки истории Гераклейского полуострова и его округи в эпоху бронзы и раннего железа: Автореф. дис. на соискание уч. степ. канд. наук. М., 1954.

Стулли Ф.С. Собрание повестей и рассказов. СПб., 1894.

Суворов в Крыму. Симферополь, 1949.

Сумароков П. Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1779 г. М., 1800.

Он же. Досуги крымского судьи, или Второе путешествие в Тавриду. СПб., 1805. Кн. 1-2.

Суперанская А.В. Исторический словарь топонимики Крыма. М., 1985. Т. 1 (рукопись).

Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Гирей и его вассалы // Ученые записки МГУ. 1940. Вып. 61.

Росы в Крыму // СА. 1974. №3.

Творения Святого отца нашего Иоанна Златоуста. СПб., 1897. Т. 3.

Тереножкин А.И. Скифский вопрос // Скифы Северного Причерноморья. Киев, 1987.

Он же. Общественный строй скифов // Скифы и сарматы. Киев, 1977.

Он же. Киммерийцы. Киев, 1976.

Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1884. Т. I; М.; Л., 1941. Т.П.

Троицкая Т.Н. Скифские погребения в курганах Крыма: Автореф. дис. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. Симферополь, 1954.

Тунманн Н.Э. Крымское ханство. Симферополь, 1936.

Тютчев Ф.И. Сочинения. М., 1984. Т. II.

Ульяницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII в. М., 1883. Ч. 2.

Усманов М.А. Этапы исламизации Джучиева улуса и мусульманское духовенство в татарских ханствах XIII — XVI вв. // Духовенство и политическая жизнь на Ближнем Востоке в период феодализма. М., 1985.

Усов С.А. Историко-экономический очерк Крыма. Симферополь, 1925.

Фадеев Т.М. По горному Крыму. М., 1987.[445]

Фазыл Р., Нагаев С. Сердце народа // Звезда Востока, 1989. №3.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1987. Т. I.

Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.

Филоненко В.И. Тамги татарских кладбищ г. Евпатории. Симферополь, 1928.

Филосторгий. Церковная история // ВДИ. 1948. №3.

Фирдевс И. Октябрьский переворот в Симферополе // Революция в Крыму. 1922. №1.

Он же. Первый период Советской власти в Крыму // Революция в Крыму. 1923. №2.

Он же. Влияние революции 1905 г. на национально-освободительное движение крымских татар // Революция в Крыму. 1925. №2 (6).

Флоря Б.Н. Проект антитурецкой коалиции середины XVI в. // РПП. 1979.

Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. М., 1983.

Хазанов А.М. Социальная история скифов. М., 1975.

Хартахай Ф. Христианство в Крыму. Памятная книга Таврической губернии. Симферополь, 1867.

Он же. Исторические судьбы крымских татар // Вестник Европы. 1866. №2; 1867. №2.

Харузин А.Н. Татары Гурзуфа (кефалометрические наблюдения над татарами Южного берега Крыма // Известия имп. Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. 1890. Т. 68.

Хензель В. Проблема ясыря в польско-турецких отношениях XVI-XVII ВВ. // РПП. 1979.

Цветаева Г.А. Боспор и Рим. М., 1979.

Чеглок А. Красавица Таврида. М., 1910.

Чередниченко Н.Н. История срубных племен Подонья. Киев, 1973.

Чернышевский Н.Г. Рассказ о Крымской войне по Кинглеку. М., 1935.

Чистякова Е.В. Идея совместной обороны южных границ России и Польши в русской публицистике второй половины XVII в. // РПП. 1979.

Шарков В.В. Крым, его прошлое и настоящее. М., 1890.

Шатилов П. Крымские татары. СПб., 1857.

Шнейдер Д.С. Балаклава. Симферополь, 1930.

Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записи. М.; Л., 1934.

Штамбок А.А. Из царства Атея в Неаполь Скифский. М., 1968.

Штраух А.Н. Чернышевский и восточный вопрос // Чернышевский Н.Г. Рассказ о Крымской войне по Кинглеку. М., 1935.

Шульц П.Н. О некоторых вопросах истории тавров // Проблемы истории Северного Причерноморья. М., 1959.

Он же. Исследования Неаполя Скифского // История и археология Крыма. Киев, 1957.

Шебальский П.К. Потемкин и восстановление Новороссийского края // Сборник антропологических и этнографических статей о России. М., 1868.

Щеглов А.Н. Северо-Западный Крым в античную эпоху. Л., 1978.[446]

Щеглов А.Н. Полис и хора. Симферополь, 1976.

Щепинский А.А. Во тьме веков. Симферополь, 1966.

Эварницкий Д.И. История запорожских казаков. СПб., 1895.

Якобсон Л.Л. Крым в средние века. М., 1973.

Янушевич Э.В. Культурные растения Северного Причерноморья. Кишинев, 1986.

Яшуржинский X. Южнорусские пленники в Крыму // ИТАК. 1912. №47.

Adelung. Mitridates oder allgemeine Sprachkunde. Berlin, 1817. Bd IV.

Braun F. Die letzten Schicksale der Krimgoten. SPb., 1890.

Tagebuch des Generalen Patrik Gordons. SPb., 1851. Bd II.

Mission und Ausbreitung des Christentums in den ersten drei Jahrhunderten. Leipzig, 1906.

Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. L., 1971.

Oxenstierne E.C.G. Die Urheimat der Goten. Leipzig, 1945.[447]
_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Сб, 09.12.2006, 09:48             цитировать    

Обращение бывших военнослужащих - крымских татар к первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, Председателю Совета Министров СССР Н. А. Булганину, Председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову, Министру обороны Г. К. Жукову о положении крымскотатарского народа и с просьбой о встрече

Никите Сергеевичу ХРУЩЕВУ
Николаю Александровичу БУЛГАНИНУ
Клименту Ефремовичу ВОРОШИЛОВУ
Георгию Константиновичу ЖУКОВУ


Дорогие товарищи!
К Вам обращаются бывшие солдаты, матросы, офицеры- участники Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., и просят Вас лично ознакомиться с данным письмом.

Сознаем, что отвлекаем Вас от серьезных дел, но тревога за судьбы нашего народа, за судьбы десятков тысяч бывших солдат, матросов и офицеров - воинов Отчизны из крымских татар вынуждает нас обратиться к Вам, нашим старшим боевым товарищам.

Сегодня взоры всех бывших солдат, матросов, офицеров, взоры детей, жен, отцов, матерей погибших воинов, отдавших свою жизнь за счастье, за светлое будущее советского народа на полях сражений, обращены к Вам, их боевым руководителям.

Бессмертный Ленин говорил: "Ни один гражданин России без различия пола и вероисповедания, не может быть ограничен в политических и вообще каких бы то ни было правах на основании его происхождения или принадлежности, к какой бы то ни было национальности". (Ленин, т. 20, с. 154).

А вот что случилось с крымско-татарским народом.

По первому зову нашей партии вместе с многонациональным народом Советского Союза поднялись на защиту своей Родины и мы, сыны, дочери крымско-татарского народа.

Одни ушли на фронт в действующие армию и флот, другие остались в горах и лесах Крыма партизанить, а часть по заданию партии перешла на подпольную работу. Десятки тысяч из нас, защищавшие Родину-мать под Вашим командованием, других маршалов и генералов, честно выполнили свой долг перед Родиной, перед партией.Многие тысячи отдали свою жизнь за счастье советского народа, многие остались без рук и без ног.

Оставшиеся в живых свой боевой путь прошли от Москвы до Берлина, от Сталинграда до Порт-Артура, неся знамя Победы над врагами, некоторые по сей день честно служат в Советской Армии: полковники Амзаев, Сеферов, Умеров, капитаны первого ранга Чолбаш Эмир Усеин, Рамазанов Ибрагим, подполковники Халитов Реза, Эмиров, Асанов, Джелялов, Кайтазов, майоры Хиярджи Кадыр, Ваанов Муслядин и многие другие.

Героизм воинов крымско-татарского народа отмечен заслуженными наградами Советского правительства. Абдул Тейфук, Решидов Абдураим, Сеит Велиев, Сеит Нафе, Абдураманов Узеир и другие стали Героями Советсткого Союза, а летчик Аметхан Султан удостоен звания дважды Героя Советского Союза.

Кончилась война, отнявшая и у многих тысяч крымских татар кормильцев - отцов, матерей, сыновей и дочерей. Отгремели пушки, возвестившие всему миру славную победу советского народа. Настал день прощания с боевыми друзьями: русскими, украинцами, белорусами и другими, которые делились на полях сражения последним куском хлеба, воевали дружно и победили. Теперь каждый мечтал вернуться в родной дом, к родному очагу.

Возвращались с победой и воины - крымские татары: кто в Севастополь-Бахчисарай, кто в Симферополь - Джанкой, кто в Ялту, Керчь, Феодосию - все мечтали вернуться в родной Крым, начать жизнь снова, восстановить сожженные и разрушенные города и деревни, сады и виноградники, возродить былую славу крымских овощей и фруктов, превратить Крым снова в цветущий край.

Этой мечте воинов крымских татар не пришлось осуществиться. Нас не пустили в родной дом, в родной Крым, хотя многие из нас были самыми непосредственными участниками освобождения Крыма.

Причиной такого невыразимого, унизительного, оскорбительного отношения к нам оказалось то, что мы являемся крымскими татарами, и что наши дети, жены, отцы и матери, якобы, оказались изменниками и в ночь на 18. У. 1944 были высланы из Крыма.

Как видно, не разбирались, что отец ребенка или муж, сын старика, старухи-татарки в эту ночь, в эти трагические часы их жизни с оружием в руках честно сражаются в степях Украины, Белоруссии, неся освобождение от фашистского ига русским, украинцам, белоруссам и другим, не разбирая их национальности, отдавая жизнь за их счастье.

Мы вынуждены были скитаться по всей стране, разыскивая родных, близких, высланных в Узбекистан, Казахстан, Молотовскую область, Марийскую республику и другие места.

Многие в этой трагедии, потеряв детей, семью, родных, близких (добиться точного места высылки было невозможно) поселились там, где они могли поселиться, отдельные лица из нас, во избежание могущих быть ограничений, были вынуждены присвоить себе при оформлении документов на жительство другую национальность - так судьба разбросала нас по всему Советскому Союзу.

Но разве мы, воины - сыны, дочери крымскотатарского народа, отдавшие все силы, знания, свои жизни за победу над фашизмом были виновны в чем-либо перед Родиной? Разве мы не честно отнеслись к своему долгу перед Родиной, перед партией?

Разве мы осквернили звание гражданина Советского Союза, звание солдата, матроса, офицера Советской Армии? Неужели мы, воины, коммунисты, комсомольцы заслужили такое унижение и оскорбление?

В чем же дело?

1. В начале войны на руководство партизанским движением в Крыму были поставлены Мокроусов(командир) и Мартынов(комиссар); люди, оказавшиеся неспособными в современных условиях организовывать и возглавлять партизанское движение в Крыму. Не учитывался национальный состав оставшегося населения в оккупированном Крыму.

Эти руководители партизанского движения в Крыму вместо того, чтобы сплачивать оказавшихся в оккупации жителей Крыма - русских, татар, украинцев, евреев, болгар и других, и поднимать их на священную борьбу с фашистскими извергами, повели неправильную, ничем не оправданную политику разжигания вражды между русскими, татарами, украинцами и другими.

Вследствие такой политики по отношению к татарам-партизанам из леса были выгнаны председатель Верховного Совета Крымской АССР Абдурафи Сейт-Яяев, директор винзавода Асан Сеферов и многие другие. Эти коммунисты, патриоты советской Родины, попав в лапы фашистских захватчиков были расстреляны.


Бюро Крымского обкома ВКП(б) своим решением от 18. XI. 1942 года вынуждено было признать эту ошибку и снять командующего партизанским движением Крыма Мокроусова и направить в леса Крыма работников из коренных жителей татар.

Но то, что сделали Мокроусов и Мартынов с татарским населением в течение своего пребывания у руководства партизанским движением, было только на руку фашистским захватчикам и они, как видно, воспользовались такой представившейся возможностью, "услугой" Мокроусова и Мартынова, отдавших своими руками часть татарского населения в руки фашистам: тактика фашистских оккупантов, стремившихся противопоставить местное население партизанам, с помощью Мокроусова и Мартынова была частично достигнута.

Вследствие этого вред, нанесенный Мокроусовым и Мартыновым партизанскому движению в Крыму и в проведении в жизнь ленинской национальной политики нашей коммунистической партии в столь ответственный момент жизни народов Советского Союза велик и его последствия трагичны.

2. Действительно, и среди татарского населения Крыма нашлись отдельные предатели и изменники, которые стали на службу врагу: Гжик Аппас, террорист, сыновья бывших кулаков Февзи Аблай, Аджиев Эмир Усеин и единицы других. Эти изменники во всех своих злодеяниях поддержали оккупантов, предавали и убивали честных советских людей, в том числе и татар, разжигали национальную рознь.

В силу этих обстоятельств было создано преувеличенное и предвзятое мнение о якобы измене всех крымских татар общему делу.

Вместо того, чтобы осудить Мокроусова и Мартынова за организацию и разжигание национальной вражды, за расстрелянных фашистами татар-коммунистов, выгнанных из леса и отданных тем самым в руки фашистам, - были осуждены на выселение ни в чем не повинные дети, старики, партизаны и партизанки, участники подполья, солдаты, матросы, офицеры и их семьи.

Разве это справедливо? - Нет! Кучка изменников не есть весь крымскотатарский народ.


В докладной записке германского дипломата Дитмана Типпельскриха от 5. 08. 42 г. пункт 2 (документы Министерства иностранных дел Германии, выпуск 2, 1946, стр. 87, изд. Архивного Управления Министерства, иностранных дел СССР) говорится следующее: "Что касается крымских татар, то насколько мне известно уже решено не представлять им права на самоуправление. Примерно три недели тому назад существовало даже мнение о том, что татар следует выселить из Крыма и сделать его чисто немецкой областью. От этого плана отказались прежде всего ввиду технических трудностей, связанных с его проведением".

Как видите фашистские руководители хотели выселить крымских татар из Крыма и сделать Крым чисто немецкой областью, но план не был осуществлен не потому, что татары стали покорными немецким захватчикам, а "ввиду технических трудностей, связанных с его проведением".

Народ не может быть предателем. И наш многострадальный народ не предавал Родины, а мужественно боролся за освобождение, за разгром фашизма.

Передовая статья "Красный Крым" №49 от 16. 02. 1942 г. рассказывает о самоотверженности и мужестве крымскотатарского народа, сражавшегося в рядах Красной Армии и флота, о храбрости военкома Караева, старшего политрука Решидова, бойца Алимова.

В газете "Известия" №149 от 27 июня 1942 г. рассказывается о героизме летчика-истребителя из крымских татар Аметхан Султана из Алупки, который на высоте семь тысяч метров протаранил и сбил фашистский самолет Ю-88. Командир эскадрильи Герой Советского Союза Морозов был доволен своим воспитанником.

Заведующий партийным архивом Крымского обкома ВКП(б) товарищ Мирошниченко в письме за номером 304-п от 30. 09. 47 г. подтверждает, что Чапчакчи Хатидже Азизовна, 1911 года рождения, член ВКП(б) в период временной фашистской оккупации Крыма состояла членом Симферопольской подпольной патриотической организации с октября 1942 года, в июне м-це 1943 года была арестована гестапо и расстреляна.

Газета "Красный Крым" от 24. 08. 43 г. сообщает, что немцы безжалостно расстреливают русских, украинцев, татар. В течение 45 дней фашисты пытали советского служащего Умерова и потом зверски убили его.

"Красный Крым"(№26 от 26. 01. 42 г., №97 от 07. 04. 1942 г.) сообщает от отважных связистах Семединове, Абкадырове, Сакаеве и других. Сакаев погиб в этом бою.

В передовой статье газеты "Красный Крым" от 02. 07. 43 г. сообщается о славных сынах крымскотатарского народа, о героических делах подполковника Муратова Бейтуллы, подполковника Сеферова, майора Ирсмамбетова, капитана Сеттарова Кязима, капитана Меджитова, командира тральщика Муратова, старшего лейтенанта Муртазаева, старшего лейтенанта Джемилева, лейтенанта Апазова и о героизме молодого бойца-снайпера Халилова, истребившего еще в 1942 г. 242 фашиста.

Газета "Московский большевик" №18 от 21. 01. 47 г. в статье "Одна семья" рассказывает о татарской семье Эсмы Сейдаметовой, в которой 8 сыновей участвовали в Великой Отечественной войне, двое из них погибли в боях.

В этой семье 8 коммунистов. В общей сложности эта семья имела 35 правительственных наград. Эсма Сейдаметова - мать-героиня, в одном из писем своему сыну на фронт писала в стихах:

Врага-фашиста свалим!
И опять построим лучшие дома.
Лучшие дороги и лучшие мосты.
Настанет день праздника
И в Москве, и в Сталинграде, и в Киеве.
Снова озарит нас счастливая заря,
И мой сын со своей любимой
Будут снова сидеть в родном саду.

Однако сыну ее не пришлось сидеть с любимой в родном саду, как мечтала мать.

В газете "Красный Крым" №162 от 11. 07. 1941 г. поэт Мефаев в стихотворении "Севастопольская ночь" призвал воинов, тружеников к защите города:

О, Севастополь мой! О, Родина моя! Земля отцов
Тебя мы грудью защитим,
Мы отстоим тебя!
Прославленный в боях
О, город мой, рази врага
Мы победим!

Многие сыны крымскотатарского народа за образцовое выполнение заданий командования по защите Севастополя постановлением Севастопольского городского комитета Обороны и приказом командующего Черноморского флота были награждены. Вот их имена: Бахтулов, Зарядинов, Сеид Мемет, Фейзулаев, Сеитова, Асанов, Джелиль и другие ("Красный Крым" №49 от 5. 03. 42 г. и 26. 03. 42 г.).

Тысячи крымских татар, рабочие заводов, воины Советской Армии, партийные и советские работники отдали жизнь, защищая героически родной Севастополь.

Тысячи преданных Родине подпольщиков, партизан - крымских татар погибли во славу Родины: Абдулла Дагджи (дядя Володя по роману Козлова "В крымском подполье") - один из руководителей подпольной патриотической организации крымских татар в Симферополе, Сервер Усеинов, Амет Бекиров, Тагиров, Ильяс Османов, Шаип Умеров, Абля-зиз Османов, Мустафа Сарана и его жена, Усейн Еналиев, Осман Кумаляк, Керим Беляшов и многие другие.

Командир 300-й штурмовой авиадивизии полковник Ковалев не забыл героическую смерть своего воспитанника, командира эскадрильи – крымского татарина, товарища Али из деревни Дуванкой Бахчисарайского района, который, вылетев с аэродрома Демблин во второй раз на бомбежку мотомехчастей фашистов на дороге Родом-Опочка, будучи подбитым, на горящем самолете врезался в колонну фашистов, уничтожив большое количество техники и живой силы противника и сам героически погиб, повторив бессмертный подвиг Героя Советского Союза капитана Гастелло.

Командир 393-го отдельного батальона морской пехоты Герой Советского Союза капитан-лейтенант товарищ Боталев не забудет своего воспитанника - крымского татарина Тантана Сабита из деревни Партенит Ялтинского района, геройски погибшего в ночь на 12 сентября 1943 года при освобождении Новороссийска.

Таких героических примеров подвигов сынов и дочерей крымскотатарского народа можно привести очень много.


В результате необъективной информации о действительно положении дел в Крыму в период с ноября 1941 по март 1944 гг., благодаря такому ложному мнению из какого-то предвзятого предубеждения, в июне 1944 года, после выселения татар из Крыма, часть рядового и сержантского состава, честно и преданно воевавшего на фронтах Отечественной войны, коммунисты и комсомольцы были изъяты из действующих армии и флота, переведены на трудовые работы в леса и на заводы Вологодской, Ярославской и Горьковской областей.

Некоторая часть солдат и офицеров, участников освобождения Крыма, находившихся в отпусках, представленных им командованием частей и оказавшихся в ночь на 18 мая 1944 г. у родных, были обезоружены органами МВД и высланы из Крыма вместе со всем народом. Какое это было унижение и оскорбление для воинов Красной Армии может представить себе только тот, кто испытал это.

В местах высылки ужасам и издевательствам не было конца. Честные и заслуженные советские солдаты и офицеры с орденами и медалями на груди, с погонами на плечах, оскорбленные и униженные бродили в новых местах жительства.

К этому неслыханному и ничем не заслуженному нами унижению, добавились и шовинистические произведения писателей А. Первенцева "Честь смолоду", Овчаренко "Путь победы" и др.

Если советский писатель Сергей Смирнов в результате честного, кропотливого труда разыскал бессмертных героев Брестской крепости, удостоверившись в их невиновности, принял горячее участие в их реабилитации, а некоторым (помог) восстановиться в рядах коммунистической партии, то писатель Первенцев, не задумываясь, не разбираясь, потеряв совесть советского писателя, в угоду культа личности, одним росчерком пера превратил в "изменников" сотни, тысячи коммунистов, комсомольцев, пионеров, детей, отцов, матерей, солдат и офицеров и стал на путь разжигания ненависти и вражды ко всему крымскотатарскому народу. А ведь он был личным свидетелем того, как геройски сражались, трудились и гибли в Севастополе сыны и дочери крымскотатарского народа, где он был военным корреспондентом.

На его глазах происходило трагическое выселение в ночь на 18 мая 1944 года крымских татар, болгар, армян, греков; ни в чем не повинных детей, стариков, матерей, отцы и сыновья которых в эти трагические часы их жизни с оружием в руках продолжали освобождать Родину.

Первенцев не нашел в себе мужества написать правду. Если бы Первенцев задался благородной целью, он мог бы помочь разобраться в истине, он мог бы отличить честного воина, честного партизана от действительного изменника, но для этого прежде всего надо было ему усердно и кропотливо трудиться. Он легко нашел единственного партизана из крымских татар в партизанских соединениях Крыма, какого-то Фатиха, который впоследствии оказался изменником, а о десятках тысяч фронтовиков, партизанах, подпольщиках Первенцев думать не хочет, ему, задавшемуся целью оскорбить, очернить весь крымскотатарский народ, не выгодно было замечать этих патриотов, отдавших свою жизнь. Вот группа патриотов подпольщиков из деревни Джармай Кашык Ленинского района, расстрелянных в марте месяце 1944 года:

1. Баталов Абдурахим, 1907 г. рождения, бывший председатель колхоза "Красная Звезда".

2. Мамаджанов Хайрулла, 1916 г. рождения, бывший бухгалтер колхоза "Красная Звезда".

3. Меннанов Джафат. 1928 г. рождения.

4. Меннанов Сейфедин, 1914 г. рождения.

5. Баталова Наджибе, 1916 г. рождения, учительница.

6. Абденнанова Алиме, 1918 г. рождения (была переброшена в Крым из Краснодара для выполнения спецзадания).

7. Умерова Васфие, 1918 г. рождения, медсестра.

Мало того, немецкие оккупанты за поддержку партизан сожгли сотни татарских деревень. Некоторые деревни были сожжены вместе с жителями.

Трагическая судьба деревень Аджи-Кой, Улу-Сала, Айлянма, Чер-малык, Бещуй, Казанлы, Керменчик и многие другие свидетельствуют о непокорности крымских татар фашистам.

В деревне Улу-Сала, например, были сожжены вместе с домом отец, мать, дед и бабушка офицера советской армии, коммуниста т. Кадырова Ибраима.


Писатель Первенцев нашел в восточном соединении некоего комиссара Логунова, но он не хотел увидеть там комиссара Рефата Мустафаева, бывшего секретаря подпольного обкома партии, комиссаров Селимова, Асан Эмирова, Хайруллаева в других соединениях. Ему не пришлось бы затратить много усилий, чтобы найти лучших разведчиков-партизан татар-коммунистов Османова Бекира, Мурадасылова Абдурамана; прославленных партизан, награжденных орденами Красного Знамени, Велиева Исмаила, Аппазова Мемета; партизан Мемета Молочникова, Сеферова, Ибраима Аметова, Нафе Беляла, награжденных орденами и медалями и многих других.

Ведь Первенцев прекрасно знал, что в рядах партизан и подпольщиков, наряду с русскими и другими, было также немало татар, многие из которых погибли в самоотверженной борьбе против фашистов, ведь многие оставшиеся в живых партизаны и подпольщики-татары лично знакомы с Первенцевым.

Почему и для чего он умолчал и продолжает умалчивать об их подвигах по защите Родины? Не потому ли, что они татары?

Если Первенцев не желает знать о трагической судьбе его товарищей по перу, крымских поэтов, журналистов, то мы с глубокой болью в сердцах сообщаем Вам о них. Совесть этих погибших товарищей чище, чем совесть Первенцева. Вот их имена:

Осман Батыров, журналист. За подпольную деятельность заточенный гитлеровцами в застенок гестапо, перед казнью на стенах камеры он написал слова, что честно умирает за Советскую Родину.

Талантливый поэт Осман Амит, подпольщик, был пойман гестапо и зверски убит.

Смертью храбрых погибли на фронтах Отечественной войны писатели Амди Алим, Эннан Алимов, Меннан Джаманаклы, Бекир Ваап, Таир Усеин, Мамут Дибаг и многие другие.

Композитор Абдула Коври за подпольную работу был заточен фашистами в тюрьму и расстрелян..

Талантливый артист крымскотатарского театра Решат Асанов - бесстрашный разведчик-партизан - погиб смертью храбрых.

Али Теминдар, режиссер и заслуженный артист крымского театра был расстрелян фашистами, и труп его был брошен в колодец.

Уважаемые всеми учительницы - татарки Аджер Айбедин, Муртазаева Фахрия, Зекие Ирих за подпольную работу были расстреляны.

Талантливый поэт, сын крымскотатарского народа Иргат Кадыр (Кадыров Халил), старший лейтенант, командир стрелковой роты, кавалер ордена Отечественной войны, героически погиб 26, 01. 45 г. в районе г. Кенигсберга.

Зверски была замучена одна из активных участниц подпольной патриотической организации Симферополя Софу Гульзаде.


Бывший руководитель одной из подпольных патриотических организаций города Симферополя тов. Григоров Михаил Васильевич, проживающий сейчас там же по улице Калинина, д. 5, кв. З в своем письме сообщает, что Софу Гульзаде была членом руководимой им подпольной патриотической группы, выполняла задания и поручения с любовью, как подобает патриоту Родины. Сначала Софу была осуждена на заключение в концлагерь - "Это обстоятельство, - как пишет тов. Григоров, - говорит о том, что она не призналась на следствии в своей причастности к патриотической группе и не выдала своих товарищей".

Но впоследствии 27. 10. 1943 г. в числе 2000 политзаключенных она была расстреляна в совхозе "Красный". Светлая память об этих героях вечно будет жить в сердцах нашего народа. Таких патриотов у нас было много. Но почему-то их подвиги держатся в секрете и соответствующие документы хранятся в архивах Крым[ского] обкома КП Украины и не публикуются.

Как видно, эти факты были невыгодны Первенцеву: он не смог бы тогда стать лауреатом Сталинской премии. Он решил облить грязью весь народ. Такое отношение к описанию истории не может способствовать правильному проведению в жизнь ленинской национальной политики, такое положение не может укреплять дружбу народов, наоборот, эта книга продолжает по сей день сеять семена вражды.

Если у Первенцева еще хоть немножко сохранились честь и совесть коммуниста, советского писателя, он должен:

1. Признать допущенную им грубую клевету на весь крымскотатарский народ.

2. Написать в ЦК КПСС истинную правду, изложив причины, побудившие Первенцева облить черной грязью сотни тысяч коммунистов и комсомольцев, честных партизан и подпольщиков, обвинив весь крымскотатарский народ измене общему делу(стр. 370, Курск, издание).

3. Сдать медаль Лауреата и полученную Сталинскую премию в Комитет по Ленинским премиям, как полученную незаслуженно.

4. Первенцев должен, не утаивая ни одной копейки, передать в фонд государства полученный им гонорар в сумме за изданные книги

"Честь смолоду" в разных городах страны, за торговлю честью и совестью сотен, тысяч крымских татар. *

Мы, бывшие воины Великой Отечественной войны, и сегодня еще лишены некоторых прав граждан Советского Союза, подвергаемся оскорблениям и унижениям за свою национальную принадлежность.

В Крым приезжают отдыхать без санаторной путевки с детьми сотни тысяч представителей различных национальностей из разных мест Советского Союза, их временно прописывают на жительство, но, если приехавший на отдых оказывается крымским татарином, его не только не прописывают, а предлагают в течение 24 часов выехать из пределов Крыма.. Какое это унижение для нас, бывших участников Отечественной войны, какое оскорбление для советского человека.

Мы с большой радостью узнали об Указе Президиума Верховного Совета СССР от 9. I. 1957 года, в котором полностью исправляются ошибки, допущенные по отношению балкарского, чеченского, ингушского, калмыкского, карачаевского народов. Нашему народу особо чувствительна радость этих народов, их возврат на прежние места жительства и восстановление их республик и областей.

Но радость крымских татар за счастье этих народов омрачена тем, что в Указе Президиума Верховного Совета СССР не учтены их желания и просьбы о возвращении их на прежние места жительства в Крым.

Теперь общественное положение нашего народа еще более ухудшилось. Нам говорят: "Вы не реабилитированы, вы виноваты, а потому и остаетесь на прежних местах высылки".

Это вызывает беспокойство у нашего народа за свое будущее.

Оставление нашего народа на местах высылки некоторые объясняют, как например, возражение со стороны украинских руководителей возврата в Крым крымских татар, а также якобы Крым переполнен и там нет места для новых поселенцев.

Совершенно очевидно, что такие аргументы только дискредитируют ленинскую национальную политику нашей партии, принцип которой Должен быть направлен на развитие дружбы наших народов.

Почему украинский народ должен возражать против возвращения в Крым его коренных жителей - крымских татар? Разве мы оскорбили чем либо украинский народ, обидели их семьи, их детей, или намеревались против них сделать что-то недоброе?

Почему украинский народ должен отнестись к нам, сынам, дочерям крымско-татарского народа, воинам Великой Отечественной войны враждебно?

Разве неизвестно, что доблестному сыну крымско-татарского народа гвардии капитану т. Абдулле Тейфуку из деревни Партенит Ялтинского района, командиру стрелкового батальона 20 декабря 1944 г. было присвоено звание Героя Советского Союза за героические подвиги, за освобождение украинского народа от немецкого ига?

Наверное жители Шульговки, Яковлевки Днепропетровской области помнят сентябрьские дни 1943 г., бойцов - их освободителей - батальона гвардии-капитана Абдуллы Тейфука.


Если посмотреть боевой путь тысячи воинов, сынов и дочерей крымско-татарского народа в Великой Отечественной войне, станет ясно, что большее число их воевало именно на территории Украины, освобождая ее от фашистского ига. Многие отдали свою жизнь за счастье украинского народа.

Разве этими героическими подвигами они заслужили ненависть украинского народа? То спрашивается, по какой же причине украинский народ должен ненавидеть сегодня сынов и дочерей крымско-татарского народа и препятствовать его возвращению на родную землю?

Разве может существовать в наше время мысль о ненависти, одной социалистической нации к другой? Разве этому учит нас наша Ленинская коммунистическая партия, разве этому учит нас ленинизм?

2. Заполненность Крыма и отсутствие там места для обратного переселения в Крым крымских татар.

В статье газеты "Правда" от 7 октября 1956 года №281 "Превратить Крым в область садов и виноградников" говориться, что предварительные расчеты показывают, что для выполнения намеченного плана работ по садоводству и виноградарству, начиная с 1957 г. область должна будет ежегодно принимать не менее 8-9 тысяч семей переселенцев, в связи с этим необходимо всячески форсировать строительство жилых домов. Пленум принял развернутое решение о досрочном выполнении десятилетнего плана развития садоводства и виноградарства в Крыму.

В газете "Крымская правда" от 12. II. 1957 г. №30 "Быстро и хорошо строить дома для колхозников переселенцев", где говорится: "Большая и ответственная задача по дальнейшему развитию всех отраслей сельского хозяйства Крымской области стоит перед тружениками колхозов, совхозов и МТС. Они должны резко увеличить производство мяса, молока, шерсти, яиц, добиться новых успехов в полеводстве и овцеводстве. Превратить Крым в область садов и виноградников.

Решение этих важных задач во многом зависит от пополнения колхозов рабочей силой за счет переселения семей колхозников из других областей.

Достаточно сказать, что в ближайшие 4 года в Крымскую область переселятся 30 тысяч семей. Каждую семью переселенцев следует заботливо встретить, создать для нее хорошие жилищно-бытовые условия. В текущем году перед сельскими и городскими строителями поставлена еще более ответственная задача: предстоит соорудить 5200 домов для колхозников-переселенцев. При том 2800 домов должны построить подрядчики: областной трест, Севастопольский трест №38 и Керчисталлургстрой (так в оригинале - Ред.), а 2400 домов - колхозы собственными силами".

В Крым продолжают и будут продолжать прибывать переселенцы-колхозники ряда областей Украины. Более 3000 семей уже приехало с начала нынешнего года из Волынской, Ровенской, Дрогобычской, Полтавской, Станиславской, Львовской, Тернопольской Черниговской областей; в эти дни в западных областях Украины оформляют документы на переселение еще 3000 колхозных семей, изъявивших желание переехать на постоянное жительство в Крым. (Газета "Крымская правда" №59 от 24. III. 1957 года).

Такова истинная правда о якобы так называемой перенаселенности Крыма и отсутствии там места для новых поселенцев.

Разве это обстоятельство не доказывает, что сейчас есть все необходимое для быстрейшего, справедливого решения вопроса о возврате в Крым его исконных тружеников, специалистов, знатоков садоводства, виноградарства, табаководства, полеводства - крымских татар, болгар, греков, армян. Он явилось бы большим политическим актом в нашей жизни и экономически выгодным делом с государственной точки зрения. И оно оправдалось бы сторицей, кропотливым, честным трудом этих народов.

Чем еще объяснить такой факт:

1.Когда в номерах газеты "Крымская правда" за 1957 г. можно видеть объявления о потребности на постоянную работу опытных бригадиров, овощеводов, инженеров-строителей, агрономов, врачей, сестер и др. специалистов, но в Крыму не прописывают участника Великой Отечественной войны, врача гвардии-майора медслужбы запаса т. Аблаева Энвера, переведенного по приказу Министерства здравоохранения СССР №1769 от 2. VIII. 1956 года на работу в Крым, лишь потому, что он татарин.

2.Когда говорим о потребности в агрономах, то странным кажется отказ в прописке в г. Симферополе жены коммуниста Вотякова Александра Макаровича, проживающего в г. Симферополе на ул. Карла Маркса, 18, кв. 8 - коммунистки Вотяковой Фатимы Сафаровны, быв[шего] старшего агронома Бахчисарайской МТС, из-за ее происхождения из крымских татар, несмотря на то, что она взята на партийный учет и имеются указания Главного Управления милиции СССР о прописке.

3.Бывший командир стрелкового батальона 1023 полка 307 стрелковой дивизии 50 армии, капитан, кавалер орденов "Красного Знамени" и "Красной Звезды" из Алупки Ялтинского района, член КПСС Молла Абдурахман, демобилизовавшись из советской армии в Сумской области, поженившись на украинке, не может ехать жить в Крым с семьей по тому, что он татарин и поэтому в прописке ему отказано.
Таких фактов много.


Нам кажется, такое отношение к решению столь жизненно важного вопроса о судьбе одной социалистической нации несправедливо и не отвечает требованиям ленинской национальной политики в нашей стране. Нельзя смотреть на одно только название татарин, а надо смотреть на содержание этого татарина, на пройденный им путь в наше советское время и, особенно, в период Великой Отечественной войны, где проверялись все его качества.

В суровых боях, в испытаниях, в лишениях, мы перенесли невзгоды, остались навсегда верными великому знамени Ленина, партии, стране, стали первыми в труде у мартеновских печей Беговата, трудом прославились на шахтах Ангрена, Алмалыка, честным трудом на хлопковых по­лях Узбекистана мы внесли свой вклад в три миллиона тонн хлопка.

Руки, что привыкли трудиться во имя свободы, счастья, не могли бездействовать.

Мы, участники Великой Отечественной войны из крымских татар, обращаемся к Вам, старшим нашим боевым товарищам, не ради жалости к нам, бывшим солдатам, матросам и офицерам, партизанам и партизанкам, участникам подполья, всем честным гражданам, высланным из Крыма татар, греков, болгар, армян, а ради торжества справедливости и восстановления ленинской национальной политики и, по отношению их, разобраться в этом трагическом вопросе.

Для этого сейчас есть все возможности. Ведь сейчас не война. Можно спокойно собрать всех участников, создавших эту трагедию и по-ленински вскрыть причины, породившие эти события, определить степень виновности каждого и невиновных реабилитировать, вернуть в родные места, к родному очагу, в родной Крым. Дать нам возможность строить коммунизм вместе с русскими, украинцами и др. народами, населяющими сейчас Крым, как прежде мы вместе строили социализм и заслужили одной из первых республик награждение Крыма орденом Ленина (1934 год).

Прекратить практику выселения в 24 часа приезжающих в Крым на отдых крымских татар, если даже нет у них санаторной путевки.

Мы живем уже 40 лет в Советской стране, воспитываемся и воспитываем нашу молодежь, наш народ в духе коммунизма, в духе дружбы народов, в духе преданности Родине, в духе преданности нашей ленинской коммунистической партии.

В. И. Ленин указывал: "что только громадная внимательность к интересам различных наций устраняет почву для конфликтов, устраняет взаимное недоверие". (Соч., том 33, стр. 349).

Настало время положить конец атмосфере недоверия, подозрительности, оскорблению национальной чести и унижения человеческого достоинства честных, преданных крымских татар, граждан Советского Союза.

Мы просим и надеемся, что Вы измените положение крымско-татарского народа и приложите усилия к скорейшему возвращению его на родную землю - в Крым.

Просим Вас уделить нам несколько минут внимания и принять нас для личного изложения дополнительных фактов по данному вопросу.

С уважением искренне преданные Вам, ваши бывшие воины, ныне запасники:

"____" 1957

Халилов Сулейман Хайбуллаевич [подпись] командир 198 гв[ардейского] м[острелкового] полка гв[ардии майор] *

Халилов Халил Мустафаевич [подпись] пом[ошник] начальника 5-го отдела штаба 109 ст[релковой] дивизии, агент по заготовкам армии.

Молла Абдураман Абдуллаевич [подпись] командир 1-го б-на 1023 стр[елкового] полка 307 ст[релковой] дивизии 50 армии.

Гафаров Басыр Гафарович [подпись] капитан, старший агитатор полка.

Асанов Сулейман Османович [подпись] пом. начальника штаба артиллерии 5 гв Кенигсбергского корпуса 39 армии, гв. капитан.

Ресулев С-Вели Джелилович [подпись] командир роты 117 ОДСБ 13 армии Украинского фронта, инженер-капитан.

Сейдаметов Рефат Аметович [подпись] Днепровская флотилия, матрос, рулевой-сигнальщик.

Сейдаметов Фуат Аметович [подпись] старший оператор радиотехнических станций, сержант.

Кумулов Осман Мустафа, командир взвода 7 Морской бригады, главстаршина флота.

Селимов Мидат Абдураманович [подпись] врач 718 ВГ, майор м/с запаса.

Алиев Шинаси [подпись] ком[андир] санит[арного] взвода 3 батальона 1185 стрелкового полка 365 дивизии, инвалид Отечественной войны, военфельдшер.

Аблаев Энвер Мустафаевич [подпись] начальник медслужбы 18 гвардейского [тяж] минометной бригады, гвардии майор м/с.

Эмиров Сервер Сеитхалиль [подпись] нач[альник] штаба 2 танкового б[атальо]на 2 танковой бригады 17 армии, старший лейтенант.

*Все подписи собственноручные, сделаны чернилами.

Источник: РГАНИ. Ф. 5, Оп. 31, д. 56, Л. 180-206
_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Вт, 12.12.2006, 08:33             цитировать    

anma писал(а):
А вас ,ts-Ural , лично попрошу ответить за геноцид народа УКраины - многотысячные случаи продажи в рабство- разорение Манявского скита, города АЗОВА - свидетелей полно- Эвлия Челеби к примеру - пора попросить у русского народа прощения за набеги в 16-17 веке да



Набеги. Походы за живым товаром — третий после животноводства и земледелия источник средств к существованию. Источник не чисто экономический, но с экономикой Крыма ряд веков тесно связанный. Феномен татарской истории, навлекший неисчислимые бедствия не только на жертвы набегов, но и на самих "хищников", на их мирных потомков, доныне расплачивающихся за громкую славу своих средневековых пращуров.

И эта сомнительная слава затмевает тот малоизвестный факт, что татары, придя в Крым, лишь переняли древнюю местную традицию, что они были лишь поначалу скромными учениками то ли крымских аборигенов, то ли своих славянских соседей.[157]

Дело в том, что, как удалось доказать на материалах итальянских архивов, начало работорговле в Крыму было положено за много веков до образования ханства.

Русские в X — XI вв. стали крупнейшими на юге Восточной Европы "рабовладельцами и работорговцами: захватывать рабов и торговать ими было промыслом первых властителей Русской земли... Отсюда их сношения с Константинополем, где был главный тогда ближайший к России невольничий рынок... рабы были самым важным товаром, о них больше всего говорили в договорах первые русские князья с греческими императорами" (Покровский М.Н., 1965, III, 2Cool.

Позднее слава работорговцев Причерноморья перешла от русских к генуэзцам. По крайней мере уже при генуэзцах западноевропейские колонисты Кафы имели налаженную систему добычи и сбыта пленных. И предметом торговли генуэзцев были пленные, которых они захватывали, отправляясь в набеги на пограничные племена Орды. Другими словами, ордынцы вначале сами испытывали участь тех жертв, которых они через несколько веков, уже обосновавшись в Крыму, стали отправлять за море" (Гейд В., 1915, 84).

Мы не знаем, отчего пример русских и генуэзцев столь долго не соблазнял татар. Возможно, дело было в отсутствии у кочевников рабства или договоров о работорговле с европейскими монархами, которыми располагали генуэзцы и русские. Может быть, дело в недоступности для степняков заморской торговли, и вообще у них не было ни портов, ни кораблей. С другой стороны, уже придя в Крым, татары длительное время развивали исключительно мирную экономику, а первый набег совершили уже при втором хане "турецкого периода" истории Крыма. И есть весьма веские основания утверждать, что именно турки стали не только первыми покупателями рабов Черноморья, но и инициаторами всех первых набегов из Крыма (см. ниже). Потом постепенно татары втянулись в новый вид побочного промысла, история которого насчитывает чуть ли не три века (для России этот срок был короче — более полутора столетий, с начала XVI до второй половины XVII в.)


Автор понимает, что здесь не избежать какой-то[158] моральной оценки подобного "народного промысла". Но научная объективность да и чисто человеческая справедливость требуют, чтобы оценка эта была сделана не с высоты достижений философского гуманизма XX в., а в соответствии со взглядами современников рассматриваемых событий. И здесь мы видим, что ни в XVI в., ни позже походы с целью воинской добычи не считались чем-то постыдным не только в Крыму, но и в соседних и не совсем соседних странах. "Он сделал опасность своим ремеслом, и его не следует презирать за это" — в подобном оправдании Заратустры не нуждались, например, казаки Богдана, когда совместно с татарами Ислам-Гирея разоряли мирных жителей Польши, жгли города и уводили с собой тысячный полон на продажу (Эварницкий Д.И., 1892, II, 243). Причем набеги казаков не прекратились и в XVIII в., когда их литовская добыча достигала десятков тысяч человек, чем они немало гордились.

Аналогичное отношение к походам за ясырем было и по эту сторону Перекопа, у татар. Советский исследователь замечал: "Едва ли будет парадоксом сказать, что это занятие было для них вполне закономерным средством для получения путем обмена необходимых им товаров и денег". "Это было действительно ремесло, почти профессия" (Бахрушин С., 1936, 30). Беи и мурзы были такими же рыцарями-разбойниками в степях Восточной Европы, как их украшенные благородными гербами "коллеги" на больших дорогах Запада, с одинаковой легкостью приносившие в жертву материальной выгоде человеческие жизни — свои и чужие.

Но в отличие от Запада, где рыцари не испытывали затруднений с вербовкой в свои шайки новых головорезов взамен убывших, в Крыму эта проблема была сложнее. На полуострове с его подавляюще сельскохозяйственным населением и малым числом городов не всегда было просто найти охотников для набега, особенно в летнее время и особенно в земледельческих районах. Это прежде всего касается горной части и Южного берега Крыма, где концентрировалось основное, коренное население, еще слабо смешавшееся с пришлыми кочевниками и ведшее "совершенно противоположный образ жизни" (Хартахай Ф., 1866, 207).[159]

Поэтому ханы, когда у них появлялось в очередной раз желание садиться на коня, "главным образом брали с собой ногайских татар", т. е. жителей крымской степи и Северного Причерноморья. Что же касалось "жителей полуострова, в особенности южной его части", то ханы "довольствовались только обложением данью за право не выезжать" (там же). Опираясь на приведенные данные весьма авторитетного историка, писавшего, что называется, "по горячим следам", мы приходим к внешне парадоксальному, но вполне логичному выводу: основную массу "крымских татар" во время набегов составляли вовсе не крымчане, а степняки Причерноморья. Хотя мы и затруднились бы уточнить это соотношение.

Впрочем, гораздо важнее не количественные, а качественные, т. е. производственные и идеологические, различия между группами населения гор, предгорий и берега, с одной, и степи по обе стороны Перекопа, с другой стороны. Первая группа издавна считалась "ядром Крымского юрта" не только потому, что "в нем находилось главное управление татарского государства", но и потому, что именно здесь сохранились древние устои, абсолютно чуждые кочевникам-пришельцам, с готовностью откликавшимся на призыв к набегу. Этой мирной идеологии садоводов, пастухов и пахарей суждено было стать в Крыму главенствующей, и первые ростки грядущей ее победы были заметны еще в XVII в. Недолгий опыт набегов с его соблазнами быстрого обогащения стал тогда уступать вновь по достоинству оцененным древним крымским традициям уже потому, что мирный путь развития экономики "совершенно совпадал с нравами и образом жителей полуострова" (Хартахай Ф., 1866, 208).

Как замечает тот же старый историк, такой путь был совсем "не по вкусу ногайским ордам", но на их мнение в Крыму XVII — XVIII вв. никто не обращал внимания, подавляющее большинство населения полуострова избрало себе иную судьбу. И, по словам Мухаммед-Гирея, еще более старинного автора, наблюдавшего этот процесс собственными глазами, когда хан собирался в набег, то в самом Крыму он уже, лишь "кое-как выпрашивая у беков, отряжал скольких-нибудь, вроде птичников, то есть поденщиков и рабочих" немногочисленных наймитов, а не массу крестьян, добавим мы и продолжим цитату: "Да и[160] большинство тех-то были не татары, а кто домашки, то есть от рабов родившиеся рабы, кто разбойники, которые бежали... и переоделись татарами, кто черкесы, кто русские и молдаване. Среди подобного разновидного сброда много ли татар, которые видели сражение? Не наберется и одного из тысячи" (цит. по: Смирнов В.Д., 1887, 319). Поистине драгоценное свидетельство; запомним его.

Спрашивается, мог ли хан, стоя во главе этого многоязычного сброда, люмпенов по сути, отваживаться на дальние походы против опасного врага? Ответ здесь предельно однозначен: такие походы осуществлялись лишь при одном условии — что абсолютное большинство "крымской" конницы составят некрымские кочевые орды буджаков, ногаев, кубанцев и т. п. Как указывается ниже, именно таким образом дело и обстояло.

Причем не по какой-то особо высокой моральности коренных крымчан, нет; в противоречие с охотой на людей приходил весь их жизненный уклад, а конкретно — способ производства, при котором на счету были каждые мужские руки в течение всего сельскохозяйственного года и которого практически не наблюдалось у кочевников Северного Причерноморья. И если мы допустим, что у горцев сложилась под влиянием их мирных занятий какая-то особая этика, не позволявшая им с ордынской легкостью проливать человеческую кровь, то такая этика (вполне, впрочем, возможная) должна была в ту эпоху выглядеть скорее исключением, чем правилом.

Ибо, повторяем, охота на людей повсеместно рассматривалась в ту эпоху как занятие, ничем не хуже любого другого. Разве что несколько более опасное, чем, скажем, ремесло рыбака. Как и в рыбацких селениях, состоятельные татары ссужали бедняков средствами производства, т. е. боевыми конями, расчет за которые производился с добычи. Как писал свидетель последнего татарского набега (на Подолье, в середине XVIII в.) барон де Тотт, должник давал обязательство "по контракту своим кредиторам в положенный срок заплатить за одежду, оружие и живых коней — живыми же, но не конями, а людьми. И эти обязательства исполнялись в точности, как будто бы у них всегда на задворках имеются в запасе литовские пленники" (Бахрушин С., 1936, 30).[161]

По числу участников набеги делились на три вида: большой (сефери) совершался под водительством хана, в нем участвовало до 100 тыс. человек, и приносил он, как правило, около 5 тыс. пленников. В среднемасштабном походе (чапуле) 50 тыс. всадников возглавлялись одним из беев; ясырей при этом бывало около 3 тыс. Небольшие же набеги (бешбаш, т. е. "пять голов") во главе с мурзой приносили скромную четверть тысячи рабов (Хензель В., 1979, 155).

Большие походы (например, на Москву, Литву) были редки; крымчане большей частью удовлетворялись краткими набегами на южнорусские и украинские земли. Мобилизация участников занимала около полумесяца; каждый из них брал с собой трех коней, доспехи и корм; каждые пять человек — одну телегу.

В ордах, поставлявших основной контингент участников набега, в него шли все мужчины старше 15 лет. И если в Крыму отказы идти в поход были массовыми и от участия в них можно было откупиться, то в ордах с "дезертирами" поступали куда строже — закон повелевал "ограбить и казнить их" (Сыроечковский В.Е., 1960, 42).

Интересно, что в поход татары оружия почти не брали, ограничиваясь саблей и не более чем двумя десятками стрел, но непременно запасались ремнями для пленных. С отрядами хорошо вооруженных украинцев или русских они в стычки стремились не вступать, продвигаясь в глубь чужой территории крайне осторожно, по-звериному путая следы. Захватив там, где удавалось, полон, конники тут же оттягивались в родные степи.

Вопреки распространенному убеждению сила татар была не в их многочисленности (различные авторы указывают, что крымцы вообще избегали боя, пока число их не превосходило противника минимум вдесятеро, а это бывало нечасто). Сила татар была в отработанной до совершенства тактике, в безукоризненном знании местности и навыках передвижения, маскировки и ведения боя в непростых условиях степи. Чаще ходили за ясырем зимой: летом нужно было заниматься другими отраслями экономики. Да и по снегу некованые татарские кони ходили легче. Конечно, зимой менялась тактика, прежней оставалась лишь жесткая дисциплина — залог минимального риска для участников набега.[162]

А когда добыча была взята, татары проявляли о ней своеобразную заботу, что естественно. Как сообщает де Тотт, "пять или шесть рабов разного возраста, штук 60 баранов и с 20 волов — обычная добыча одного человека — его мало стесняет. Головки детей выглядывают из мешка, подвешенного к луке седла; молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника, мать — на крупе лошади, отец — на одной из запасных лошадей, сын — на другой; овцы и коровы — впереди, и все это движется и не разбегается под бдительным взором пастыря. Ему ничего не стоит собрать свое стадо, направлять его, заботиться о его продовольствии, самому идти пешком, чтобы облегчить своих рабов..." (цит. по: Бахрушин С., 1936, 30).


Конечно же советские авторы, говорящие о жестокости такого промысла, совершенно правы; да и упомянутая выше "забота" имела вполне понятную экономическую основу. Но уже поэтому она была постоянной и действенной. Пока пленный не сдан с рук на руки купцу, о товаре должен беспокоиться владелец. И можно представить себе, с каким осуждением смотрели татары, участвовавшие в совместных походах с украинцами в Польшу, на бессмысленную порчу "товара", когда казаки "вырезали груди у женщин, били до смерти младенцев" (Соловьев С.М., VI, 179). Вот уж в чем татар нельзя обвинить, так это в бесцельной жестокости!

Чем же была вызвана к жизни подобная необычная отрасль народной экономики Крыма, задают себе вопрос исследователи уже не первое десятилетие. Весьма серьезные авторы объясняют феномен набегов слабостью крымской экономической системы64, касаясь, таким образом, следствия, а не причины этого примечательного явления. Правильно указывая на невысокую в целом товарность и зависимость довольно примитивного сельского хозяйства татар от капризов природы как на основную причину набегов, сторонники такого рода объяснений как бы абстрагируются от предмета исследования, ведь речь идет о благодатном Крыме, чьи знаменитые степные черноземы, горные пастбища и речные террасы предгорий в соединении с умеренным климатом способны прокормить в десятки раз большее, чем в средние века, да и позже (200 — 300 тыс. человек в XVIII в.), на[163]селение. Суть проблемы в ином: почему крымская экономика веками, вплоть до XIX в. и даже до исхода его, находилась на примитивном уровне XIII практически столетия?

И здесь объяснение следует искать отнюдь не в истории агрикультуры, но в политических (в первую очередь внешнеполитических) условиях, которые единственно объясняют факт совершенно уникальной (если не в мировом масштабе, то по крайней мере для Европы) стагнации всей экономики Крыма XIII — XVIII вв. И мы к анализу этих условий ниже вернемся. Природа же Крыма, на которую сетуют некоторые авторы, — основной фактор, способствовавший тому, что многоплеменное население его вообще выжило в столетия турецкого безвременья, сохранив за собой историческую родину. И не разбрелось, как иные племена, по более свободным от заморского ига краям, а консолидировалось в единую нацию. Нацию, первоначальные истоки которой не всегда можно найти на территории Крыма, но которая формировалась вокруг мощного стержня автохтонного населения.
_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Савилов В.Н.
Адмирал
Адмирал




Пришёл: 15.02.2005
Сообщения: 4856
Откуда: Севастополь
Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Ср, 10.01.2007, 01:42             цитировать    

Крымские татары. История предательства. Интерлюдия
--------------------------------------------------------------------------------

18 октября 1921 года ВЦИК и Совнарком РСФСР издали декрет об образовании Крымской Автономной Советской Социалистической Республики в составе РСФСР. 7 ноября 1-й Всекрымский учредительный съезд Советов в Симферополе провозгласил образование Крымской АССР, избрал руководство республики и принял её Конституцию [1].

Исходя из постулата о царской России как тюрьме народов, большевистское руководство взяло курс на так называемую «коренизацию». Согласно этой концепции, бывшие «угнетённые народы» получали всевозможные льготы и привилегии. Национальным элитам давали образование, их выдвигали на руководящие посты в партийных органах, правительстве, промышленности и учебных заведениях.

Не стал исключением и Крым. При этом среди местных руководящих кадров оказалось немало перекрасившихся крымско-татарских националистов. Таких, как один из бывших руководителей Курултая Амет Озенбашлы, занимавший в «Крымско-татарском национальном правительстве» пост директора по просвещению. В №12 за февраль 1922 года газеты «Ени-Дунья», являвшейся официальным органом татарского бюро Крымского обкома РКП(б), этот деятель заявил: «В Туркестане, в Башкирии, в Татарии и в Крыму нужно создать не классовое государство, а национальное» [2].

Ещё бы! Ведь для представителей националистической элиты марксизм-ленинизм был лишь удобной ширмой, с помощью которой можно обманывать прекраснодушных «кремлёвских мечтателей», протаскивая к кормушкам своих людей.

В 1921 году бывшие руководители Курултая Халил Чапчакчи и Амет Озенбашлы, будучи в Москве, собрали крымско-татарских студентов, обучавшихся в Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ), и высказали им следующее напутствие:

«Где бы вы ни учились, каким бы образом ни учились, это всё равно, но не забудьте самого главного, что вы внуки наших знаменитых предков. Будь вы коммунистами, будь вы комсомольцами, чем хотите — будьте, но не забудьте своего татарского происхождения... На коммунуниверситет я смотрю как на мыльный пузырь. Вы используйте его для перевода в специальные учебные заведения... Вы видите, что горсточка крымско-татарской молодёжи сегодня диктует Коминтерну и будет диктовать» [3].

Одним из крымско-татарских выдвиженцев того времени стал Вели Ибраимов. Получив лишь начальное образование, будущий глава Крымской АССР с 18 лет трудился в кофейне [4]. Революция и взятый большевиками курс на выдвижение национальных кадров открыли для скромного кассира блестящую карьеру. В 1921–1922 гг. он — председатель Особой тройки по борьбе с бандитизмом, затем — нарком Рабоче-Крестьянской Инспекции (РКИ) Крымской АССР.

В 1924 году Вели Ибраимов становится председателем ЦИК Крымской АССР [5]. О стиле его руководства красноречиво свидетельствует следующий эпизод:

«На собрании партактива рассказывали такой факт. У Ибраимова как-то попросили освободить одного неправильно арестованного человека. Первым долгом он спросил:
— Русский сидит или татарин?
— Русский.
— Пусть тогда посидит» [6].

Однако во второй половине 1920-х годов над председателем Крымского ЦИК сгустились тучи. Виной тому стал давний друг Ибраимова — Амет Хайсеров, личность весьма примечательная. Бывший штабс-капитан, в 1918 году он сражался против большевиков в рядах крымско-татарских формирований. В 1920 году при Врангеле Хайсеров служил в контрразведке. По долгу службы участвовал в обысках и арестах, не раз лично приводил в исполнение смертные приговоры над красными партизанами, советскими служащими и партийными работниками. После освобождения Крыма красными Хайсеров организовал бандитскую шайку и ушёл в горы, откуда совершал вооружённые налёты и ограбления [7].

Тем не менее, в мае 1921 года Хайсеров и его сообщники незаконно получают амнистию. Мало того, бывший бандит становится комендантом отряда, состоявшего при Особой тройке. В этот же отряд принимаются и его сообщники. Вскоре новоявленному приверженцу Советской власти был вручён именной револьвер с надписью: «Начальнику агентуры чрезвычайной тройки Амету Хайсерову — самоотверженному борцу на бандитском фронте. От зам. пред. КрымЦИК’а В.Ибраимова» [8]. Остаётся лишь выяснить, по какую сторону «бандитского фронта» самоотверженно боролся награждённый.

Став председателем Крымского ЦИК, Ибраимов назначил Хайсерова своим личным секретарём. Это должность тот занимал до 1926 года, после чего перешёл на работу в Дом Крестьянина [9].

В 1926 году в Главсуде Крымской АССР прошёл судебный процесс над братьями Муслюмовыми, возглавлявшими местных кулаков в их борьбе с деревенской беднотой. В деле оказался замешан Хайсеров, но благодаря вмешательству Ибраимова ему удалось избежать ответственности. Впрочем, покровительство не прошло даром. В апреле 1927 года Ибраимову был объявлен выговор за «неправильное поведение в связи с делом Муслюмова» [10].

Мало того, свидетели обвинения Абдураман Сейдаметов и Ибраим Ариф Чолак, не смирившись с решением суда, продолжали обличать Хайсерова. Видя такое дело, Вели Ибраимов решил избавиться от назойливых правдоискателей. 28 мая 1927 года в 10 часов вечера близ Ялты на Сейдаметова напала группа бандитов во главе с Хайсеровым. Однако, получив 13 ран, в том числе 5 тяжёлых, Сейдаметов чудом остался жив [11].

Ибраиму Чолаку повезло меньше. 12 июля 1927 года, под предлогом помощи в оформлении персональной пенсии, Вели Ибраимов заманил его к себе на квартиру, где находился участник банды Хайсерова контрабандист Факидов. С помощью последнего председатель Крымского ЦИК собственноручно задушил бывшего красного партизана. Труп Чолака вывезли на городскую свалку, где он и был найден на следующий день [12].

Увы! Оказалось, что прежде чем идти на квартиру к Ибраимову, Чолак обратился к дежурному красноармейцу Шилову, стоявшему на посту у здания обкома ВКП(б), и сказал ему, что его вызывает к себе председатель ЦИК и что он идёт к нему, но боится за свою судьбу [13].

Поначалу Ибраимов всячески отпирался. В частности, он попытался создать себе алиби, заявив, что 12 июля 1927 года якобы находился в служебной командировке. Однако согласно выпискам из приказов Крымского ЦИК о командировках должностных лиц 12 июля Ибраимов находился в Симферополе и в командировке не значился. Резолюция, наложенная им на заявление Чолака, также была датирована именно этим числом [14].

Кроме того, в ходе следствия выяснилось, что Вели Ибраимов, будучи председателем Крымского общества помощи переселенцам и расселенцам, совместно с ответственным секретарём общества Мустафой Абдуллой присвоил и растратил на свои личные нужды, на поддержку скрывавшихся бандитов и других частных лиц 38 тысяч рублей [15].

Всю эту историю я рассказываю потому, что сегодняшние крымско-татарские националисты и их пособники представляют Вели Ибраимова чуть ли не святым мучеником, радевшим за свой народ и безвинно пострадавшим от сталинской тирании:

«Председатель КрымЦИК, крымский татарин Вели Ибраимов, — один из четырёх, уже упоминавшихся наркомов правительства 1921 года, человек малообразованный, но по-житейски сметливый и по-настоящему честный, столкнувшись с проводившейся советским правительством по отношению к национальным окраинам политикой — а она сводилась к использованию их как сырьевых придатков, хищническому разграблению их ресурсов и полному пренебрежению выгодами проживавших там народов, — попытался отстаивать интересы Крыма. Последствия оказались ужасными: органами ГПУ тут же был инспирирован мнимый заговор якобы с целью отторжения Крыма к Турции, Вели Ибраимов и многие крымскотатарские руководители арестованы и расстреляны (1928)» [16].

Действительность оказалась совсем другой. Связанный с криминалом вороватый глава национальной республики, Вели Ибраимов опередил своё время. Ему бы следовало жить в России 1990-х. Даже если бы в деле Вели Ибраимова не было политических мотивов, расстрельный приговор за уголовщину он вполне заслужил.

28 января 1928 года внеочередная сессия ЦИК Крымской АССР постановила снять Вели Ибраимова с поста председателя КрымЦИК’а и исключить его из состава членов КрымЦИК’а [17]. 8 февраля 1928 года Ибраимов был арестован в Москве [18].

23–28 апреля 1928 года дело Вели Ибраимова и его сообщников было рассмотрено выездной сессией Верховного Суда РСФСР в Симферополе. Процесс был открытым, его стенограмма публиковалась в газете «Красный Крым» [19]. Ибраимову было предъявлено обвинение по статьям 58–8 (террористический акт), 59–3 (участие в бандитской шайке) и 116 часть 2 (растрата).

В результате Вели Ибраимов и Мустафа Абдулла были приговорены к высшей мере наказания, ещё девять подсудимых получили тюремные сроки, один — условный срок, трое — оправданы [20]. После того, как Президиум ВЦИК СССР отклонил ходатайство о помиловании, в ночь на 9 мая 1928 года приговор над Вели Ибраимовым и Мустафой Абдуллой был приведён в исполнение [21].

Примечания:
1. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.312.
2. Бояджиев Т. Крымско-татарская молодёжь в революции... С.67–68.
3. Там же. С.68.
4. Обвинительное заключение по делу бывш. председателя ЦИК КрымАССР Вели Ибраимова и других // Красный Крым. 25 апреля 1928. №96(2217). С.3.
5. Подробности дела Вели Ибраимова // Красный Крым. 20 апреля 1928. №92(2213). С.1.
6. О работе крымской парторганизации // Правда. 10 августа 1928. №184(4016). С.5.
7. Подробности дела Вели Ибраимова // Красный Крым. 20 апреля 1928. №92(2213). С.1.
8. Процесс Вели Ибраимова и других. Четвёртый день — 26-го апреля. Вечернее заседание // Красный Крым. 1 мая 1928. №101(2222). С.3.
9. Обвинительное заключение по делу бывш. председателя ЦИК КрымАССР Вели Ибраимова и других // Красный Крым. 25 апреля 1928. №96(2217). С.2.
10. Там же.
11. Там же. С.3.
12. Там же.
13. Там же. С.2.
14. Там же.
15. Там же. С.3.
16. Поляков В.Е. Крымские татары // Дружба народов. 1996. №4. С.128.
17. Внеочередная сессия КрымЦИК’а // Красный Крым. 29 января 1928. №25(2146). С.1.
18. Арест Вели Ибраимова // Красный Крым. 10 февраля 1928. №35(2156). С.1.
19. Красный Крым. 24 апреля — 5 мая 1928. №95–103 (2216–2224).
20. Приговор по делу Вели Ибраимова и других // Красный Крым. 5 мая 1928. №103(2224). С.5.
21. Ходатайство В.Ибраимова и Мустафы о помиловании отклонено. Приговор приведён в исполнение // Красный Крым. 9 мая 1928. №106(2227). С.1.

С уважением, Владимир
_________________


А вот хрен им, а не Россия, даже если по нас пройдут (с.)
И.Кошкин "Когда горела броня"
Савилов В.Н.
Адмирал
Адмирал




Пришёл: 15.02.2005
Сообщения: 4856
Откуда: Севастополь
Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Ср, 10.01.2007, 02:10             цитировать    

Крымские татары. История предательства. Эпизод третий

--------------------------------------------------------------------------------

На службе у Гитлера

Для нас большая честь иметь возможность бороться под руководством фюрера Адольфа Гитлера — величайшего сына немецкого народа... Наши имена позже будут чествовать вместе с именами тех, кто выступил за освобождение угнетённых народов.
Из речи председателя Татарского комитета Джеляла Абдурешидова на торжественном собрании 3 января 1942 года в Симферополе

Накануне Великой Отечественной войны крымские татары составляли меньше одной пятой населения полуострова. Вот данные переписи 1939 года [1]:

Русские 558481 49,6%
Украинцы 154120 13,7%
Армяне 12873 1,1%
Татары 218179 19,4%
Немцы 51299 4,6%
Евреи 65452 5,8%
Болгары 15353 1,4%
Греки 20652 1,8%
Прочие 29276 2,6%
Всего: 1126385 100,0%

Тем не менее, татарское меньшинство ничуть не было ущемлено в своих правах по отношению к русскоязычному населению. Скорее наоборот. Государственными языками Крымской АССР являлись русский и татарский. В основу административного деления автономной республики был положен национальный принцип. В 1930 году были созданы национальные сельсоветы: русских — 207, татарских — 144, немецких — 37, еврейских — 14, болгарских — 9, греческих — 8, украинских — 3, армянских и эстонских — по 2. Кроме того, были организованы национальные районы. В 1930 году было 7 таких районов: 5 татарских (Судакский, Алуштинский, Бахчисарайский, Ялтинский и Балаклавский), 1 немецкий (Биюк-Онларский, позже Тельманский) и 1 еврейский (Фрайдорфский) [2]. Во всех школах дети нацменьшинств обучались на своём родном языке.

Более того, зачастую «коренизация» проводилась принудительным образом. Так произошло, например, в населённом преимущественно болгарами Ново-Царицынском сельсовете, где крымские власти попытались перевести преподавание на болгарский язык. Однако против этого решительно выступило само болгарское население:

«Категорически заявляем, что не желаем калечить своих детей, и преподавание болгарского языка в наших школах считаем не нужным. Наши дети, изучая болгарский язык, не успевают по русскому, а, не умея читать и писать по-русски, не могут учиться в средних и высших учебных заведениях. В Болгарию нам ехать уже не придётся, да и незачем» [3].

В результате не понимающие линии партии «несознательные» болгары решили просить районный отдел народного образования прислать им русских учителей.

После начала Великой Отечественной войны многие крымские татары были призваны в Красную Армию. Однако служба их оказалась недолгой. Стоило фронту приблизиться к Крыму, как дезертирство и сдача в плен среди них приняли массовый характер. Стало очевидным, что крымские татары ждут прихода германской армии и не хотят воевать. Немцы же, используя сложившуюся обстановку, разбрасывали с самолётов листовки с обещаниями «решить, наконец, вопрос об их самостоятельности» — разумеется, в виде протектората в составе Германской империи. Из числа татар, сдавшихся в плен на Украине и других фронтах, готовились кадры агентуры, которые забрасывались в Крым для усиления антисоветской, пораженческой и профашистской агитации. В результате части Красной Армии, укомплектованные крымскими татарами, оказались небоеспособными и после вступления немцев на территорию полуострова подавляющее большинство их личного состава дезертировало [4]. Вот что говорится об этом в докладной записке заместителя наркома госбезопасности СССР Б.З.Кобулова и заместителя наркома внутренних дел СССР И.А.Серова на имя Л.П.Берии, датированной 22 апреля 1944 года:

«...Все призванные в Красную Армию составляли 90 тыс. чел., в том числе 20 тыс. крымских татар ... 20 тыс. крымских татар дезертировали в 1941 году из 51-й армии при отступлении её из Крыма...» [5].

Как мы видим, дезертирство крымских татар было практически поголовным. Это подтверждается и данными по отдельным населённым пунктам. Так, в деревне Коуш из 132 призванных в 1941 году в Красную Армию дезертировали 120 человек [6].

Затем началось прислужничество оккупантам.

«С первых же дней своего прихода немцы, опираясь на татар-националистов, не грабя их имущество открыто, так, как они поступали с русским населением, старались обеспечить хорошее отношение к себе местного населения», — писал начальник 5-го партизанского района Красников [7].

А вот красноречивое свидетельство немецкого фельдмаршала Эриха фон Манштейна:

«...большинство татарского населения Крыма было настроено весьма дружественно по отношению к нам. Нам удалось даже сформировать из татар вооружённые роты самообороны, задача которых заключалась в охране своих селений от нападений скрывавшихся в горах Яйлы партизан. Причина того, что в Крыму с самого начала развернулось мощное партизанское движение, доставлявшее нам немало хлопот, заключалась в том, что среди населения Крыма, помимо татар и других мелких национальных групп, было всё же много русских» [8].

«Татары сразу же встали на нашу сторону. Они видели в нас своих освободителей от большевистского ига, тем более что мы уважали их религиозные обычаи. Ко мне прибыла татарская депутация, принёсшая фрукты и красивые ткани ручной работы для освободителя татар “Адольфа Эффенди”» [9].

11 ноября 1941 года в Симферополе и ряде других городов и населённых пунктов Крыма были созданы так называемые «мусульманские комитеты». Организация этих комитетов и их деятельность проходила под непосредственным руководством СС. Впоследствии руководство комитетами перешло к штабу СД. На базе мусульманских комитетов был создан «татарский комитет» с централизованным подчинением Крымскому центру в Симферополе с широко развитой деятельностью по всей территории Крыма [10].

Уже в октябре 1941 года немцы начали привлекать крымских татар для борьбы с партизанами и формировать из них роты самообороны. Поначалу создание отрядов самообороны носило неорганизованный характер и зависело от инициативы местных немецких начальников [11]. После того, как фюрер дал добро на массовое использование крымских татар, учёт татарских добровольцев был поручен начальнику оперативной группы «Д» полиции безопасности и СД на юге оккупированной территории СССР оберфюреру СС Отто Олендорфу [12], впоследствии казнённому по приговору Нюрнбергского военного трибунала [13].

Как сказано в справке Главного командования сухопутных войск Германии:

«3 января 1942 г. под его (Олендорфа — И.П.) председательством состоялось первое официальное торжественное заседание татарского комитета в Симферополе по случаю начала вербовки. Он приветствовал комитет и сообщил, что фюрер принял предложение татар выступить с оружием в руках на защиту их родины от большевиков. Татары, готовые взять в руки оружие, будут зачислены в немецкий вермахт, будут обеспечиваться всем и получать жалованье наравне с немецкими солдатами.

В ответной речи председатель татарского комитета сказал следующее: “Я говорю от имени комитета и от имени всех татар, будучи уверен, что выражаю их мысли. Достаточно одного призыва немецкой армии и татары все до одного выступят на борьбу против общего врага. Для нас большая честь иметь возможность бороться под руководством фюрера Адольфа Гитлера — величайшего сына немецкого народа. Заложенная в нас вера придаёт нам силы для того, чтобы мы без раздумывания доверились руководству немецкой армии. Наши имена позже будут чествовать вместе с именами тех, кто выступил за освобождение угнетённых народов”.

После утверждения общих мероприятий татары попросили разрешение закончить это первое торжественное заседание — начало борьбы против безбожников — по их обычаю, молитвой, и повторили за своим муллой следующие три молитвы:

1-я молитва: за достижение скорой победы и общей цели, а также за здоровье и долгие годы фюрера Адольфа Гитлера.

2-я молитва: за немецкий народ и его доблестную армию.

3-я молитва: за павших в боях солдат немецкого вермахта.

На этом заседание закончилось» [14].

Многие татары использовались в качестве проводников карательных отрядов. Отдельные татарские подразделения посылались на Керченский фронт и частично на Севастопольский участок фронта, где участвовали в боях против Красной Армии.

В вопросах карательной деятельности крымско-татарским формированиям была предоставлена большая самостоятельность. Татарские добровольческие отряды являлись исполнителями массовых расстрелов советских граждан. На обязанности татарских карательных отрядов лежало выявление советского и партийного актива, пресечение деятельности партизан и патриотических элементов в тылу у немцев, охранная служба в тюрьмах и лагерях СД, лагерях военнопленных [15].

В эту работу татарские националисты и оккупационные власти вовлекали широкие слои татарского населения. Как правило, местные «добровольцы» использовались в одной из следующих структур:

1. Крымско-татарские соединения в составе германской армии.
2. Крымско-татарские карательные и охранные батальоны СД.
3. Аппарат полиции и полевой жандармерии.
4. Аппарат тюрем и лагерей СД [16].

Лица татарской национальности, служившие в карательных органах и войсковых частях противника, обмундировывались в немецкую форму и обеспечивались оружием. Лица, отличившиеся в своей предательской деятельности, назначались немцами на командные должности [17].

Как отмечалось в уже цитированной справке Главного командования германских сухопутных войск, составленной 20 марта 1942 года:

«Настроение у татар хорошее. К немецкому начальству относятся с послушанием и гордятся, если им оказывают признание на службе или вне. Самая большая гордость для них — иметь право носить немецкую униформу.

Много раз высказывали желание иметь русско-немецкий словарь. Можно заметить, какую они испытывают радость, если оказываются в состоянии ответить немцу по-немецки» [18].

Помимо службы в добровольческих отрядах и карательных органах противника, в татарских деревнях, расположенных в горно-лесной части Крыма, были созданы отряды самообороны, в которых состояли татары, жители этих деревень. Они получили оружие и принимали активное участие в карательных экспедициях против партизан.

Как сказано в той же справке:

«В отношении испытания татар в боях с партизанами могут служить сведения о татарских ротах самозащиты, в общем, эти сведения можно считать вполне положительными. Такая оценка может быть дана всем военным акциям, в которых принимали участие татары. Получены хорошие сведения при выполнении различных мероприятий разведывательного характера. В отношении дисциплины и темпов передвижения на марше роты показали себя с хорошей стороны. В столкновениях с партизанами и в небольших боях войсковые части вели бои уверенно, полностью или частично уничтожая партизан или обращая их в бегство, как, например, в районе Бахчисарая, Карабогаза и Судака. В последнем случае велись бои с регулярными русскими войсками. О боевом духе могут свидетельствовать потери — около 400 убитых и раненых. Следует отметить, что из общего числа — 1600 человек только один перебежал к партизанам и один не вернулся из отпуска» [19].

Во многих случаях татарские отряды в жестокости превосходили регулярные части СД. Например, в Судакском районе в 1942 году группой самооборонцев-татар был ликвидирован разведывательный десант Красной Армии, при ликвидации десанта самооборонцами были пойманы и сожжены живыми 12 советских парашютистов [20].

Столь же зверски расправлялись крымско-татарские отряды и с мирным населением. Доходило до того, что, спасаясь от расправы, русскоязычные жители Крыма зачастую обращались за помощью к немецким властям — и находили у них защиту!

Подобное рвение не осталось без награды. За прислужничество немцам многие сотни крымских татар были награждены особыми знаками отличия, утверждёнными Гитлером — «За храбрость и особые заслуги, проявленные населением освобождённых областей, участвовавших в борьбе с большевизмом под руководством германского командования» [21].

Весьма интересно пролистать издававшуюся в оккупированном Крыму с 1942 по 1944 год газету «Азат Крым» («Освобождённый Крым»). Вот некоторые типичные цитаты [22].

3 марта 1942 года:
После того как наши братья-немцы перешли исторический ров у ворот Перекопа, для народов Крыма взошло великое солнце свободы и счастья.

10 марта 1942 года:
Алушта. На собрании, устроенном мусульманским комитетом, мусульмане выразили свою благодарность Великому Фюреру Адольфу Гитлеру-эфенди за дарованную им мусульманскому народу свободную жизнь. Затем устроили богослужение за сохранение жизни и здоровья на многие лета Адольфу Гитлеру-эфенди.

В этом же номере:
Великому Гитлеру — освободителю всех народов и религий! 2 тысячи татар дер. Коккозы и окрестностей собрались для молебна ... в честь германских воинов. Немецким мученикам войны мы сотворили молитву ... Весь татарский народ ежеминутно молится и просит Аллаха о даровании немцам победы над всем миром. О, великий вождь, мы говорим Вам от всей души, от всего нашего существа, верьте нам! Мы, татары, даем слово бороться со стадом евреев и большевиков вместе с германскими воинами в одном ряду!.. Да благодарит тебя Господь, наш великий господин Гитлер!

20 марта 1942 года:
Совместно со славными братьями-немцами, подоспевшими, чтобы освободить мир Востока, мы, крымские татары, заявляем всему миру, что мы не забыли торжественных обещаний Черчилля в Вашингтоне, его стремления возродить жидовскую власть в Палестине, его желания уничтожить Турцию, захватить Стамбул и Дарданеллы, поднять восстание в Турции и Афганистане и т.д. и т.п. Восток ждёт своего освободителя не от солгавшихся демократов и аферистов, а от национал-социалистической партии и от освободителя Адольфа Гитлера. Мы дали клятву идти на жертвы за такую священную и блестящую задачу.

10 апреля 1942 года. Из послания Адольфу Гитлеру, принятого на молебне более 500 мусульман г. Карасубазара:
Наш освободитель! Мы только благодаря Вам, Вашей помощи и благодаря смелости и самоотверженности Ваших войск, сумели открыть свои молитвенные дома и совершать в них молебны. Теперь нет и не может быть такой силы, которая отделила бы нас от немецкого народа и от Вас. Татарский народ поклялся и дал слово, записавшись добровольцами в ряды немецких войск, рука об руку с Вашими войсками бороться против врага до последней капли крови. Ваша победа — это победа всего мусульманского мира. Молимся Богу за здоровье Ваших войск и просим Бога дать Вам, великому освободителю народов, долгие годы жизни. Вы теперь есть освободитель, руководитель мусульманского мира — газы Адольф Гитлер.

В этом же номере:
Освободителю угнетённых народов, сыну германского народа Адольфу Гитлеру.

Мы, мусульмане, с приходом в Крым доблестных сынов Великой Германии с Вашего благословения и в память долголетней дружбы стали плечом к плечу с германским народом, взяли в руки оружие и начали до последней капли крови сражаться за выдвинутые Вами великие общечеловеческие идеи — уничтожение красной жидовско-большевистской чумы до конца и без остатка.

Наши предки пришли с Востока, и мы ждали освобождения оттуда, сегодня же мы являемся свидетелями того, что освобождение нам идёт с запада. Может быть, первый и единственный раз в истории случилось так, что солнце свободы взошло с запада. Это солнце — Вы, наш великий друг и вождь, со своим могучим германским народом.

Президиум Мусульманского Комитета.

Как мы видим, «общечеловеческие идеи» посещали не только Горбачёва — у него был достойный предшественник!

Что же могут возразить на это защитники «униженных и оскорблённых» народов? Основной их выглядит следующим образом:

«Обвинение в предательстве, действительно совершенном отдельными группами крымских татар, было необоснованно распространено на весь крымско-татарский народ» [23].

Дескать, не все татары служили немцам, а лишь «отдельные группы», в то время как другие боролись с оккупантами на фронте, в подполье или в партизанских отрядах. Однако в Германии тоже существовало антигитлеровское подполье. Так что же, записывать немцев в наши союзники по Великой Отечественной войне?

Давайте сосчитаем количество крымских татар, воевавших на каждой из сторон. Вот что говорится в цитированной выше справке Главного командования сухопутных войск Германии о формировании из них вспомогательных войск:

«Вербовка добровольцев проводилась следующим образом:

1. Вся территория Крыма была разбита на округа и подокруга.

2. Для каждого округа были образованы одна или несколько комиссий из представителей оперативных групп Д и подходящих татар-вербовщиков.

Зачисленные добровольцы на месте подвергались проверке. В этапных лагерях набор проводился таким же образом.

В целом мероприятия по вербовке можно считать законченными. Они были проведены в 203 населённых пунктах и 5 лагерях. Были зачислены:

а) в населённых пунктах — около 6000 добровольцев;

б) в лагерях — около 4000 добровольцев.

Всего — около 10 000 добровольцев.

По данным татарского комитета, старосты деревень организовали ещё около 4000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, наготове около 5000 добровольцев для пополнения сформированных воинских частей.

Таким образом, при численности населения около 200 000 человек татары выделили в распоряжение нашей армии около 20 000 человек. Если учесть, что около 10 000 человек были призваны в Красную Армию, то можно считать, все боеспособные татары полностью учтены» [24].

В дневнике боевых действий находившейся в Крыму 11-й немецкой армии приводятся более детальные сведения о вербовке татар по состоянию на 15 февраля 1942 года:

«Результаты рекрутирования татар:
1. Город Симферополь — 180 человек;
2. Округ северо-восточнее Симферополя — 89;
3. Южнее Симферополя — 64;
4. Юго-западнее Симферополя — 89;
5. Севернее Симферополя — 182;
6. Район Джанкоя — 141;
7. Евпатории — 794;
8. Зайтлер-Ички — 350;
9. Сарабуса — 94;
10. Биюк-Онлара — 13;
11. Алушты — 728;
12. Карасубазара — 1000;
13. Бахчисарая — 389;
14. Ялты — 350;
15. Судака (ввиду высадки десанта русских данные проверяются) — 988;
16. Лагерь военнопленных в Симферополе — 334;
17. в Биюк-Онларе — 22;
18. Джанкое — 281;
19. Николаеве — 2800;
20. Херсоне — 163;
21. Дополнительно в Биюк-Онларе — 204.
Всего 9255 человек...» [25].

Поступившие на службу к немцам крымские татары были распределены следующим образом:

«Оперативной группой были сформированы 14 татарских рот для самозащиты общей численностью 1632 добровольца. Остаток был использован различным образом: большая часть была разделена на маленькие группы по 3–10 человек и распределена между ротами, батареями и другими войсковыми частями: незначительная часть — в закрытых войсковых частях — присоединена к отрядам, например одна рота вместе с кавказской ротой присоединена к 24-му сапёрному батальону» [26].

Разумеется, защитники «репрессированных народов» всё это старательно замалчивают. Тем не менее, факты настолько очевидны, что добросовестные исследователи вынуждены их приводить. Например, на страницах весьма специфического издания («Книга составляет документальную историческую основу проводимых в Российской Федерации мер по реабилитации поруганных и наказанных народов» [27]) его автор Н.Ф.Бугай, чьи работы я уже цитировал, честно сообщает, что «в подразделениях немецкой армии, дислоцировавшейся в Крыму, состояло, по приблизительным данным, более 20 тыс. крымских татар» [28].

А вот образчик официозной перестроечной пропаганды:

«Разумеется, нельзя отрицать сам факт сотрудничества лиц крымско-татарского происхождения с фашистским военным командованием и спецслужбами, их прямое участие в полицейско-карательных операциях, в борьбе с партизанами и в боях против Советской Армии. Однако даже если исходить из приведённых выше цифровых данных (около 20 тыс. человек из примерно 200-тысячного крымско-татарского населения), то общее число таких бойцов составит менее 10%. Все это позволяет говорить о том, что в предательский союз с гитлеровскими оккупантами вступила не основная масса, а лишь сравнительно небольшая часть крымских татар» [29].

Замечательная логика! Остаётся лишь применить её к Третьему Рейху. В 1939 году население Германии составляло 80,6 млн человек [30]. Из них в вооружённые силы и войска СС с 1 июня 1939 года по 30 апреля 1945 года было призвано всего лишь 17,9 млн человек [31]. Всё это позволяет говорить о том, что в вероломном нападении на нашу страну участвовала не основная масса, а лишь сравнительно небольшая часть немецкого народа. В то время как остальной немецкий народ, надо полагать, сплошь состоял из убеждённых антифашистов.

Если же не заниматься дешёвой демагогией, то приходится признать, что практически всё крымско-татарское население призывного возраста служило в тех или иных немецких формированиях. О чём и было сказано прямым текстом в процитированной мною ранее немецкой справке.

А сколько крымских татар воевало на нашей стороне? Сразу же отбросим фантастические цифры, высасываемые из пальца радетелями «поруганных и наказанных народов»:

«Всего награждено около 50 тысяч крымских татар, и число это могло бы быть значительно бо2льшим, если бы массовые награждения в основном проводились не на заключительном этапе войны — в 1944–1945 годах, когда крымских татар к высоким наградам уже не представляли» [32].

«Клеймо “предателя” с дьявольским искусством было наложено на весь народ, хотя из 60 тысяч призванных на фронты Великой Отечественной войны крымских татар каждый второй погиб смертью храбрых» [33].

Действительность, как мы видели из процитированных выше документов, куда скромнее. Согласно немецкой справке, в ряды Красной Армии было призвано 10 тысяч крымских татар, согласно докладной записке Б.З.Кобулова и И.А.Серова на имя Л.П.Берии — 20 тысяч. При отступлении советских войск из Крыма подавляющее большинство из них дезертировало, оставшись на территории, оккупированной немцами.

Для полноты картины остаётся ещё выяснить, сколько крымских татар оказалось среди партизан. На 1 июня 1943 года в крымских партизанских отрядах было 262 человека, из них 145 русских, 67 украинцев и ... 6 татар [34]. На 15 января 1944 года, по данным партийного архива Крымского обкома Компартии Украины, в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских — 1944, украинцев — 348, татар — 598 человек [35]. Наконец, согласно справке о партийном, национальном и возрастном составе партизан Крыма на апрель 1944 года, среди партизан было: русских — 2075, татар — 391, украинцев — 356, белорусов — 71, прочих — 754 человека [36].

Итак, даже если взять максимальную из приведённых цифр — 598, то соотношение татар в немецкой армии и в партизанах будет больше чем 30 к 1.

Какова же была судьба крымских татар, поступивших на службу к «Гитлеру-эфенди»? На основе рот самообороны были развёрнуты батальоны вспомогательной полиции [37]. К ноябрю 1942 года было сформировано восемь крымско-татарских батальонов, носивших номера с 147-го по 154-й, весной-летом 1943 года — ещё два (155-й и 156-й) [38].

В апреле-мае 1944 года крымско-татарские батальоны сражались против освобождавших Крым советских войск. Так, 13 апреля в районе станции Ислам-Терек на востоке Крымского полуострова против частей 11-го гвардейского корпуса действовали три крымско-татарских батальона (по-видимому, 148-й, 151-й и 153-й), потерявшие только пленными 800 человек. 149-й батальон упорно сражался в боях за Бахчисарай [39].

Остатки крымско-татарских батальонов были эвакуированы морем. В июле 1944 года в Венгрии из них был сформирован Татарский горно-егерский полк СС, вскоре развёрнутый в 1-ю Татарскую горно-егерскую бригаду СС численностью до 2500 человек под командованием штандартенфюрера СС В.Фортенбаха [40]. Некоторое количество крымских татар было переброшено во Францию и включено в состав запасного батальона Волжско-татарского легиона. Другие, в основном необученная молодёжь, были зачислены в состав вспомогательной службы противовоздушной обороны [41].

Возмездие

После освобождения Крыма советскими войсками наступил час расплаты:

«Государственный Комитет Обороны
товарищу Сталину И.В.

10 мая 1944 г.

Органами НКВД и НКГБ проводится в Крыму работа по выявлению и изъятию агентуры противника, изменников Родине, пособников немецко-фашистских оккупантов и другого антисоветского элемента.

По состоянию на 7 мая с.г. арестовано таких лиц 5381 человек.

Изъято незаконно хранящегося населением оружия 5395 винтовок, 337 пулемётов, 250 автоматов, 31 миномёт и большое количество гранат и винтовочных патронов...

Из частей Красной Армии к 1944 г. дезертировало свыше 20 тыс. татар, которые изменили Родине, перешли на службу к немцам и с оружием в руках боролись против Красной Армии...

Учитывая предательские действия крымских татар против советского народа и исходя из нежелательности дальнейшего проживания крымских татар на пограничной окраине Советского Союза, НКВД СССР вносит на Ваше рассмотрение проект решения Государственного Комитета Обороны о выселении всех татар с территории Крыма.

Считаем целесообразным расселить крымских татар в качестве спецпоселенцев в районах Узбекской ССР для использования на работах как в сельском хозяйстве — колхозах, совхозах, так и в промышленности и на строительстве.

Вопрос о расселении татар в Узбекской ССР согласован с секретарём ЦК КП(б) Узбекистана т. Юсуповым.

По предварительным данным, в настоящее время в Крыму насчитывается 140–160 тыс. татарского населения. Операция по выселению будет начата 20–21 мая и закончена 1-го июня. Представляю при этом проект постановления Государственного Комитета Обороны, прошу Вашего решения.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.Берия» [42].

На следующий день, 11 мая 1944 года Государственный Комитет Обороны принял постановление №5859сс «О крымских татарах»:

«В период Отечественной войны многие крымские татары изменили Родине, дезертировали из частей Красной Армии, обороняющих Крым, и переходили на сторону противника, вступали в сформированные немцами добровольческие татарские воинские части, боровшиеся против Красной Армии; в период оккупации Крыма немецко-фашистскими войсками, участвуя в немецких карательных отрядах, крымские татары особенно отличались своими зверскими расправами по отношению советских партизан, а также помогали немецким оккупантам в деле организации насильственного угона советских граждан в германское рабство и массового истребления советских людей.

Крымские татары активно сотрудничали с немецкими оккупационными властями, участвуя в организованных немецкой разведкой так называемых “татарских национальных комитетах” и широко использовались немцами для цели заброски в тыл Красной Армии шпионов и диверсантов. “Татарские национальные комитеты”, в которых главную роль играли белогвардейско-татарские эмигранты, при поддержке крымских татар направляли свою деятельность на преследование и притеснение нетатарского населения Крыма и вели работу по подготовке насильственного отторжения Крыма от Советского Союза при помощи германских вооружённых сил.

Учитывая вышеизложенное, Государственный Комитет Обороны

ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Всех татар выселить с территории Крыма и поселить их на постоянное жительство в качестве спецпоселенцев в районах Узбекской ССР. Выселение возложить на НКВД СССР. Обязать НКВД СССР (тов. Берия) выселение крымских татар закончить к 1 июня 1944 г.

2. Установить следующий порядок и условия выселения:

а) разрешить спецпереселенцам взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве до 500 килограммов на семью.

Остающиеся на месте имущество, здания, надворные постройки, мебель и приусадебные земли принимаются местными органами власти; весь продуктивный и молочный скот, а также домашняя птица принимаются Наркоммясомолпромом, вся сельхозпродукция — Наркомзагом СССР, лошади и другой рабочий скот — Наркомземом СССР, племенной скот — Наркомсовхозов СССР.

Приём скота, зерна, овощей и других видов сельхозпродукции производить с выпиской обменных квитанций на каждый населённый пункт и каждое хозяйство.

Поручить НКВД СССР, Наркомзему, Наркоммясомолпрому, Наркомсовхозов и Наркомзагу СССР к 1 июля с.г. представить в СНК СССР предложения о порядке возврата по обменным квитанциям спецпереселенцам принятого от них скота, домашней птицы, сельскохозяйственной продукции;

б) для организации приёма от спецпереселенцев оставленного ими в местах выселения имущества, скота, зерна и сельхозпродукции командировать на место комиссию СНК СССР в составе: председателя комиссии т. Гриценко (заместителя председателя СНК РСФСР) и членов комиссии — т. Крестьянинова (члена коллегии Наркомзема СССР), т. Надьярных (члена коллегии НКМиМП), т. Пустовалова (члена коллегии Наркомзага СССР), т. Кабанова (заместителя народного комиссара совхозов СССР), т. Гусева (члена коллегии НКФина СССР).

Обязать Наркомзем СССР (т. Бенедиктова), Наркомзаг СССР (т. Субботина), НКМиМП СССР (т. Смирнова), Наркомсовхозов СССР (т. Лобанова) для обеспечения приёма от спецпереселенцев скота, зерна и сельхозпродуктов командировать, по согласованию с т. Гриценко, в Крым необходимое количество работников;

в) обязать НКПС (т. Кагановича) организовать перевозку спецпереселенцев из Крыма в Узбекскую ССР специально сформированными эшелонами по графику, составленному совместно с НКВД СССР. Количество эшелонов, станции погрузки и станции назначения по заявке НКВД СССР.

Расчёты за перевозки произвести по тарифу перевозок заключённых;

г) Наркомздраву СССР (т. Митереву) выделить на каждый эшелон со спецпереселенцами, в сроки по согласованию с НКВД СССР, одного врача и две медсестры с соответствующим запасом медикаментов и обеспечить медицинское и санитарное обслуживание спецпереселенцев в пути; Наркомторгу СССР (т. Любимову) обеспечить все эшелоны со спецпереселенцами ежедневно горячим питанием и кипятком.

Для организации питания спецпереселенцев в пути выделить Наркомторгу продукты в количестве, согласно приложению №1.

3. Обязать секретаря ЦК КП(б) Узбекистана т. Юсупова, председателя СНК УзССР т. Абдурахманова и народного комиссара внутренних дел Узбекской ССР т. Кобулова до 1 июня с.г. провести следующие мероприятия по приёму и расселению спецпереселенцев:

а) принять и расселить в пределах Узбекской ССР 140–160 тысяч человек спецпереселенцев — татар, направленных НКВД СССР из Крымской АССР.

Расселение спецпереселенцев произвести в совхозных посёлках, существующих колхозах, подсобных сельских хозяйствах предприятий и заводских посёлках для использования в сельском хозяйстве и промышленности;

б) в областях расселения спецпереселенцев создать комиссии в составе председателя облисполкома, секретаря обкома и начальника УНКВД, возложив на эти комиссии проведение всех мероприятий, связанных с приёмом и размещением прибывающих спецпереселенцев;

в) в каждом районе вселения спецпереселенцев организовать районные тройки в составе председателя райисполкома, секретаря райкома и начальника РО НКВД, возложив на них подготовку к размещению и организацию приёма прибывающих спецпереселенцев;

г) подготовить гужавтотранспорт для перевозки спецпереселенцев, мобилизовав для этого транспорт любых предприятий и учреждений;

д) обеспечить наделение прибывающих спецпереселенцев приусадебными участками и оказать помощь в строительстве домов местными стройматериалами;

е) организовать в районах расселения спецпереселенцев спецкомендатуры НКВД, отнеся содержание их за счёт сметы НКВД СССР;

ж) ЦК и СНК УзССР к 20 мая с.г. представить в НКВД СССР т. Берия проект расселения спецпереселенцев по областям и районам с указанием станции разгрузки эшелонов.

4. Обязать Сельхозбанк (т. Кравцова) выдавать спецпереселенцам, направляемым в Узбекскую ССР, в местах их расселения, ссуду на строительство домов и на хозяйственное обзаведение до 5000 рублей на семью, с рассрочкой до 7 лет.

5. Обязать Наркомзаг СССР (т. Субботина) выделить в распоряжение СНК Узбекской ССР муки, крупы и овощей для выдачи спецпереселенцам в течение июня-августа с.г. ежемесячно равными количествами, согласно приложению №2.

Выдачу спецпереселенцам муки, крупы и овощей в течение июня-августа с.г. производить бесплатно, в расчёт за принятую у них в местах выселения сельхозпродукцию и скот.

6. Обязать НКО (т. Хрулёва) передать в течение мая-июня с.г. для усиления автотранспорта войск НКВД, размещённых гарнизонами в районах расселения спецпереселенцев — в Узбекской ССР, Казахской ССР и Киргизской ССР, автомашин “Виллис” — 100 штук и грузовых — 250 штук, вышедших из ремонта.

7. Обязать Главнефтеснаб (т. Широкова) выделить и отгрузить до 20 мая 1944 года в пункты по указанию НКВД СССР автобензина 400 тонн, в распоряжение СНК Узбекской ССР — 200 тонн.

Поставку автобензина произвести за счёт равномерного сокращения поставок всем остальным потребителям.

8. Обязать Главснаблес при СНК СССР (т. Лопухова) за счёт любых ресурсов поставить НКПС 75 000 вагонных досок по 2,75 м каждая, с поставкой их до 15 мая с.г.; перевозку досок НКПС произвести своими средствами.

9. Наркомфину СССР (т. Звереву) отпустить НКВД СССР в мае с.г. из резервного фонда СНК СССР на проведение специальных мероприятий 30 миллионов рублей.

Председатель Государственного Комитета Обороны И.Сталин» [43].

Операция была проведена быстро и решительно. Выселение началось 18 мая 1944 года, а уже 20 мая заместитель наркома внутренних дел СССР И.А.Серов и заместитель наркома госбезопасности СССР Б.З.Кобулов докладывали в телеграмме на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л.П.Берии:

«Настоящим докладываем, что начатая в соответствии с Вашими указаниями 18 мая с.г. операция по выселению крымских татар закончена сегодня, 20 мая, в 16 часов. Выселено всего 180 014 чел., погружено в 67 эшелонов, из которых 63 эшелона численностью 173 287 чел. отправлены к местам назначения, остальные 4 эшелона будут также отправлены сегодня.

Кроме того, райвоенкомы Крыма мобилизовали 6000 татар призывного возраста, которые по нарядам Главупраформа Красной Армии направлены в города Гурьев, Рыбинск и Куйбышев.

Из числа направляемых по Вашему указанию в распоряжение треста “Московуголь” 8000 человек спецконтингента 5000 чел. также составляют татары.

Таким образом, из Крымской АССР вывезено 191 044 лиц татарской национальности.

В ходе выселения татар арестовано антисоветских элементов 1137 чел., а всего за время операции — 5989 чел.

Изъято оружия в ходе выселения: миномётов — 10, пулемётов — 173, автоматов — 192, винтовок — 2650, боеприпасов — 46 603 шт.

Всего за время операции изъято: миномётов — 49, пулемётов — 622, автоматов — 724, винтовок — 9888 и боепатронов — 326 887 шт.

При проведении операции никаких эксцессов не имело места» [44].

Помимо татар, из Крыма были также выселены болгары, греки, армяне и лица иностранного подданства. Необходимость этого шага обосновывалась в письме Берии Сталину от 29 мая 1944 года:

«После выселения крымских татар в Крыму продолжается работа по выселению и изъятию органами НКВД СССР антисоветского элемента, проверка и прочёска населённых пунктов и лесных районов в целях задержания возможно укрывшихся от выселения крымских татар, а также дезертиров и бандитского элемента.

На территории Крыма учтено проживающих в настоящее время болгар 12 075 чел., греков — 14 300 человек, армян — 9919 человек.

Болгарское население проживает большей частью в населённых пунктах района между Симферополем и Феодосией, а также в районе Джанкоя. Имеется до 10 сельсоветов с населением в каждом от 80 до 100 жителей болгар. Кроме того, болгары проживают небольшими группами в русских и украинских сёлах.

В период немецкой оккупации значительная часть болгарского населения активно участвовала в проводимых немцами мероприятиях по заготовке хлеба и продуктов питания для германской армии, содействовала германским военным властям в выявлении и задержании военнослужащих Красной Армии и советских партизан. За помощь, оказываемую немецким оккупантам, болгары получали от германского командования так называемые “охранные свидетельства”, в которых указывалось, что личность и имущество такого-то болгарина охраняются германскими властями и за посягательство на них грозит расстрел.

Немцами организовывались полицейские отряды из болгар, а также проводилась среди болгарского населения вербовка для посылки на работу в Германию и на службу в германскую армию.

Греческое население проживает в большинстве районов Крыма. Значительная часть греков, особенно в приморских городах, с приходом оккупантов занималась торговлей и мелкой промышленностью. Немецкие власти оказывали содействие грекам в торговле, транспортировке товаров и т.д.

Армянское население проживает в большинстве районов Крыма. Крупных населённых пунктов с армянским населением нет. Организованный немцами “Армянский комитет” активно содействовал немцам и проводил большую антисоветскую работу. В гор. Симферополе существовала немецкая разведывательная организация “Дромедар”, возглавляемая бывшим дашнакским генералом Дро, который руководил разведывательной работой против Красной Армии и в этих целях создал несколько армянских комитетов для шпионской и подрывной работы в тылу Красной Армии и для содействия организации добровольческих армянских легионов.

Армянские национальные комитеты при активном участии прибывших из Берлина и Стамбула эмигрантов проводили работу по пропаганде “независимой Армении”.

Существовали так называемые “армянские религиозные общины”, которые, кроме религиозных и политических вопросов, занимались организацией среди армян торговли и мелкой промышленности. Эти организации оказывали немцам помощь, особенно путём сбора средств “на военные нужды” Германии.

Армянскими организациями был сформирован так называемый “армянский легион”, который содержался за счёт средств армянских общин.

НКВД СССР считает целесообразным провести выселения с территории Крыма всех болгар, греков, армян» [45].

В результате 2 июня 1944 года было принято постановление ГКО №5984сс о выселении с территории Крымской АССР болгар, греков и армян. Выселение должно было состояться в срок с 1 по 5 июля [46].

Подводя итоги операций по выселению из Крыма, Берия докладывал Сталину 5 июля 1944 года:

«Во исполнение Вашего указания, НКВД–НКГБ СССР в период с апреля по июль месяц с.г. была проведена очистка территории Крыма от антисоветских, шпионских элементов, а также выселены в восточные районы Советского Союза крымские татары, болгары, греки, армяне и лица иностранного подданства.

В результате этих мероприятий:

А) изъято антисоветского элемента 7833 чел.
в том числе шпионов 998 чел.
Б) выселено спецконтингента 225 009 чел.
В) изъято нелегально хранящегося у населения оружия 15 990 ед.
в том числе пулемётов 716 ед.
Г) боепатрон 5 млн шт.

В операциях по Крыму участвовало 23 000 бойцов и офицеров войск НКВД и до 9000 чел. оперативного состава органов НКВД–НКГБ» [47].

Особенно много спекуляций у защитников «репрессированных народов» вызывает изъятие из действующей армии и отправка на поселение военнослужащих крымско-татарской национальности. Действительно, на первый взгляд эта мера кажется вопиющей несправедливостью. Однако у НКВД были достаточно веские основания для подобного шага:

«Второе обстоятельство, которое необходимо учесть, при организации оперативно-чекистской работы среди спец. переселенцев, является то, что полевые военкоматы, двигавшиеся вслед за воинскими частями, в первые дни после освобождения без соответствующей проверки, призывали в Красную Армию большое количество людей, находившихся на оккупированной территории, среди которых в большем количестве были активные националисты, добровольцы, полицейские, пособники и агентура немецких разведывательных и карательных органов.

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют о том, что указанный контингент, не сумевший уйти с немцами, в связи со стремительностью наступления Красной Армии, всеми мерами стремился влиться в части Красной Армии, для того чтобы избежать наказания и репрессий за свою деятельность» [48].

И в самом деле. В ходе депортации крымских татар из Судакского района оказалось, что из 14 704 человек, предназначенных к выселению, 195 уже были мобилизованы призывной комиссией в ряды Красной Армии [49]. Таким образом, данные 195 красноармейцев крымско-татарской национальности фактически являлись не героями-фронтовиками, а бывшими немецкими прислужниками.

Что же касается тех немногих крымских татар, которые действительно честно воевали в Красной Армии или в партизанских отрядах, то вопреки общепринятому мнению, они выселению не подвергались:

«От статуса “спецпоселенец” освобождались и участники крымского подполья, действовавшие в тылу врага, члены их семей. Так, была освобождена семья С.С.Усеинова, который в период оккупации Крыма находился в Симферополе, состоял с декабря 1942 г. по март 1943 г. членом подпольной патриотической группы, затем был арестован гитлеровцами и расстрелян. Членам семьи было разрешено проживание в Симферополе» [50].

«...Крымские татары-фронтовики сразу же обращались с просьбой освободить от спецпоселений их родственников. Такие обращения направляли зам. командира 2-й авиационной эскадрильи 1-го истребительного авиационного полка Высшей офицерской школы воздушного боя капитан Э.У.Чалбаш, майор бронетанковых войск Х.Чалбаш и многие другие ... Зачастую просьбы такого характера удовлетворялись, в частности, семье Э.Чалбаша разрешили проживание в Херсонской области» [51].

В октябре 1944 года заместитель наркома внутренних дел комиссар государственной безопасности 2-го ранга В.В.Чернышёв и начальник отдела спецпоселений НКВД полковник государственной безопасности М.В.Кузнецов обратились за разъяснениями к наркому внутренних дел СССР Л.П.Берии:

«В НКВД СССР поступает значительное количество заявлений от офицеров и бойцов Красной Армии, являющихся по национальности калмыками, карачаевцами, балкарцами, чеченцами, ингушами и крымскими татарами, греками, армянами и болгарами, которые ходатайствуют об освобождении из спецпоселения своих родственников-спецпереселенцев с Северного Кавказа, из Крыма и бывшей Калмыцкой АССР.

При рассмотрении этих заявлений считали бы целесообразным: устанавливать через командование части, будет ли заявитель оставлен на службе в Красной Армии, в случае оставления заявителя на службе в Красной Армии и при отсутствии компрометирующих материалов на его родственников-спецпереселенцев (жену, детей, родителей, несовершеннолетних братьев и сестёр) освобождать последних из спецпоселения, в персональном порядке, без права их возвращения на Северный Кавказ, в Крым и на территорию бывшей Калмыцкой АССР.

Просим Ваших указаний» [52].

На документе имеются две резолюции: «Переговорите со мной. Л.Берия. 31.XI.1944 г.» и «тов. Кузнецову. Т. Берия согласен, но не применять широкой практики, исключительно индивидуально по заключению ОСП НКВД СССР. В.Чернышёв. 31.XI.1944 г.» [53].

Освобождались от выселения и женщины, вышедшие замуж за русских:

«Донесение на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л.П.Берии
1 августа 1944 г.

При переселении из Крыма имели место случаи выселения женщин по национальности татарок, армянок, гречанок и болгарок, мужья которых являются по национальности русскими и оставлены на жительство в Крыму или находятся в Красной Армии.

Считаем целесообразным таких женщин при отсутствии на них компрометирующих данных из спецпоселения освободить.

Просим Вашего указания.

В.Чернышёв
М.Кузнецов» [54].

В результате на 1 апреля 1949 года отдел спецпоселений МВД СССР располагал сведениями на 569 крымских татар, не подвергавшихся выселению и проживавших в разных районах страны на положении свободных граждан [55].

Сообщая об этом, В.Н.Земсков не преминул лягнуть сталинский режим:

«Поскольку выселение “наказанных народов” являлось по своей сути тотальной этнической чисткой, то и свободные граждане соответствующих национальностей не имели права жить на своей исторической родине. Главным образом по этой причине и осуществлялся негласный надзор за ними. И в этом правиле не допускалось ни малейших исключений» [56].

Между тем среди выселяемых из Крыма (татар, греков, армян, болгар и др.) по состоянию на сентябрь 1948 года было освобождено от спецпереселения более 1000 человек, из них (вопреки Земскову) 581 с правом проживания в Крыму [57]. В качестве конкретного примера можно взять уже упомянутую выше семью казнённого немцами подпольщика крымского татарина С.С.Усеинова, которой разрешили проживание в Симферополе.

Жертвы действительные и мнимые

Защитники «поруганных и наказанных народов» любят ссылаться на то, что гитлеровцам прислуживали не только будущие жертвы депортации, но и представители других национальностей, в том числе русские. Вот что пишет тот же В.Н.Земсков:

«Решения о выселении калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар и других мотивировались сотрудничеством части представителей этих национальностей с фашистскими оккупантами. Причем на практике пособниками фашистов являлась меньшая часть депортированных. Подобная мотивировка, следствием которой являлось лишение целых народов их исторической Родины, была не только чудовищной сама по себе, но и с точки зрения элементарной логики — нелепой и даже глупой. Последовательно руководствуясь этой мотивировкой, следовало бы депортировать весь русский народ (украинский, белорусский и др.) за то, что часть русских, украинцев, белорусов и представителей других национальностей служила во власовской армии и иных подобных формированиях. Абсурдность даже такой постановки вопроса вполне очевидна» [58].

Действительно, абсурдность такой постановки вопроса вполне очевидна, если перейти от голословных демагогических рассуждений к конкретным цифрам. Во время Великой Отечественной войны через советские вооружённые силы прошло 34 476,7 тыс. человек [59], из них погибло или пропало без вести 8668,4 тыс. человек [60], или примерно каждый четвёртый. При этом среди погибших и пропавших без вести насчитывалось 5756,0 тыс. русских и 1377,4 тыс. украинцев [61].

На противоположной же стороне в составе вермахта, войск СС, полиции и военизированных формирований побывало максимум 700 тыс. русских, украинцев и белорусов [62], большинство из которых записались в прислужники оккупантов, чтобы не умереть от голода в концлагере, надеясь при первой возможности вернуться обратно к своим. Таким образом, количество честно служивших Родине в десятки раз превышает количество изменивших присяге. С репрессированными же народами, вроде крымских татар, как мы видели, ситуация прямо противоположная

Впрочем, альтернатива депортации действительно была. Согласно статье 193–22 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля, влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества» [63].

Решись сталинская власть действовать по закону, подавляющее большинство крымско-татарского мужского населения следовало бы расстрелять, после чего этот народ естественным образом прекратил бы своё существование.

Рассказывая о депортации, крымско-татарские националисты и их пособники не могут обойтись без сочинения всяческих страшилок:

«Жителей отдалённого рыбацкого поселка на Арабатской стрелке забыли выслать вместе со всеми. Спохватились, когда отчёт об успешном завершении операции был уже сдан высшему начальству. “Неучтённых” погрузили на баржу и, отбуксировав далеко в море, утопили» [64].

Разумеется, никаких следов утопленной баржи ни в документах, ни на дне морском до сих пор не найдено. Но современные сказочники не унимаются, снова и снова повторяя эту байку. Например, во время предвыборной кампании нынешнего украинского президента Виктора Ющенко эту тему постоянно крутили по крымскому телевизионному каналу «Черноморка».

Ещё более распространённой страшилкой являются россказни о сверхвысокой смертности крымских татар во время перевозки:

«В этих битком набитых вагонах по пути в Сибирь, на Урал и в Среднюю Азию погибли от голода и болезней около двух тысяч переселенцев» [65].

Впрочем, чего уж тут мелочиться:

«У нас, к сожалению, нет точной статистики, но по приблизительным оценкам только в дороге погибло до четверти депортированных крымских татар» [66].

Между тем в действительности из 151 720 крымских татар, направленных в мае 1944 года в Узбекскую ССР, в пути следования умер лишь 191 человек [67].

Эти данные, впервые опубликованные В.Н.Земсковым на страницах журнала «Социологические исследования», попытался оспорить известный эмигрантский демограф Сергей Максудов (А.П.Бабёнышев):

«Движение эшелонов с крымскими татарами продолжалось 15–20 дней. Смертность 0,13% (по 10 человек в день) для населения с повышенной долей стариков и детей — это меньше, чем была естественная убыль крымских татар в мирные предвоенные годы. Хотелось бы спросить руководителей операции Кобулова и Серова: как вам удалось при перевозке в вагонах по 70–100 человек, при отсутствии врачей, пищи и воды снизить норму смертности арестованных по сравнению с обычными условиями жизни? Но и так ясно, что они на это ответили бы: нет таких крепостей, которые мы — большевики — не смогли бы взять. Очевидно, примерно так же думает наш учёный. Мы же заметим, что перед нами очевидная туфта, какой в отчётности НКВД, конечно, не мало» [68].

Начнём с вполне естественного вопроса — а с чего Максудов взял, будто в крымско-татарских эшелонах отсутствовали врачи, пища и вода? Из фольклора несчастных жертв депортации о том, как они стонали, невыразимо страдая под ярмом свирепых угнетателей? Как мы видели, постановление ГКО, причём отнюдь не предназначенное для публикации, предусматривало и врачей, и горячее питание, и кипяток.

Теперь займёмся элементарной арифметикой. 191 умерший из 151 720 человек составляет 0,126%, то есть даже немного меньше, чем указал Земсков. Если считать, что время в пути составляло 15 дней, в пересчёте это соответствует 3,1% годовой смертности. Если же принять время в пути 20 дней, то 2,3%. Между тем в 1926 году общая смертность в СССР составляла 2,03%, а в 1938–1939 гг. — 1,74% [69]. Итак, вопреки Максудову, смертность крымских татар в эшелонах была не меньше, а больше обычного уровня смертности.

Маловероятно, чтобы опытный специалист мог допустить столь грубую математическую ошибку. Скорее следует предположить, что, категорически не желая расставаться с любимыми антисталинскими мифами, Максудов гонит сознательную туфту, надеясь, что читатели не станут проверять его выкладки.

Что же касается душераздирающих историй о том, как «солдаты войск НКВД хватали мертвецов, выбрасывали их в окна вагона» [70], то их абсурдность более чем очевидна. Депортируемые крымские татары — контингент строго подотчётный. Если по прибытии эшелона на место в нём окажется меньше пассажиров, чем было отправлено, начальник эшелона обязан доложить, куда именно делись недостающие люди. Умерли? А может, сбежали? Или, того хуже, отпущены конвоирами на свободу за взятку? Поэтому каждый случай смерти спецпереселенцев обязательно документировался.

Смертность депортированных крымских татар в местах ссылки поначалу действительно была довольно высокой. Однако не настолько высокой, как уверяют нынешние крымско-татарские националисты и их пособники, наперебой высасывающие из пальца фантастические цифры «жертв»:

«Вера в “доброго отца” стоила народу ещё сорока тысяч погибших от голода в самый первый месяц — эти и другие данные о жертвах народа уже много лет на свой страх и риск собирают активисты “Национального движения крымских татар”» [71].

«В годы депортации в Узбекской ССР от голода и болезней погибло 46,2 процента крымско-татарского населения» [72].

На самом деле с момента депортации по 1 октября 1948 года умерло 44 887 человек из числа выселенных из Крыма (татар, болгар, греков, армян и других) [73], то есть менее 20% выселенного контингента. Учитывая, что люди умирают и в нормальных условиях, из этой цифры следует вычесть естественную смертность за четыре года, то есть 7%. Поскольку в 1949-м и в последующие годы смертность спецпереселенцев не отличалась от нормальной [74], повышенная смертность депортированных из Крыма составила не более 13% от численности контингента.

Да и вообще, о каком «геноциде» можно рассуждать, если навстречу эшелонам с вывозимыми в тыл спецпереселенцами двигались на фронт воинские эшелоны с русскими красноармейцами?

Как мы видим, находясь в составе российского государства, крымские татары изменяли всякий раз, когда на землю Крыма приходил враг. Выселение их стало вполне заслуженной и адекватной мерой. Виновность крымских татар была настолько очевидной, что даже реабилитировавший направо и налево «жертвы репрессий» Хрущёв не посмел их вернуть на «историческую родину». Это стало возможным лишь в результате пресловутой перестройки.

Примечания

1. Крым многонациональный. Вопросы и ответы. Вып.1. / Сост. Н.Г.Степанова. Симферополь, 1988. С.72.
2. Там же. С.66.
3. По циркуляру или по требованию жизни? // Красный Крым. 9 февраля 1928. №34(2155). С.3.
4. ГАРФ. Ф.9478с. Оп.1с. Д.284. Л.16.
5. Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...»: Документы, факты, комментарии / Сост. Н.Ф.Бугай. М., 1992. С.131.
6. Бугай Н.Ф. Л.Берия — И.Сталину: Согласно Вашему указанию... М., 1995. С.148.
7. Там же. С.145.
8. Манштейн Э. Утерянные победы. Смоленск, 1999. С.267.
9. Там же. С.251.
10. ГАРФ. Ф.9478с. Оп.1с. Д.284. Л.16.
11. Дробязко С.И. Под знамёнами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооружённых сил 1941–1945 гг. М., 2004. С.265.
12. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.3. Книга 1. Крушение «блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003. С.598.
13. Олендорф был осуждён к смертной казни через повешение 10 апреля 1948 года, на одном из так называемых малых Нюрнбергских процессов. 8 июня 1951 года приговор был приведён в исполнение.
14. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.3. Книга 1. Крушение «блицкрига». С.598–599.
15. ГАРФ. Ф.9478с. Оп.1с. Д.284. Л.20.
16. Там же.
17. Там же.
18. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.3. Книга 1. Крушение «блицкрига». С.601.
19. Там же. С.600.
20. ГАРФ. Ф.9478с. Оп.1с. Д.284. Л.20–21.
21. Там же. Л.20.
22. Национальная политика России: история и современность. М., 1997. С.318–320.
23. «Погружены в эшелоны и отправлены к местам поселений...». Л.Берия — И.Сталину. Составитель Бугай Н.Ф. // История СССР. 1991. №1. С.160.
24. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.3. Книга 1. Крушение «блицкрига». С.599.
25. Чуев С. Проклятые солдаты. М., 2004. С.485.
26. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.3. Книга 1. Крушение «блицкрига». С.600.
27. Бугай Н.Ф. Л.Берия — И.Сталину: Согласно Вашему указанию... М., 1995. С.2.
28. Там же. С.146.
29. Крым: прошлое и настоящее. М., 1988. С.83.
30. Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945 гг. М., 2003. С.700.
31. Там же. С.703.
32. Поляков В.Е. Крымские татары // Дружба народов. 1996. №4. С.129.
33. Якупова В. Крымские татары, или Привет от Сталина! // Комсомолец Татарии. 5 ноября 1989. №44(6649). С.5.
34. Крым многонациональный. Вопросы и ответы. Вып. 1. С.80.
35. Там же.
36. Бугай Н.Ф. Л.Берия — И.Сталину: Согласно Вашему указанию... М., 1995. С.146.
37. Schuma («шума»), сокращённо от Schutzmannschaft der Ordnungspolizei.
38. Дробязко С.И. Под знамёнами врага... С.266.
39. Там же. С.267–268.
40. Там же. С.287.
41. Там же. С.268.
42. Депортация. Берия докладывает Сталину... // Коммунист. 1991. №3. С.107.
43. Сталинские депортации. 1928–1953 / Под общ. ред. акад. А.Н.Яковлева; Сост. Н.Л.Поболь, П.М.Полян. М., 2005. С.497–499.
44. Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...» ... С.138–139.
45. Сталинские депортации. 1928–1953. М., 2005. С.508–509.
46. Там же. С.510–511.
47. Там же. С.518–519.
48. ГАРФ. Ф.9478с. Оп.1с. Д.284. Л.23.
49. Сталинские депортации. 1928–1953. М., 2005. С.506.
50. Бугай Н.Ф. Л.Берия — И.Сталину: Согласно Вашему указанию... М., 1995. С.156.
51. Там же. С.156–157.
52. Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...» ... С.228; Сталинские депортации. 1928–1953. М., 2005. С.548.
53. Сталинские депортации. 1928–1953. М., 2005. С.548.
Надо полагать, «31 ноября» как дата наложения этих резолюций есть результат грубой небрежности составителей данного сборника, а в действительности они датируются 31 октября 1944 года. В пользу этой версии говорит и то, что Н.Ф.Бугай датирует документ октябрём 1944 года. См.: Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...» ... С.228.
54. Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...» ... С.145.
55. Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960. М., 2003. С.188.
56. Там же.
57. Сталинские депортации. 1928–1953. М., 2005. С.522.
58. Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960. М., 2003. С.107.
59. Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование. М., 2001. С.245.
60. Там же. С.237.
61. Там же. С.238.
62. Дробязко С.И. Под знамёнами врага... С.339.
63. Уголовный кодекс РСФСР. С изменениями на 15 ноября 1940 г. Официальный текст с приложением постатейно-систематизированных материалов. М., 1940. С.104.
64. Жаронкин В. Только для русских // Корреспондент. Киев, 15 мая 2004. №17. С.76–79.
65. Пулатов Т. Крымские татары жаждут исхода // Московские новости. 9 апреля 1989. №15(457). С.13.
66. Поляков В.Е. Крымские татары // Дружба народов. 1996. №4. С.132.
67. Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960. М., 2003. С.111.
68. Максудов С. О публикациях в журнале «Социс» // Социологические исследования. 1995. №9. С.115–116.
69. Народонаселение стран мира. Справочник / Под ред. Б.Ц.Урланиса. М., 1974. С.134.
70. Максудов С. О публикациях в журнале «Социс» // Социологические исследования. 1995. №9. С.116.
71. Пулатов Т. Крымские татары жаждут исхода // Московские новости. 9 апреля 1989. №15(457). С.13.
72. Хаяли Р. Демографические последствия депортации крымского народа // Эхо веков. Казань, 1999. №3/4. С.118.
73. Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960. М., 2003. С.193.
74. Там же. С.194–196.


С уважением, Владимир
_________________


А вот хрен им, а не Россия, даже если по нас пройдут (с.)
И.Кошкин "Когда горела броня"
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Вт, 06.02.2007, 01:14             цитировать    

Дмитрий Николаенко, доктор географических наук, профессор

ФОРМИРОВАНИЕ КРЫМСКОГО МИФА В СССР

из книги "Рефлексия о советском пространстве и времени.
Очерки советской исторической и географической науки"

Предисловие


<...> Основное, что нас интересует в данном тексте, связано с особенностями превращения исторической информации в историческое знание. Археологические данные в данном аспекте исключительно важны. Они активно получаются специалистами, сочетающими умственный и физический труд. То есть, они не носят случайного характера. Далее, с ними начинают приключаться самые странные, с нашей точки зрения, явления. Некоторые археологические данные становятся в высшей степени известными и превращаются в расхожий образ массового сознания. Многие археологические данные даже не могут выйти на уровень рутинного употребления специалистов. Они, в основном, есть достояние тех, кто стал непосредственным участником раскопок. Некоторые археологические находки, скажем деликатно, теряются (не сохраняются, не музеефицируются, скажите, как хотите).
Почему происходит такое разделение в судьбах археологических данных? Почему археологическая информация, которая, казалось бы, одинаково важна, так как есть бесценное знание о прошлом, столь различается в последующей своей судьбе? На рассмотрение этого интереснейшего вопроса и направлена серия очерков.
Мы понимаем, что работа будет встречена однозначно негативно. Об этом говорит многое. Специалисты шарахаются от той тематики, которая для нас стала основной. Расскажем случай из жизни. Мы попросили поставить доклад - на семинаре в Отделе Востока Эрмитажа (Санкт-Петербург). Тема связана с анализом превращения археологической информации в историческое знание. Доклад должен был состояться 5 марта 2003 года. Все было договорено с Григорием Львовичем Семеновым, заведующим отделом Востока Эрмитажа. Также уточнялись детали с ученым секретарем отдела Светланой Борисовной. Была встреча и упоминание относительно доклада с Марком Григорьевичем Крамаровским, доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником Отдела Востока. М.Г. Крамаровский занимается раскопками в Старом Крыму 25 лет. Нам представлялось в высшей степени важным и интересным присутствие на докладе человека, имеющего такой большой опыт полевых археологических работ в Крыму и особенно в Старом Крыму. Доклад был связан с крымской тематикой.
Несмотря на все договоренности, доклад не состоялся. Поводом стало то, что мы "не подтвердили" свое намерение выступать. Повод выбран неубедительный, так как все было четко определено (тема, место и время). Можно сказать, что случайность, но такого рода феномены, когда историки не хотят контактировать с коллегами из других специальностей, характерен для постсоветского научного сообщества 1. Контактов откровенно боятся. Есть клановое научное сообщество. Есть свои писаные и не писаные законы поведения. Отходить от них ни под каким видом нельзя. Научное сообщество историков защищается от нежелательных изменений и новинок в целом. Разумеется, основанием служит профессионализм этих людей.
Примерно аналогичная история была с попыткой выступления в Пушкинском доме Санкт-Петербурга, то есть Институте русской литературы РАН. Была просьба поставить доклад, и были контакты с профессором Твороговым. Профессор Творогов - один из ведущих специалистов по каноническому пониманию "Слова", как подлинного текста XII века. У коллег - филологов, также не оказалось времени послушать профессора, который написал монографию, относительно "Слова", проанализированного с новых позиций. Причина в том, что позиции нежелательны. Получилось, что "Слово", в его окончательном варианте, было отредактировано Карамзиным. То есть, это не XII век.
Смысл такого рода поведения представителей российского научного сообщества в старательном уклонении от нежелательных, несанкционированных новинок. Никто не должен вмешиваться в дела их научного сообщества. Это могут быть историки, географы, специалисты по "Слову о полку Игореве", кто угодно. Они приватизировали свои научные дисциплины и направления, и никого со стороны слушать и читать не хотят. Прошлое должно оставаться под контролем научного сообщества. Оно, как раз и создано, для такого контроля. Желаем успехов, но поскольку у нас свои научные интересы, изложим суть своей позиции письменно.
Итак, данный текст представляет собой собрание очерков, которые могут, с нашей точки зрения, быть важными для понимания восприятия информации, получаемой археологами и историками, и трансформации этой информации в историческое знание, то есть усвоенную информацию.
В тексте все ссылки на собственные работы сделаны по третьему изданию "Сочинений". Оно наиболее полно отражает основной массив публикаций по теории социо-культурных систем, на которую мы опираемся в данной работе 2. В это издание вошли наиболее значимые приложения данной теории 3.
История Крыма, в российской социо-культурной системе (СКС), никогда не исследовалась независимо. Причина в том, что история Крыма стала активно формироваться после его присоединения к Российской империи. В изложение - формирование крымской истории всегда закладывался строго определенный социо-культурный смысл и интерес.
В некоторые периоды это делалось более деликатно, но в некоторые российские (советские) идеологи - историки переходили к откровенно упрощенной форме. Последние весьма важны для анализа. Примитивизм имеет ту прелесть, что делает исходные посылки более очевидными. Примером целенаправленного формирования примитивной исследовательской исторической установки на прошлое Крыма может быть послевоенный период времени (1945 - 1980-е годы).
Рассмотрим послевоенные установки на крымскую историю. Они важны по причине того, что доминировали с 1944 - 45 годов до конца 1980-х годов. Начало этого периода связано с депортацией нерусского населения из Крыма (крымских татар, греков, армян, болгар, немцев). Окончание периода связано с крахом советской идеологии и развалом СССР.
Данный период цельный. У него четко определенное начало и логическое завершение. У него своя идеология, которая берет истоки в прошлом, но в своем конкретном виде, имевшая место только на протяжении 40 - 45 лет.
Для понимания этого периода в особенности важны установки, заложенные в начале 1950-х годов. В дальнейшем была рутина, связанная с бесконечным пересказом того, что было разрешено (приказано) говорить. Важно и то, что, начиная с 1960-х годов, крымская мифология, стала настолько привычной, что о ней, скорее, никто и не задумывался.
Анализ проводится не для восстановления "исторической правды". Тем более, это не анализ для критики конкретных лиц. Бог с ними. Это винтики идеологической машины. Они знали, что и зачем делали. Мы хотим понять особенности научной рефлексии в отношении регионов, которые подвергаются активному социо-культурному переосвоению. В Крыму произошла очередная замена населения и СКС, воспользовавшись войной, провела очередные депортации. Под такого рода действия, нужно было переоформить прошлое. Это и было сделано. Дело не в конкретных лицах, а в проявлении социо-культурного процесса переосвоения территорий и рефлексии по поводу этого процесса. История Крыма этого времени, есть только частный случай более общих синергетических процессов.

Претория, ЮАР
16 мая 2003 года


Что у трезвого на уме, у ... на языке

Есть множество работ, как монографий, так и статей по крымской истории, написанных с жестких советских позиций. Историки этого периода времени, как никогда близко, стояли к картельным органам. Не случайно многие выпускники исторических факультетов (с удовольствием) находили работу, именно в карательных и идеологических органах. Это давало стабильность и уверенные перспективы. И первое, и второе бессмертно в российской СКС. История перестала быть наукой, и стала носить откровенно карательно-воспитательно-промывательный характер. Было сформировано многочисленное профессиональное историческое сообщество, которое позволяло дать отпор идеологическим врагам СССР, в любом направлении. Врагов было много и историков, по этой причине, было чрезвычайно много. Рыбаков, среди них, один из первых.
Любопытно, что советское научное историческое сообщество сохранилось и поныне. Именно по этой причине важно проанализировать методологические и теоретические установки одного из его лидеров и посмотреть особенности их воплощения в конкретные интерпретации истории Крыма.
Есть замечательная публикация академика Б.А. Рыбакова о том, как нужно писать крымскую историю 5. Она не вполне известна по причине своей (не)открытости, последние несколько десятков лет. Вероятно, данная публикация изымалась из библиотек, в послесталинские времена. Вместе с тем, ее принципиальные положения, в закамуфлированном виде, проводились историками вплоть до конца 1980-х годов.
Кто такой Рыбаков, и какое он место занимал в советской исторической науке, мы уже писали 6. То, что такой гигант советской истории коснулся крымского прошлого, очень показательно.
Работа Рыбакова "Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований" наиболее показательна в советской послевоенной рефлексии о Крыме. Она необычна своей кристальной чистотой. Это редкий пример идеологической работы, именно по теоретическим и методологическим исследовательским установкам, именно на крымскую историю. Обратим внимание на наиболее характерные и интересные моменты этой жесткой советской интерпретации крымской истории.
В брошюре Рыбакова необычно следующее.
Первое - столичный академик пишет специальную работу по методологии интерпретации региональной истории. Правда, этот регион Крым, из которого не так давно были депортированы многочисленные нерусские люди.
Еще более необычно, что работа издается в Симферополе. Традиционно работы московских авторов издавались в Москве. В данном случае, сочетание почти парадоксальное. Рыбаков был слишком большим начальником, от исторической науки, чтобы писать региональные работы. Наличие такого текста странновато.
Тираж брошюры 800 экземпляров. То есть, по времени издания (1952 год), это почти работа для служебного пользования. Тиражи были, как правило, очень большие. Мелкий тираж - показатель внимания к данной теме, со стороны столичного начальства.
Крымская история всегда играла важную роль для российских историков, по причине того, что это регион переосвоения. На момент его присоединения к Российской империи, здесь была государственность иного социо-культурного образования. Именно с этим связано большое количество проблем и вопросов, выходящих далеко за пределы региона. Крымская история носит во многом индикативный характер для всей истории - идеологии российской СКС.
Второе - работа Рыбакова явно предназначалась для историков. Это была не работа для широких слоев населения, а для формирования правильной, то есть научной установки на историю Крыма у "армии советских историков". Им нужно было объяснить, как понимать тот или иной вопрос крымской истории. В силу опасности данной тематики и высокой степени неопределенности некоторых вопросов крымской истории новейшего периода времени, нужно было специальное пояснение. Работа Рыбакова выполняла эту задачу.
Примеров работ такого рода не много. Обычно исторические работы метауровня носят более скрытый характер. Высказываемые тезисы в них не столь очевидны. Работа Рыбакова в этом отношении исключение.

Указания товарища Сталина и крымская история



В советский период времени совершенно естественным было исходить, в интерпретации крымской истории, из идеологических документов. Как говорила партия, так и повторяли историки. Рыбаков опирается на труды Сталина. Поскольку у Сталина не было трудов именно по Крыму, то за основу берется интерпретация ... языкознания. Казалось бы, связи нет. Но это, только "казалось бы". Как показал Рыбаков, связь прямая.
Рекомендация академика однозначная. "Советским историкам, изучающим прошлое Крыма и Причерноморья, необходимо пересмотреть свои взгляды и методы работы под углом зрения сталинских трудов" 7. Это легко сказать, но сложно сделать. Языкознание, самая ближайшая область сталинских научных увлечений к истории Крыма. Остальные еще дальше. Именно по этой причине Рыбаков пишет тезисы, относительно понимания крымской истории в свете трудов товарища Сталина.
Такого рода примитивное, в своей однозначности, изложение установок на историю Крыма, и указание на труды первого лица государства, как основу понимания региональной истории, есть явление не вполне обычное даже для российской СКС. Советский период, и в особенности послевоенный период времени (1945 - 1980-е годы), был особенным временем. В случае с Крымом, нужно было срочно провести воспитательную работу среди профессиональных историков. Это порождало и некоторую упрощенность, даже по советским меркам.


Вклад в географию


Первое, что отмечает Рыбаков, - тезис относительно географической близости Крыма и Русской равнины. Кстати, в специальной географической литературе, она обычно называется Восточно-европейской равниной. Природа не всегда знает о последней версии государственной границы, проходящей по равнине, и по этой причине не сразу отделяет ее физико-географические характеристики от заграничной части. Историки, в этом отношении, идут впереди природы. Они не только лепят время, но и меняют природу.
Тезис о географической близости Крыма и Русской равнины носит идеологически определенный характер. Говорить относительно близости истории освоения Крыма и русских территорий за исторически значимый промежуток времени нет ни малейшего смысла. Сколь бы много ни генерировалось новинок типа тмутараканского камня, херсонесской присяги и иного, все равно мало что говорит относительно близости истории Руси и Крыма. Тезис о географической близости ставит вопрос несколько по новому.
Рыбаков пишет: "Несмотря на кажущуюся географическую изолированность Крымского полуострова, он, тем не менее, на протяжении всей своей исторической жизни был неразрывно связан с Русской равниной". Основанием для тезиса является то, что некоторые реки имеют устья, которые "сходятся вокруг Крыма" 8. Отрицать это сложно, но и что-то определенное заключить столь же нельзя. Тем более что устья рек не столько "сходятся вокруг Крыма", сколько впадают в Черное и Азовское море, севернее Крымского полуострова.
Тезис о географической близости Крыма и Русской равнины сам по себе не имеет реального значения для исследования истории Крыма. Это чисто идеологическое вступление. Нужно показать несостоятельность Крыма как некоего самостоятельного региона. Обращается внимание на смешение географического и исторического аспектов, в интерпретации Рыбакова. Тезис - преамбула к последующей советской интерпретации истории Крыма.

Диалектика целого и части

После вклада в географию, следует тезис относительно того, что "крымский полуостров ни разу в истории не представлял собою какого-либо целостного государства. Или в Крыму было несколько небольших государственных образований, или же весь полуостров, или часть его входили в состав государств, связанных с Восточной Европой" 9. Далее говорится, что "ни одно из исторических явлений в Крыму нельзя рассматривать изолировано, без связи с судьбами не только Северного Причерноморья, но и всей Восточной Европы. История Крыма - неотъемлемая и важная часть истории Восточной Европы" 10.
В идеологической интерпретации крымской истории, со стороны российских историков, данный тезис играет исключительно большое значение. У него есть два аспекта. Первый - связанность Крыма с некими социо-культурными образованьями. Второй - связанность Крыма именно с Восточной Европой.
Первый аспект верен. Крым никогда, в силу того, что географически это небольшой регион, не мог быть совершенно изолирован от своего окружения. Но, с равным успехом, можно утверждать аналогичное и по множеству иных регионов. Вступать в дискуссии по этому вопросу бессмысленно. Для Рыбакова это только необходимое начало советской концепции освоения Крыма.
Второй аспект откровенно некорректен. Есть большое количество периодов крымской истории, когда его отношения с Восточной Европой, и тем более с Русью, не играли практически никакого значения, ни для одной стороны. Они, может быть, и были, но носили вполне случайный характер. Позднее появились сказки историков. Например, прохождение легендарного "русского фантомаса" Афанасия Никитина, через Кафу, то есть Феодосию. Но даже такие легенды ничего не говорят относительно неких устойчивых связей Руси и Крыма.
В дальнейшем анализе освоения Крыма мы будем детально рассматривать вопрос относительно освоения Крыма, как части варварско-кочевой СКС 11. Детально будет рассмотрен и вопрос относительно переосвоения Крыма в рамках российской СКС. Сейчас не будем вдаваться в детали. Отметим только, что тезис Рыбакова держится на серьезнейших фальсификациях крымской истории. Строго говоря, это даже не фальсификация, а просто выдумка, удобная в идеологическом отношении. Фальсификация подразумевает определенное искажение реальности, на неких источниках. В данном случае, введен тезис, который подкрепляют не источники, а карательные и идеологические органы.
Тезис о том, что "ни одно из исторических явлений в Крыму нельзя рассматривать изолировано, без связи с судьбами не только Северного Причерноморья, но и всей Восточной Европы. История Крыма - неотъемлемая и важная часть истории Восточной Европы" 12 введен для внутреннего советского употребления. Он критики не выдерживает. Основанием его введения стал новый виток освоения Крыма после депортации нерусского населения в 1944 году.

От Адама и Евы до XXV съезда КПСС



Следующий тезис Рыбакова основан на линейной концепции времени, в ее жестком марксистско-ленинском понимании. Есть поступательное историческое развитие. Есть негативные и позитивные факторы, которые влияют на историческое развитие. Соответственно, есть реакционные, и прогрессивные явления, люди, идеологии, все что угодно. Излишне говорить, что все позитивное связано только с текущим советским пониманием всего. Все негативное с тем, что не соответствует текущему советскому пониманию всего. Рыбаков знает, что есть прогрессивное, а что реакционное.
Пишется: "При изучении истории Крыма необходимо учитывать глубокие внешне исторические факторы, в смысле их влияния на развитие и торможение местных производительных сил. Нужно правильно оценить для развития Крыма таких исторических событий, как греческая колонизация, сложение скифского государства, римская и византийская агрессия, образование русского княжества на территории Крыма (Тмутараканское княжество), завоевания Крыма кочевниками (хазарами, половцами, татарами), захват крымских городов генуэзцами, завоевание Крыма Турцией" 13.
Далее, оценка крымской истории Рыбаковым ведется с точки зрения разделения прогрессивного и регрессивного, внесенного в крымскую историю за последние 2700 лет. Для Рыбакова нет различных культур, нет разнообразия их ценностных установок, меняющихся, кстати, и в зависимости от исторического развития. Есть только однозначное линейное развитие. Оценка прошлого, какое бы оно ни было дальнее, ведется только с узкой точки зрения текущих партийных интересов.
В основании такой оценки четко прослеживаются задачи очередного периода социо-культурной ассимиляции Крыма. Декларировать можно что угодно, но фактические задачи советского послевоенного периода освоения Крыма были связаны именно с ассимиляционными процессами. Эти процессы не стоит связывать только с некими малыми народами Севера или североамериканскими индейцами. Это гораздо более общий процесс. После депортации из Крыма основной массы нерусского крымского населения начинался новый этап ассимиляции территории региона. Под него и формировался новый образ региона, всего его прошлого.
Критиковать столь примитивную и агрессивную точку зрения, как у Рыбакова, очень сложно. Она слишком проста и агрессивна, для научного анализа. Ее можно только прояснить, и понять, с чем она связана. С такой позицией можно (не)согласиться, в зависимости от собственных установок и интересов. Важно отметить и то, что столь примитивные линейные построения есть порождения строго определенных периодов идеологической борьбы СКС, и практических ассимиляционных процессов в Крыму.
После определения неразрывности связи Крыма и Русской равнины, и декларации относительно того, что именно Рыбаков все знает о том, кто прогрессивный, а кто реакционный в истории Крыма за последние 2700 лет, начинается оценка различных исторических периодов крымской истории.
Рыбаков последователен. Народы, оставившие свой след в истории Крыма, оцениваются как прогрессивные или реакционные, якобы с точки зрения работы И.В. Сталина "Марксизм и вопросы языкознания". В реальности, оценка делается с более общих советских интересов. Сталин, со своими упражнениями в языкознании, не имеет отношения к данной интерпретации.
В последующие времена столь однозначная точка зрения стала чем-то неприличным у историков, но неприличность состояла именно в ссылке на Сталина, а не в самом методологическом подходе. Когда выяснилось, при Сталине был "культ личности Сталина". Его заменили другие лица. "Вопросы языкознания" заменили другие, столь же универсальные партийные работы. Методологический принцип историков не изменился.
Невозможно удержаться от сравнения. Академик Рыбаков, в своем понимании времени, подобен Шарикову, с его однозначными и категоричными оценками 14. Он все знает, и все вопросы решает четко, ясно и, порой, неожиданно. Рыбаков-Шариков кого-то любит и ценит, а кого-то не очень любит, и не очень ценит. Все это очень интересно и по этой причине дадим слово "академику Шарикову".

Пять причин любви к грекам

Любовь чувство деликатное, сложно уловимое, но не для советского историка-академика. Здесь все имеет рациональные советские основания.
Рыбаков любит греков.
Греки в Крыму Рыбакову нравятся.
Греки в Крыму прогрессивные.
"Основание в Крыму городов-полисов эллинскими выселенцами имело большое положительное значение для исторического развития Крыма, так как приобщило его к высокой античной цивилизации. Симбиоз греческих городов и местного населения привел к созданию своеобразной культуры Причерноморья" 15.
В любви к грекам нынешних российских и недавних советских авторов есть общие основания. Почему российским авторам в целом и академику Рыбакову, в частности, нравятся греки? Шарикову нравились слоны и не нравились коты. Рыбакову и советским авторам нравятся греки и не нравятся татары в Крыму. Почему? Выскажем свое предположение. Причин несколько.
Первая причина. Вероятно, потому, что греки не татары и очевидно отличаются от татар. Это основная причина, по которой российские авторы любят греков в Крыму, во все времена. Греки есть живое свидетельство того, что Крым не был только татарской территорией.
Важно и интересно, что теоретическая любовь российских авторов к крымским грекам, не избавила последних от систематических практических депортаций со своей родины. Начал Суворов. Закончилось работой НКВД в 1944 году. Любовь в российской СКС - дело суровое, как и добро, которое "должно быть с кулаками". Вполне понятно, что большое добро, должно быть с "большими кулаками". Случай описан советским поэтом.
Вторая причина любви к прогрессивным грекам связана с тем, что они "выселенцы". Этот казенный партийно-карательный термин, в данном случае, очень важен. Известно где находится родина греков, и понятно, что ни не могут претендовать на некие особые права в Крыму. Греки живут в Греции, а не в Крыму. И сколь бы долго греки ни жили в Крыму, для Рыбакова-Шарикова они всегда будут выселенцами - переселенцами. В конечном итоге, так и произошло. Случилось это позднее, и крымским грекам немало помогли в этом отношении.
Третья причина любви связана с тем, что крымские греки были сильно ассимилированы в российской СКС. Мы любим тех, кто похож на нас. Мы не терпим отличий. Греки, сохраняя свою этническую идентификацию, оказались в целом подвержены ассимиляции. Они легко вписывались в российскую СКС. У греков не было сопротивления ассимиляции, со стороны российской СКС. Первый раз это проявилось в процесс (пере)(вы)селения войсками Суворова крымского христианского населения за пределы Крыма. Это был первый случай насилия, активно способствовавшего ассимиляции. Далее шло примерно в том же духе. Склонность крымских греков к ассимиляции рождает благосклонное отношение к ним российских властей и любовь историков - идеологов.
Четвертая причина любви связана с тем, что крымские греки - христиане, и по этой причине рассматриваются как антипод мусульман-татар, даже в атеистические советские времена. Все-таки, "почти свои". В некоторые исторические периоды конфессиональная идентификация играет важную роль. В некоторые времена, она теряет свое значение, но в целом, не исчезает никогда.
Пятая причина любви российских историков всех времен к крымским грекам связана с тем, что они не претендуют на свой вариант крымской истории. Среди всех этносов, проживавших в Крыму, греки имеют самую длительную региональную историю. Они имели города-полисы, то есть государственность. Но это было давно, и претендовать на нечто самостоятельное, в современные времена, у них нет оснований. Это приятно отличает их от крымских татар, которые все еще не могут забыть о своей прошлой государственности. Их за это пришлось всех даже выслать из Крыма.
Греки, так же, как и Рыбаков, строят крымскую историю по линейным принципам и делают это с антитатарских позиций. Яркий пример связан с работами современного греческого крымского историка Кесмеджи 16.

Наши скифы

Академику Рыбакову также нравятся скифы. В исторических работах послевоенного периода времени порой даже встречается термин "наши скифы". Они действительно "наши", как это ни странно. Наши, поскольку близки Советской власти идеологически. Это кажется еще более странным, но удивляться не стоит.
Пишется следующее: "Образование в Крыму скифского государства, имевшее большое прогрессивное значение, и усиление местного элемента в полугреческих городах выдвинуло на первое место аборигенные племена Причерноморья, и поэтому внешние силы, которые пытались овладеть Крымом и насильственно оторвать его от Восточной Европы, должны рассматриваться как препятствие в развитии производительных сил полуострова" 17.
Скифы есть любимый крымский этнос российских и советских авторов. Дело не в стихах А. Блока и его утверждениях, что русские и есть скифы. Дело более серьезно. Причин любви к скифам также много. Рассмотрим их.
Первая причина любви к скифам связана с тем, что они не крымские татары. Это, скорее, основное. Это общая причина любви к самым различным народам, некоторое историческое время связанным с Крымом. То, что скифы не могли иметь ничего общего с крымскими татарами, вполне понятно. Их разделяет большое историческое время. Но прогрессивность скифов связана именно с тем, что в терминах Рыбакова они есть нечто противоположное татарам.
Вторая причина любви к скифам связана с тем, что они жили на данной территории достаточно давно и имели свою государственность. В данном случае, государственность есть плюс, а не минус, как у крымских татар. Вопрос относительно скифской государственности очень неоднозначный, но принято считать, что у них было свое государство.
Относительно государственности в варварско-кочевой СКС появилась и новая точка зрения. Она связана с теорией СКС 18. Но теоретические научные рассуждения для историков Крыма мало интересны. Более всего, важна идеология. Наличие скифской государственности важно именно в идеологическом отношении. Крымское ханство было не первым государством на территории Крыма, и поэтому татары есть кочевники и пришельцы. Их государственности в Крыму предшествовало государство греков - выселенцев и скифов - местных элементов.
У крымских татар нет оснований претендовать на особые права в Крыму. Они такие же мигранты, как, например, русские переселенцы в Крым, приехавшие сюда из Горьковской области, после Второй мировой войны. Скифскую государственность российские авторы любят, в основном, по этой причине.
Разумеется, исследование вопроса относительно скифской государственности, именно по этой причине, затруднено. Идеологический штамп и вероятность отклонения от него убивают возможность объективного исследования, соотношения государственности греческих колонистов и народов варварско-кочевой СКС в Крыму.
Третья причина любви к скифам связана с тем, что есть "местный элемент". Любой местный элемент, только не татарского вида, даже если это черт с рогами или без рогов, будет приветствоваться российскими авторами. Крым, действительно, есть регион периодических миграций. От прежнего доминирующего этноса порой остается только название. Материальные и духовные свидетельства его пребывания на территории Крыма начинают носить полулегендарный характер. Для их исследования нужно быть особенно деликатным и последовательным. Задача сложна и в научном отношении. Но в силу идеологических причин, это как раз и не делается. И без того сложная крымская история сознательно фальсифицируется. Скифы оказались прогрессивным "местным элементом", и поэтому был задан их строго определенный образ. Произошла "позитивная мифологизация" скифов.
Эта же судьба, в определенной степени, распространилась и на крымских татар. Но в данном случае произошла "негативная мифологизация" истории этого народа. Сложно найти в Крыму более "местный элемент", чем крымские татары, но именно поэтому, тщательно выделяются нетатарские "местные элементы" и вводятся жесткие идеологические штампы прошлого. Скифы, среди нетатарских "местных элементов", занимают первое место. Тавры - слишком легендарный народ. Это нечто наподобие кентавров древнегреческой мифологии или чего-то аналогичного. То есть, были - не были, непонятно.
Четвертая причина любви к скифам в Крыму связана с предполагаемым ареалом их распространения. Рыбаков настаивает на связи Крыма с Восточной Европой. Для него это очень важный идеологический тезис. Скифы имели большой ареал распространения. Выражаясь в терминах теории СКС, ареал распространения скифов был связан с ареалом варварско-кочевой СКС в целом. Для советской идеологии, это очень важно по причине того, что многие, исторически давно освоенные в российской СКС территории, перешли ей от варварско-кочевой. Они были ассимилированы вместе с их населением 19. То есть, появляется отличная возможность связать Русь с Крымом. Для идеологии послевоенного периода, создававшей образ Крыма без крымских татар, это очень важно.
Вероятно, есть и иные причины любви российских авторов к скифам в целом и скифам в Крыму, в частности. Скифы важны для советской идеологии, и мимо такой темы советский историк Крыма не может пройти.

Посмертная экспроприация экспроприаторов

Рыбакову скифы важны для противопоставления Крыма и римской, византийский и генуэзской "агрессии". Подчеркнем этот странный, в данном случае, термин. Римляне, генуэзцы и византийцы в Крыму рассматриваются им именно как агрессоры.
Попытаемся разобраться в этой странной логике. Это уже, отчасти, паранормальная история. Но объект нашего исследования - академик Рыбаков и его интерпретация крымской истории, поэтому следуем за всеми извилинами его партийной мысли.
Рыбаков настаивает на том, что указанные выше народы есть "внешние силы" в Крыму, и должны рассматриваться как препятствие в развитии производительных сил полуострова.
Утверждение противоречивое и нелогичное. "Внешние силы" или нет, это вопрос для обсуждения, но то, что они могли тормозить развитие "производительных сил" полуострова, бессмыслица. В этом есть явная нелогичность, даже с точки зрения марксизма-ленинизма. Она связана с тем, что скифы были кочевники. Поздние скифы стали вести более оседлый образ жизни, но все равно явно доминировало кочевое животноводство, и связанный с ним образ жизни. Только беднейшая часть скифского населения становилась оседлой. Это было вынужденная мера, и на нее шли от крайней нужды.
Но даже вполне оседлые скифы могли периодически переходить на новые, и достаточно удаленные от Крыма, территории. Среди всех описанных в мировой науке видов оседлого населения, скифы были не самым развитым и не самым оседлым. Кочевники в целом, и кочевники в Крыму, обычно в советской науке, интерпретируются как нечто реакционное. Это связано не только с Крымом. Тезис носит общий, для марксизма-ленинизма, характер 20.
Римляне, византийцы и генуэзцы не были кочевниками. Это оспаривать никто не станет. Следовательно, с точки зрения производительности и прогрессивности производительных сил, они были на порядок выше скифов. То есть, Рыбаков не прав.
Но так упрощенно рассматривать крымскую категорически историю нельзя. Она вся состоит из специальных случаев. Рыбаковым вводится странный оборот относительно того, что Римская империя, Византийская империя и государство Генуя были в Крыму агрессорами, и присутствовали только для эксплуатации "местного населения". По этой причине они должны рассматриваться как реакционные. То есть, дело не только в абстрактной прогрессивности оседлого населения и отсталости кочевников в целом. Оседлое население также бывает различным. Местные кочевники советскому автору ближе, чем оседлые агрессоры, пришедшие из враждебной Западной Европы, чтобы тормозить развитие производительных сил Крыма с I по XV века.
Рыбаков приказывает советским историкам Крыма понимать ситуацию следующим образом: "Завоевание Крыма большими державами, связанными с ним морскими путями (Рим, Византия), не могло способствовать развитию местных производительных сил, так как Крым рассматривался этими державами, как объект эксплуатации, как стратегический пограничный пункт, как опорная база для военно-дипломатических операций и как рынок рабов, покупаемых у кочевников" 21.
В данном тезисе - приказании букет допущений. Рассмотрим их. "Большие державы", которые исторически долгое время контактировали с приморскими районами Крыма, и вполне гармонично сочетались с его "местным населением", представленным людьми варварско-кочевой СКС, оцениваются крайне негативно. Причины следующие.
Основная причина в том, что "большие державы" вели политику на социо-культурное освоение Крыма. Их присутствие в Крыму не был кратковременным захватом, кратковременной эксплуатацией. Со стороны Римской империи как государства, унаследовавшего контроль греческих приморских поселений, и со стороны Византийской империи, также во многом унаследовавшей греко-римские приморские поселения, имела место политика систематического освоения территорий. В том числе, и территории Крыма.
Есть гигантское количество источников, дающих информацию о римском и византийском историческом периоде. Казалось бы, здесь не может быть никаких априорных утверждений. Есть многочисленные письменные источники. Возможен их сравнительный, взаимно дополняемый анализ. Есть множество археологических объектов, связанных с Римской и Византийской империей. В том числе, в Крыму. Нужно только вести их исследование, систематизировать данные. Но именно по причине проверяемости и неподконтрольности данного периода освоения Крыма вводится жесткий априорный тезис. Советские историки должны в один голос говорить то, что "рекомендуется" Рыбаковым. Иностранные книжки нечего читать. Занятие вредное во всех отношениях.
Социо-культурные особенности освоения территорий Римской и Византийской империи описаны с позиций теории СКС. Текст не очень обширный, но он дает вполне корректное преставление о том, как интерпретируется теорией СКС процесс освоения периферийных, для этих империй, территорий 22. Случай с Крымом очень тривиальный. Империи были очень большие, и Крым не был для них чем-то уникальным. На него, в полной мере, распространялся имперский стандарт освоения территорий. Нет малейшего основания говорить относительно уникальности этого региона. В советской же интерпретации, Крым есть совершенно особый случай для римлян, византийцев и генуэзцев.
Рыбаков отчасти поясняет причины негативного отношения к Византии. Оказывается в X - XIII веках роль Византии была "резко отрицательной, так как и император и патриарх стремились оторвать крымские области от связи с Русью, и использовали Крым в качестве стратегического района, откуда можно было направлять удары кочевников на Русь" 23.
Оборот в высшей степени неожиданный. Можно, не без некоторых оснований, говорить о том, что развитие православия на Руси, и в Крыму в частности, было связано именно с Византией. Крещение Руси именно в Крыму, точнее в Херсонесе (Корсуне), а можно сказать и в "нашем Севастополе", есть легенда. Она была введена российскими историками для обоснования прав Российской империи на те границы, которые она имела на конец XVIII века 24. Но усвоение православия на Руси от Византии есть факт. Об этом Рыбаковым не говорится. Оказывается, Византия пытается оторвать Крым от Руси и делает нечто, в высшей степени, странное - пытается направлять удары кочевников на Русь из Крыма.
В написанное Рыбаковым сложно поверить. Невольно перечитываешь и невольно сопоставляешь даты того, кто и когда существовал. Стоит вспомнить и варяжские походы на Царьград, и многое иное. Получается нечто невероятное. Не станем развивать данное положение. О его запредельной идеологичности и абсурдности говорит многое. Точка зрения теории СКС, как на варварско-кочевую СКС, так и на особенности освоения рассматриваемых территорий, изложена в ряде работ 25.
Если бы Рим и Византия были ориентированы на кратковременное присутствие в Крыму и не претендовали на свои стандарты освоения крымской территории, то отношение российских авторов к ним было бы более лояльным. Скорее всего, делался бы акцент на нетатарском происхождении эксплуататоров, то есть римлян, византийцев и генуэзцев. Но поскольку были претензии именно на освоение Крыма, по своим социо-культурным стандартам, то пощады ни римлянам, ни византийцам, ни генуэзцам, от советского автора, нет.
Вероятно, есть и иные причины, по которым исторически длительное римско-византийское присутствие в Крыму, не нравилось академику Рыбакову и историкам российской СКС в целом. Но указанной причины вполне достаточно, чтобы объяснить суть неприязни.

Санкт-Петербург - Претория
© D. Nikolaenko

Примечания

1 Мы занимаемся, в основном, географической наукой.
2 Николаенко Д.В. Сочинения в 18-ти томах. CD-ROM издание. Спб.: Амадеус, 2002. 5290 с.
3 Николаенко Д.В. Морфология социо-культурных образований // Культура народов Причерноморья. - 1998. - № 2.; Николаенко Д.В. Социо-культурные миры. Том 1: Пространственно-временная динамика социо-культурных систем // Константы: Альманах социальных исследований. - 1998. - Специальный выпуск I.; Николаенко Д.В. Социо-культурные миры. Том 2: Пространственно-временная динамика буферных зон // Константы: Альманах социальных исследований. - 1999. - Специальный выпуск II.; Д.В. Николаенко Д.В. Пространственно-временная динамика процессов социо-культурного освоения территорий. Дисс. доктора геогр. наук. Санкт-Петербург: СпбГУ, 1999.; Николаенко. Рекреационная география. М. Владос. 2001. 288 с.
4 Подставьте нужное слово.
5 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. 17 с.
6 Николаенко Д.В. Академик Рыбаков и другие советские историки // www.nikolaenko.ru
7 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 3
8 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 3
9 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 3 - 4
10 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 4
11 Николаенко Д.В. Варварско-кочевая СКС. Сочинения. Том. 9. Спб.: Амадеус, 2002 // www.nikolaenko.ru
12 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 4
13 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 4
14 Булгаков М.А. Собачье сердце. Издание не указываем. Суть Шарикова не меняется в зависимости от того, на какой бумаге издано данное произведение.
15 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 4
16 Кесмеджи П.А. Греки Крыма. Симферополь. Амена. Без указания года. 132 с.; Кесмеджи П., Кесмеджи Г. Княжество Феодоро. Симферополь. Таврида. 1999. 120 с.
17 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 4
18 Николаенко Д.В. Варварско-кочевая СКС. Сочинения. Том. 9. Спб.: Амадеус, 2002 // www.nikolaenko.ru
19 Николаенко Д.В. Варварско-кочевая СКС. Сочинения. Том. 9. Спб.: Амадеус, 2002 // www.nikolaenko.ru
20 Николаенко Д.В. Алтайские экскурсии. Сочинения. Том. 9. Спб.: Амадеус, 2002 // www.nikolaenko.ru
21 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 4
22 Николаенко Д.В. Социо-культурные миры. // Сочинения. Том. 12. Спб.: Амадеус, 2002 // www.nikolaenko.ru
23 Рыбаков Б.А. Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований. Симферополь. Крымиздат. 1952. с. 6
24 Корсунская легенда нами детально анализируется в специальной работе.
25 Николаенко Д.В. Сочинения. Тома 9, 10, 11. Спб.: Амадеус, 2002 // www.nikolaenko.ru

• Полный текст книги см. на сайте http://www.nikolaenko.ru
_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Qirimli
Доступ закрыт




Пришёл: 23.11.2006
Сообщения: 479

Личное сообщение
Профиль      

Прямая ссылка на это сообщение Вт, 06.02.2007, 01:16             цитировать    

Блокпост Неаполь Скифский

/МИХАИЛ ВОЛОДИН/

История под другим углом

История — такая наука, в которой темных пятен и не проясненных до конца событий, пожалуй, больше, чем хорошо изученных и объясненных. К спорным моментам отдельные историки относят и вопрос о происхождении и значении древней столицы скифов — Неаполя Скифского, развалины которого еще можно увидеть близ Симферополя. Думается, нашим читателям будет интересно познакомиться с одной из таких версий.

Наша газета уже писала о том, что городские власти Симферополя приняли решение о создании историко-археологического заповедника Неаполь Скифский. Проект, стоимость которого составляет $5 — 7 млн., предполагается реализовать к 2008 — 2009 годам. Это уже не первая попытка — в начале 90-х годов на Петровских скалах была воздвигнута копия Надвратной башни, но на этом все и завершилось. Между тем в путеводителях по Крыму непременно указывается, что Неаполь Скифский — это памятник «мирового значения». Как же получилось, что легендарный Неаполь, столица Скифии и усыпальница скифских царей, долгие годы пребывал
в забвении?

Сенсация Собачьей балки

История открытия Неаполя Скифского хорошо известна. В 1827 году одному любителю древностей встретилась груженная камнем подвода, в которой находились две плиты: на одной было высечено изображение всадника, на другой — надпись на древнегреческом языке. О находке стало известно директору Керченского музея древностей Бларамбергу, который, проведя раскопки, объявил, что найден Неаполь Скифский. В научных кругах эта новость, надо сказать, была встречена без энтузиазма. Лишь в 1853 году городище исследовал граф Уваров, на досуге занимавшийся археологией, а в 1889 — 1893 годах — академик Веселовский. Особо ничего не нашли, да, наверное, и не ожидали найти.
Дело в том, что о существовании этого города было известно из сочинений древнегреческого историка и географа Страбона. Он утверждал, что скифский царь Скилур, живший во II веке до н.э., вместе с сыновьями построил в Таврии три крепости — Палакий, Хаб (Хабеи) и Неаполь. Поэтому у историков сразу возник к Бларамбергу вопрос, на каком основании он определил, что это именно Неаполь? Были и более веские сомнения. Из истории известно, что в 110 году до н. э. войско понтийского царя Митридата VI Евпатора, которым командовал Диофант, осаждало скифские укрепления Неаполь и Хабеи в течение восьми месяцев, после чего эти крепости пали. В составе войска были шесть тысяч гоплитов — тяжеловооруженных пехотинцев. Но мог ли гарнизон крепости, не имеющий достаточного количества воды — на Петровских скалах ее просто нет, продержаться так долго?
Может быть, существование Неаполя Скифского упоминалось в местных преданиях, тем более что рядом находилось древнее селение Ак-Мечеть? Ничуть не бывало. За местом, где Бларамберг открыл Неаполь Скифский, прочно закрепилось название Керменчик, то есть «маленькая крепость». Даже район, примыкавший к памятнику истории «мирового значения», назывался Собачьей балкой. Лишь в 1895 году тогдашний градоначальник Симферополя, вспомнив о находящемся в этой балке братском кладбище времен Крымской войны, распорядился именовать ее впредь Петровской.

Кто ищет, тот найдет

Время от времени кто-нибудь продолжал раскопки на Петровских скалах, но безуспешно. Вновь Неаполь Скифский был открыт Тавро-скифской экспедицией под руководством Павла Шульца, которая приступила к работе в 1945 году. В этой экспедиции было несколько отрядов, в раскопках использовались воинские подразделения, словом, дело было поставлено с размахом. Петровские скалы, во всяком случае, были перекопаны вдоль и поперек. Чем же был вызван такой неподдельный интерес к скифским древностям, да еще в годы послевоенной разрухи? Дело объяснялось просто. После депортации крымских татар возникла необходимость научно обосновать, что они пришли в Крым тогда, когда здесь уже жили другие народы. А кто мог в древности жить в Крыму? Скифы и тавры. Но ведь они были кочевниками, не так ли? Нет, убедительно доказал будущий академик Рыбаков, одни скифы были кровожадными кочевниками, то есть людьми плохими, а другие — земледельцами, то есть хорошими. Вот именно от хороших скифов, если верить Рыбакову, и произошли восточные славяне.
В Крыму, понятное дело, были цветущие города оседлых скифов-земледельцев, что является неопровержимым свидетельством того, что полуостров — это исконно русская земля, которую впоследствии захватили коварные татары-кочевники, вторгшиеся под видом то ли гуннов, то ли монголов. Осталась самая мелочь — найти эти города. Дело оказалось вовсе не простым. Евпаторийский, Бахчисарайский, Белогорский и прочие отряды Тавро-скифской экспедиции перемалывали тонны крымской земли в поисках мирных скифских поселений, однако не могли обнаружить их следы. Не зря отец истории Геродот ответственно утверждал, что «скифы не строили городов и крепостей».
Но, как известно, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает, что ищет. Опытный археолог Павел Шульц это знал лучше других, а потому и нашел, причем не что-нибудь, а столицу Скифии — город Неаполь, посрамив тем самым древнегреческого историка, который, между прочим, делился личными воспоминаниями о поездке по Скифии. Доказательством того, что Керменчик был когда-то Неаполем Скифским, послужил мавзолей скифского царя Скилура. Как выяснили, что найденный скелет принадлежал Скилуру? Очень просто — антрополог Герасимов по черепу восстановил облик этого скифа, который оказался точь-в-точь похожим на скифского царя, изображенного на барельефе.
Потом, правда, случилась оказия — царский череп потеряли. Скептики, конечно, принялись утверждать, будто Герасимов лепил портрет с барельефа, но кто их слушал, этих скептиков. По итогам экспедиции издательство «Учпедгиз» большим тиражом выпустило несколько книжек о добрых и трудолюбивых скифах, некогда живших в славном городе Неаполе. Шульц без тени сомнения утверждал, что площадь Неаполя составляла 20 гектаров, а архитектура неапольских домов удивительно напоминает русские избы — с точно такими же коньками на крышах.
Были внесены коррективы и в путеводители по Крыму. В издании 1951 года уже можно было прочесть: «Раскопки Неаполя Скифского, произведенные в 1945 — 1950 годах, дали богатые результаты и проливают новый свет на преемственную связь между культурой скифов и последующей культурой древнейших славян». Дошли отголоски легенды о добрых скифах и до наших дней. Правда, в современном путеводителе она сформулирована несколько иначе: «Неаполь Скифский словно растаял в воздухе. Целое тысячелетие (с III по XIII век) нет никаких сведений ни о нем, ни о месте, на котором он стоял. Темное тысячелетие… Волны кочевников, накатываясь из степей к кромке горных лесов, неизменно разбивались здесь, как о невидимый утес». Не блокпост кочевников, собиравших дань с покоренных племен, а прямо-таки Китеж-град из древнерусских былин.

«Добрые» воители

Но, может быть, скифы в Крыму действительно занимались земледелием, сажали фруктовые сады и выращивали виноград? О таврах, например, Геродот написал прямо: «У них существуют такие обычаи: они приносят в жертву деве потерпевших крушение мореходов и всех эллинов. Живут тавры разбоем и войной». Впрочем, по сравнению со скифами тавры выглядят вполне безобидно. «Военные обычаи скифов следующие, — писал Геродот. — Когда скиф убивает первого врага, он
пьет его кровь. Головы всех убитых им в бою скифский воин приносит царю. Ведь только принесший голову врага получает свою долю добычи, а иначе — нет. Кожу с головы сдирают следующим образом: на голове делают кругом надрез около ушей, затем хватают за волосы и вытряхивают голову из кожи. Потом кожу очищают от мяса бычьим ребром и мнут ее руками. Выделанной кожей скифский воин пользуется как полотенцем для рук, привязывает к уздечке своего коня и гордо щеголяет ею. У кого больше всего таких кожаных полотенец, тот считается самым доблестным мужем. Иные даже делают из содранной кожи плащи, сшивая их, как козьи шкуры. Другие из содранной вместе с ногтями с правой руки вражеских трупов кожи изготовляют чехлы для своих колчанов. Многие скифы, наконец, сдирают всю кожу с вражеского трупа, натягивают ее на доски и затем возят ее с собой на конях». Вот такие были добрые и трудолюбивые люди эти скифы.
В VI веке до н.э., покорив народы Причерноморья, скифы отправились в Азию, дойдя до Палестины и Египта. Сохранилось много исторических свидетельств того, что они там натворили. Вот одно из них: «Орда за ордой скифов покрыли богатые равнины юга. Они пришли, как саранча, бесчисленные и непобедимые. Они не щадили ни пола ни возраста, жестоко уничтожая население. После них поля были опустошенными, селения и жилища сожжены огнем и вся страна представляла собой пустыню». Поход скифов продолжался 28 лет, после чего они вернулись обратно. Здесь их ждал сюрприз — покоренные некогда народы вырыли ров «от Таврских гор до Меотийского озера в том именно месте, где оно шире всего». (Меотийским озером в древности называлось Азовское море.) По словам Геродота, после того как многочисленные атаки скифов были отбиты, один из них воскликнул: «Что же мы делаем, мужи-скифы! Сражаясь с нашими рабами, мы и сами, погибая, становимся малочисленнее, и, убивая их, мы впредь будем властвовать над меньшим их числом. Мне кажется, нужно отбросить копья и луки и, взяв каждому по конскому кнуту, подойти к ним. Пока они видели нас с оружием в руках, они считали себя подобными нам и равного с нами происхождения. Когда же они увидят у нас кнуты вместо оружия, они поймут, что они наши рабы, и, признав это, не устоят». По легенде, увидев в руках у скифов кнуты, рабы поняли всю беспочвенность своих притязаний на демократию и разбежались кто куда.

Таинственные сатархи

В действительности скифы так и не смогли поработить восточный Крым, где образовалось и долгое время существовало Боспорское царство. Оно, кстати, процветало — достаточно сказать, что Греция ежегодно закупала здесь около миллиона пудов пшеницы. Кроме того, в пределах Боспорского царства, как в Крыму, так и на Таманском полуострове, было развито виноделие и виноградарство. При раскопках городов Мирмекий и Тиритаки отрыто много виноделен, самая ранняя из которых датируется III веком до н. э. Кроме того, жители Боспорского царства занимались скотоводством — держали много домашней птицы: кур, гусей, уток, а также овец, коз, свиней, быков и лошадей, дававших мясо, молоко, кожу для одежды. Так почему же академик Рыбаков не установил кровное родство русского народа со скромными тружениками Боспорского царства? Кто там жил?
В 1999 году экспедиция крымского археолога Юрия Зайцева обследовала на Петровских скалах остатки некрополя возле развалин «дворца Скилура». Под отвалами старых раскопок были обнаружены 200 разрозненных фрагментов постамента с изображением всадника с копьем и надписью. После расшифровки надписи выяснилось, что стела украшала гробницу «могучего и прославленного Аргота, повелителя Скифии». Отличился он главным образом тем, что способствовал появлению на свет нескольких десятков сыновей и дочерей. В перерывах между этим важным занятием он «на фракийцев и меотов кару божью ниспростер и разметал». Здесь грек-каменотес Арготу явно польстил — именно эти народы и составляли основу населения Боспорского царства. Чем же они не угодили историку Рыбакову?
С фракийцами можно было бы породниться, но в таком случае с претензиями на Крым могли выступить Турция, Греция и Болгария, поделившие между собой древнюю Фракию. С меотами, издавна населявшими окрестности Меотийского озера, и вовсе неудобно получилось. По всему выходило, что они были адыгами, потомки которых (кабардинцы, адыгейцы, черкесы) были депортированы вместе с крымскими татарами. А не было ли в Боспорском царстве других народов? По сообщению Стефана Византийского, «Тафра — страна у Меотийского озера, которую окружили рвом рабы... Жители — сатархи». Этот загадочный народ не удостоился чести быть причисленным к предкам русского народа, видимо, из-за имени, подозрительно созвучного с татарами. Вот и пришлось Рыбакову сочинять сказку о хороших скифах (в 1949 году она была удостоена Сталинской премии), а археологу Шульцу делать эту сказку былью.
Кстати, на сенсационное открытие Неаполя Скифского городские власти Симферополя нехотя отреагировали лишь в 1958 году, назвав одну из улиц, примыкавших к Петровским скалам, Неапольской, а другую — Скифской. Промежуточный участок временно назвали улицей Пролетной. Возможно, собирались назвать в честь царя Скилура, но благоразумно решили подождать — все-таки царь, хоть и скифский. Наконец, в 1966 году, когда скифы были напрочь забыты, переименовали эту улицу в честь Батаева — члена симферопольской подпольной организации в годы войны. Видно, поторопились.

http://1k.com.ua/159/details/9/1[/b]
_________________
"Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов Тысяча и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов и назвали их псевдоклассическими именами - Севастополем, Симферополем, Евпаторией"
М.Волошин.
Показать сообщения:   
Создать     Ответить на тему    Список форумов Севастополь.ru -> Общественно-политический Часовой пояс: GMT + 2
На страницу 1, 2, 3, 4  След.
Страница 1 из 4

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах



Powered by phpBB © 2001-2008 phpBB Group

© 1997-2024, sewastopol.ru
Executed in 0.355 sec, 30 queries